Титан. Фея. Демон
Шрифт:
— Какой нынче год? 1950-й? Удивляешь ты меня, Джин. Да и что можно скрыть от тестов НАСА? Да, у нее был гомосексуальный опыт, не сомневайся. И у меня. И у тебя, кстати. Я читала твое досье. Хочешь, скажу, сколько тебе тогда было лет?
— Я тогда совсем щенком был. Но суть в том, что я подозревал это, когда мы трахались. Ноль эмоций, врубаешься? Держу пари, что когда вы с ней за это беретесь, все по-другому.
— Мы не… — Сирокко осеклась, недоумевая, как же она позволила так далеко себя завести. — Разговор окончен. Я не желаю это обсуждать. Да и Габи уже возвращается.
Подойдя
— У меня правда уши горят — или мне только кажется?
Ни Джин, ни Сирокко ей не ответили, и Габи вздохнула.
— Опять двадцать пять. Кажется, я почти готова согласиться с теми, кто говорит, что от мужчин в космосе толку меньше, чем вреда.
Пятый день окончательно завел их в ночь. Теперь оставался только призрачный свет от дневных областей, что кривились по обе стороны. Немного — но все же достаточно.
Склон стал заметно круче, а слой почвы на нем — тоньше. Часто путники шли прямо по теплым обнаженным жилам, где, кстати, и ноги не так соскальзывали. Теперь они стали привязываться друг к другу веревками и всегда следили, чтобы двое висели, пока один карабкается.
Растительная жизнь Геи не сдавалась даже здесь. Мощные деревья пускали вдоль троса свои корни, меньшие побеги которых упорно вгрызались и цеплялись за малейшие неровности. Неимоверные усилия борьбы за жизнь в столь неприветливом окружении лишали деревья всякой привлекательности. Изможденные и одинокие, со светящимися полупрозрачными стволами, они скупо развешивали свою листву, подобную какой-то мимолетной, призрачной пелене. Корнями их кое-где можно было пользоваться как лесенками.
К концу того дня они уже проделали семьдесят километров по прямой и стали пятьюдесятью километрами ближе к ступице. Деревья здесь росли достаточно жидко, и путники смогли различить, что находятся выше уровня крыши, углубляясь в коническое устье расположенной над Реей спицы. Оглянувшись назад, они могли увидеть простирающийся внизу Гиперион. Впечатление создавалось такое, будто они летят на воздушном змее, чудовищной леской привязанном к каменному кулаку под названием Место Ветров.
Утром шестого дня путники увидели блеск стеклянного замка. Сирокко и Габи сидели в сплетении древесных корней, пока Джин тянул веревку к подножию странного строения.
— Возможно, это то самое и есть, — сказала Сирокко.
— В смысле, вестибюль с лифтами? — фыркнула Габи. — Тогда я лучше бы прокатилась на «американских горах» из картона.
Строение несколько походило на итальянский горный городок, миллионы лет назад возведенный из сахарной ваты и наполовину оплывший. Купола и балконы, арки и контрфорсы, зубчатые стены и идущие уступами крыши — все это громоздилось на выдающемся вперед уступе, стекая с него подобно подтаявшему на вафельной пластинке мороженому. Высокие башни торчали вверх под всевозможными углами — будто карандаши в стаканчике. По форме каждая башня смахивала на веретено. По углам искрились сугробы — не то снега, не то голубоватой сахарной пудры.
—
По-моему, Рокки, тут один каркас.— Сама вижу. И вообще, дай пофантазировать, ага?
Замок вел беззвучную битву с вьющимися белыми побегами. Сначала показалось, что наступило перемирие — тем более что замок понес смертельный урон. Но стоило Сирокко и Габи присоединиться к Джину, как они услышали сухой шелест побегов — будто сама смерть шуршала своей черной мантией.
— Похоже на испанский мох, — заметила Габи, вырывая целую пригоршню спутанной массы.
— Только крупнее.
Габи пожала плечами.
— Если Гее удается сочетать крупные размеры с экономичностью, почему бы и нет.
— Тут дверь, — крикнул им Джин. — Хотите войти?
— Еще бы.
От края уступа до стены замка было пять метров ровного пространства. А невдалеке от путников виднелась округлая арка — чуть выше макушки Сирокко.
— Ой, мамочка! — выдохнула Габи, прислоняясь к стене. — До того отвыкла ходить по ровной земле, что голова закружилась. Просто забыла, как это делается.
Сирокко зажгла масляную лампу и вслед за Джином прошла через арку в стеклянную комнату.
— Лучше держаться друг друга, — сказала она.
Для осторожности были, казалось, веские причины. Хотя ни одна поверхность не была полностью отражательной, место это очень во многом напоминало карнавальные дома зеркал. Путники видели сквозь все стены — а там такие же стеклянные стены вели дальше в точно такие же комнаты.
— А как мы потом отсюда выберемся? — опросила Габи.
Сирокко указала на пол.
— По нашим следам.
— Ах да. Как же я сама не догадалась. — Нагнувшись, Габи рассмотрела тонкую пыль, устилавшую пол. Попадались там и гладкие кусочки покрупнее.
— Матовое стекло, — заключила она. — Смотрите не поскользнитесь.
Джин покачал головой.
— Сперва я тоже так решил. Но это не стекло. Стены тонкие, как у мыльного пузыря, и очень непрочные. — Выбрав одну из стен, он осторожно надавил на нее ладонью. С негромким звяканьем стена лопнула. Джин успел поймать один из кусочков, что неторопливо поплыли к земле, и легко раздавил его в кулаке.
— Интересно, сколько стен потребуется разбить, прежде чем на нас рухнет потолок? — спросила Габи, указывая на комнату этажом выше.
— Да уже немало. Сейчас это место — лабиринт, хотя изначально таковым не задумывалось. Мы прошли через несколько стен просто потому, что они уже были кем-то разбиты. А на самом деле это просто горка из кубиков, где нет ни входов, ни выходов.
Габи и Сирокко переглянулись.
— Вроде той постройки, что мы видели под тросом, — сказала Сирокко. Потом описала ту постройку Джину.
— Но кто строит дома без дверей? — поинтересовалась Габи.
— Камерный наутилус, — ответил Джин.
— Еще раз?
— Наутилус. Он делает себе раковину по спирали. Когда раковина становится слишком мала, он движется дальше и запечатывает ту камеру, что осталась позади. В поперечном разрезе очень мило смотрится. И очень похоже на то строение, которое вы увидели, — маленькие камеры снизу, большие сверху.
Сирокко задумчиво нахмурилась.
— Но здесь-то все комнаты примерно одного размера.