Титан

— У меня только что состоялся разговор с президентом, — сообщил он, садясь во главе стола. — Он сказал, что звонил старику на «Сизпрей» и тот все еще держится своей старой линии.

— Никаких сделок с Пентагоном? — спросил Морис. Ему исполнилось уже тридцать девять, и он был отцом четверых детей.

— Никаких сделок с Пентагоном. Лично у меня терпение уже иссякло. Мы теряем сотни миллионов долларов на нереализованных заказах только из-за того, что какой-то дряхлый старикашка на своей яхте полагает, что это, видите ли, безнравственная война!

— Она такая и есть, — сказал Эдвард. Он был вице-президентом «Флеминг индастриз» и заправлял издательским и газетным бизнесом. Он так и остался холостяком и, несмотря на то что присоединился к предпринимательскому истеблишменту, до сих пор не признавал деловых костюмов, а ходил всегда в мешковатых пальто из твида. Это было последним, что не умерло в нем от «битника».

— Нет, нравственная, черт возьми! — рявкнул Чарльз. — Если мы не остановим их во Вьетнаме, скоро вся Азия будет размахивать красным флагом! Америка должна быть сильной и могущественной, и наш отец, который вообще-то должен знать это лучше всех нас — ведь он был в России во время революции и даже попал в лапы к коммунякам, — теперь страдает размягчением мозгов и хочет позволить им запугивать нас! Америка всегда вела только справедливые войны, и эта война такая же справедливая, как и вторая мировая!

— Чарли, где ты понабрался всей этой дребедени? — сказал Эдвард. — Нам нечего делать во Вьетнаме. Старик полностью прав. Если откровенно, я даже удивлен тем, что он занимает такую позицию, но восхищаюсь его мужеством.

Чарльз сверкнул глазами на брата, но сдержался.

— Хорошо, давайте оставим вопросы морали, — предложил он. — Давайте поговорим о деньгах. О наших деньгах! Мы не только теряем миллионы на заказах, мы записываем себя в «черный список» Пентагона. Я разговаривал с высокопоставленными генералами, которые дали понять, что, если мы не подадим им руку помощи сейчас, когда они в нас нуждаются, они не подадут нам руки никогда. Компания Рамсчайлдов является одной из самых крупных военных фирм в мире и приносит четверть всех доходов «Флеминг индастриз». А если Пентагон поставит на нас крест, нам останется только штамповать охотничьи пугачи и игрушечные пистолеты. Вы мои братья. У нас у всех очень много поставлено на эту компанию. Неужели вы хотите, чтобы это случилось?

В воздухе повисла гнетущая тишина.

— Но что мы можем сделать? — спросил наконец Морис. — Это отцовская компания. Он босс.

— Может, и нет, — сказал Чарльз. — Ему семьдесят пять лет. Может, нам удастся объявить его неспособным к управлению таким производством.

— Об этом можешь забыть, — фыркнул Эдвард. — Он способнее любого из нас, и тебе это прекрасно известно. А если ты попытаешься провернуть с ним такую штуку, он съест тебя с потрохами.

Чарльз хрустнул костяшками пальцев.

— Ты прав, — признал он. — Но есть и другой путь. В «Флеминг индастриз» есть по меньшей мере пятнадцать миллионов долей в акциях класса «А» с правом голоса. Отцовский пай перетянет любой из наших. У него три с половиной миллиона акций. У него есть еще три миллиона в «Флеминг фаундейшн», но они не имеют здесь права голоса. Два с половиной миллиона или около того находятся на руках мелких вкладчиков. У нас же, его детей, у каждого по миллиону акций. Шесть детей — шесть миллионов. Если мы сложимся все вшестером, то наш коллективный голос станет самым весомым. Мы можем просто заставить его торговать с Пентагоном!

— Ты играешь с огнем, — предупредил Эдвард. — Старик еще может переписать свое завещание. Если мы осмелимся говорить с ним на языке силы, он лишит всех нас наследства. Он переведет свои акции в «Флеминг фаундейшн» и переименует ее в «Флеминг индастриз». А потом хорошенько даст нам всем под зад. Кроме того, на меня можешь сразу не рассчитывать, потому что я согласен со стариком.

Чарльз гневно взглянул на своего младшего брата.

— Ты, Эдди, всегда любил привлекать к себе внимание громкими акциями. Сначала ты уехал в Гринвич-виллидж и стал там голозадым хиппи, а теперь хочешь пустить по миру всю семью? Неужели ты не понимаешь, что на Уоллстрит прекрасно известно, что мы бойкотируем предложения Пентагона? Посмотри, что стало с курсом наших акций за последние полгода! Бумаги Флемингов в течение нескольких десятилетий были надежнейшими из самых надежных, а теперь посмотри, что творится! Со ста восьмидесяти четырех курс наших акций упал до ста девятнадцати! Мы скоро все накроемся медным тазом!

— Не накроемся, — сказал Эдвард мрачно.

— Чарли прав, — заметил Морис. — В финансовом отношении компания катится в пропасть. Если «Рамсчайлд» не будет торговать с правительством, тогда останется один выход — продать компанию.

— Нет, об этом и не мечтайте, — тут же замотал головой Чарльз. — «Рамсчайлд» — это мое детище. Вы хорошо знаете, какие бабки компания может приносить. Это золотая жила, которую мы не разрабатываем только из-за упрямства отца. Если уж на то пошло, то давайте зададим себе откровенный вопрос: кто реально управляет компанией — мы или старик? Эдди прав насчет того, что давить на него — большой риск. Но ведь, если по чести, всю работу выполняем мы! Когда он сюда последний раз заглядывал, а? Они с Дианой постоянно либо на яхте, либо где-нибудь в Европе. Он больше не имеет к компании никакого…

— А я думаю наоборот, — прервал его Эдвард. — Конечно, он не принимает участия в ежедневных операциях, но он защищает стратегические интересы компании. И наши, кстати, семейные интересы. Я считаю, что если мы не ввяжемся в эту паршивую войну, то в общественном мнении очень выиграем.

— Если к тому времени от нас еще что-нибудь останется! — крикнул Чарльз. — Нам надо принимать решение. Старик уважает только силу. Поэтому я считаю, что если мы поиграем немного мускулами перед его носом, то вполне возможно, что он уступит.

— На меня не рассчитывай, — повторил Эдвард.

— Я и не рассчитывал. Как с тобой, Морис? И ты, Хью?

Они колебались.

— А что Файна и Сильвия? — наконец спросил Хью. — Без них все равно не обойтись.

— Файна будет за меня, — сказал Чарльз. — Она терпеть не может Диану с тех самых пор, как узнала, что тот турок, который пристрелил Рода Нормана, был нанят ею. Это какой же надо быть дурой, чтобы рассказать такое?

— А Сильвия?

— Сильвию я беру на себя.

— Если тебе удастся уговорить Сильвию, тогда можешь рассчитывать и на меня.

— Отлично, Хью! — улыбнувшись, воскликнул Чарльз. — Морис?

Морис, самый консервативный член семьи Флемингов, ответил уклончиво:

— Я должен все обдумать. Сначала уломай Сильвию, потом я дам свой ответ.

Чарльз хлопнул ладонями по столу:

— Ладно, пока достаточно. Завтра я вылетаю в Лондон к Сильвии.

— Вы все совершаете большую ошибку, — заметил Эдвард.

Чарльз бросил на него взгляд.

— Еще посмотрим, кто из нас совершил большую ошибку, — сказал он веско.

Выдающаяся красота была все еще очевидна, но она быстро меркла от неумеренного воздействия сначала калифорнийского солнца, потом калифорнийских вин и, наконец, калифорнийских наркотиков. Мечта Файны стать кинозвездой такого же уровня, как ее отец Род Норман, обернулась истинным кошмаром. У нее была внешность звезды и талант актрисы, но недоставало того трудноопределимого «чего-то», что западало в душу зрителю. После съемок в незначительных ролях в тусклых постановках ее агент стал упрашивать ее обратиться за помощью к своему влиятельному отцу. Чтобы он пришел и спас ее карьеру, висевшую на волоске. Это предложение настолько оскорбило ее, что она ушла не только из кино, но стала также удаляться и от жизни. По крайней мере, от реальной жизни.