Шрифт:
Зенна Хендерсон - Тише!
Джуни вздохнула, привычным движением откинула назад чёлку с глаз, пальцем заложила нужную страницу в учебнике геометрии и поглядела в дверь гостиной на лежащего на диване Дабби.
– Дабби, пожалуйста, - умоляюще попросила она.
– Ты обещал матери, что сегодня будешь вести себя тихо. Как ты можешь справиться со своей простудой, если
Лихорадочно блестящие глаза Дабби выглянули из устроенной им из одеяла палатки, где он колотил игрушечной гитарой по жестяному грузовичку.
– Я веду себя тихо, Джуни. Это грузовик устроил шум. Видишь? – И он снова ударил по нему. Гитара раскололась на кусочки, и Дабби удивленно моргнул. Он колебался между слезами по поводу сломанной игрушки, и смехом от того, с каким ужасным шумом это произошло. Прежде, чем он успел решить, он начал кашлять, вырвавшийся откуда-то из глубины груди кашель нещадно сотрясал маленькое тело.
– Мне кажется, этого достаточно, Дабби, - твердо сказала Джуни, очистила диван от игрушек и привычным жестом поправила одеяло. – Так или иначе, ты должен будешь пойти в свою комнату через пятнадцать минут - или отправишься туда прямо сейчас, если не будешь сидеть спокойно. Твоя мама будет звонить в семь, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. Я не хочу её расстраивать и говорить, что ты ведёшь себя не слишком хорошо. Сейчас ты будешь читать свою книжку и молчать. Мне нужно доделать домашнее задание.
Был короткий период тишины, нарушаемый всхлипываниями Дабби и шуршанием карандаша Джуни. Потом Дабби начал петь:
Рыболовная шхуна пустилась в пляс,
Рыболовная шхуна пустилась в пляс,
Рыболовная шхуна пустилась в пляс,
Рыболовная! Шхуна! Пустилась! В пляс!
– Даб-би! – Джуни оторвала взгляд от учебника, чтобы неодобрительно посмотреть на него.
– Это не шум, - запротестовал Дабби. – Это песня! Рыболовная шхуна… -Кашель оборвал его на середине фразы, и Джуни пришлось подавать ему носовой платок, и устраивать поудобнее, пока приступ не прекратился.
– Видишь?
– сказала она.
– Твой кашель считает, что это шум.
– Ну, а что тогда мне можно делать?
– забеспокоился Дабби, уже четыре дня скучавший в постели и изнурённый мучительным кашлем, который до сих пор всё ещё беспокоил его.
– Я не могу петь, и я не могу играть. Чем мне заняться?
– Ну, - Джуни мысленно перебрала несколько идей из своего опыта работы няней, и остановилась на игре, которую сам же Дабби придумал и которую очень любил.
– Почему бы нам не поиграть в воображаемых животных? В воображаемый зоопарк. Полагаю, что зеленый жираф с хвостом как швабра, и с роликовыми коньками для ногах для начала будет неплох, как ты считаешь?
Дабби с серьёзным видом обдумал её предложение.
– Только пусть у него будут овальные ушки, похожие на лопасти пропеллера, - сказал он, Дабби всегда был очень серьёзен в вопросах, которые касались ушей, поскольку часто возникали проблемы с его собственными.
– Конечно, так и будет, - сказала Джуни. – Ну, теперь твоя очередь придумывать.
– А у меня будет лев, - сказал Дабби после некоторых раздумий.
– Только вместо хвоста у него флаг - пиратский флаг - и он одет в желтую
– Прекрасно! – похвалила Джуни.
– Теперь моя очередь. Это будет орел с радужными крыльями и ожерельем из роз, растущих вокруг его шеи. И единственное, что он когда-либо ест - это песни птиц, но птицы боятся его, и поэтому он почти все время голоден, бедолага.
Дабби хихикнул.
– Давай ещё поиграем, - сказал он, откинувшись на подушки.
– Нет, теперь твоя очередь. Почему бы тебе самому не поиграть так, как мы сейчас это делали? Я просто хочу закончить своё задание по геометрии.
Лицо Дабби омрачилось, но затем он улыбнулся.
– Ладно.
Джуни вернулась к столу, радуясь, что Дабби был хорошим ребенком, а не таким, как некоторые из ребятишек, за которыми в свое время ей доводилось присматривать. Она с ногами забралась в своё кресло, провела руками по волосам. Она сделала паузу, прежде чем приступать к решению следующей теоремы, и мельком глянула на Дабби. Беспокойство шевельнулось в её сердце, когда она увидела, какими бледными и тонкими были черты его лица. Казалось, каждый раз, когда она приехала, он становился всё более бледным и прозрачным. Она слегка вздрогнула, когда она вспомнила слова своей матери: «Бедный ребенок. Ему никогда не придется беспокоиться о наступлении старости. Ты обращала внимание на его глаза, Джуни? В них видна мудрость, какой не должно быть во взгляде ни у одного ребёнка. Так, словно ему уже доводилось заглянуть за грань».
Джуни вздохнула и вернулась к своей работе. Система отопления тихо напевала, долгий день плавно сменял уютный вечер.
Миссис Уоррен редко оставила Дабби, потому что он почти всё время болел, и она практически никогда не оставляла его одного на ночь. Но сегодня, когда Джуни вернулась домой из школы, мать сказала, что её просила перезвонить миссис Уоррен.
– О, Джуни, - обратилась к ней миссис Уоррен по телефону, - не могла бы ты, если это возможно, прийти прямо сейчас?
– Сейчас? – испуганно спросила Джуни, планировавшая вечером привести в порядок ногти и волосы, а затем встретиться с Ларри-Анн, чтобы прослушать ее новый альбом.
– Мне неловко просить об этом, - сказала миссис Уоррен.
– Я сама не люблю людей, которые договариваются о чём-то в последнюю минуту, но мать господина Уоррена снова очень сильно заболела, и мы просто обязаны поехать к ней домой. Нам не хотелось бы оставлять Дабби с кем-нибудь, кроме тебя. Он снова подхватил этот гадкий бронхит, поэтому мы не можем взять его с собой. Я вернусь домой так быстро, как только смогу, даже если Орин должен будет остаться. Он сейчас примчался с работы домой и ждет меня. Так что, пожалуйста, приезжай, Джуни!
– Хорошо, - Джуни растаял от слез, звучавших в голосе миссис Уоррен. В конце концов, привести в порядок волосы и ногти и послушать новый альбом можно и позже, а домашнее задание по геометрии сделать у Уорренов.
– Ну, ладно. Я сейчас буду.
– О, да благословит тебя Господь, дитя, - воскликнула миссис Уоррен. Ее голос отдалился от телефонной трубки.
– Орин, она уже идет!
– и она отключилась.
– …Джуни!
– Должно быть, он окликал её уже несколько раз, прежде чем сумел дозваться до Джуни сквозь окутавший её мрачный туман очередной теоремы.