Титаник-2

— Все, я готова.

— Только поосторожнее на лестницах.

— Таня, огромное спасибо вам за все. Было так хорошо.

— Давай, дуй на завтрак. Твой Лео, наверное, заждался тебя, — улыбнулась Варламова.

Катя со всех ног бросилась в ресторан.

По дороге она едва не сбила мужчину с бородкой, лицо которого ей показалось знакомым.

— Доброе утро, русская красавица, — сказал он ей, придерживая за руку.

— Доброе утро! Извините, но я спешу, — попыталась она высвободиться из цепких рук. Но Соболев и не думал отставать.

— Катя, что вы делаете вечером?

Катя выпалила:

— Прошу прощения, но я опаздываю на завтрак и у меня нет времени вести беседы.

— Превосходная идея! Мы будем вести беседы за столом. Надеюсь, галантный мужчина не испортит вам настроения?

Она вошла в ресторан и сразу увидела маркиза Шавуазье.

Джейми приснился странный сон. Она снова и снова видела одну и ту же выставку современного дизайна, на которой побывала месяц назад. Тогда же Джейми решила написать о выставке в «Дейли таймс». Соединить приятное с полезным. Она раз за разом возвращалась в один и тот же зал, к одной и той же экспозиции.

Джейми проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, она различила склонившегося над ней Ренни. Откуда он взялся? Но тут же Джейми все вспомнила.

— Ты очень беспокойно спала, — заметил Стикс. — Уж не устроила ли ты во сне охоту на Крейга? Или он за тобой гонялся?

— А ты, Ренни, судя по всему, глаз не сомкнул. — Джейми задумалась. — Мне действительно приснился странный сон.

Если бы она увидела пылающий «Титаник», тогда все стало бы на свои места. Но почему в столь трагический момент ей приснилась дизайнерская выставка?

Она набросила цветастый шелковый халат и побрела в ванную. Внутренний голос подсказывал ей: где-то рядом разгадка тайны, надо только сделать несколько шагов и…

Джейми подставила сонное тело под теплые струи воды. Перед ее глазами неожиданно снова предстала экспозиция, к которой она не раз возвращалась во сне.

— О Боже, — прошептала она. — Это же так просто.

Джейми вылетела из ванной точно ошпаренная. Ренни удивленно уставился на нее, мимоходом восхищаясь ее фигурой.

— Кто тебя так напугал? Не Крейг ли? — ухмыльнулся он.

— Не время шутить. У тебя есть с собой копия счета Крейга?

— Да, конечно. А что стряслось, объяснишь ты мне наконец или нет?

Он поднялся и достал из кейса копию документа и, прежде чем передать его Джейми, предупредил:

— Сначала возьми полотенце.

Джейми быстро вытерла руки полотенцем:

— Давай же…

Он протянул ей ксерокопию.

— Так и есть! — радостно взвизгнула Джейми и бросилась к Ренни на шею. Мужчина почувствовал, как желание снова овладевает им.

— Выкладывай, что случилось, или будем заниматься любовью.

— Какой еще любовью! — рассердилась Джейми.

— Я тебя давно не видел в таком возбужденном состоянии, — прохрипел Стикс.

— Разгадка была у нас под руками. Вот, смотри здесь. — Джейми показала на маленький штампик в уголке бумаги. Это был значок отеля.

— Ну и что?

— Я чувствую, твои мысли заняты другим. — Она накинула халатик и плотно его запахнула.

Но Стикс действительно не мог взять в толк, что такого необыкновенного увидела Филлипс в этом ничем не примечательном на первый взгляд штампике.

Джейми, насладившись замешательством мужчины, наконец объяснила ему суть своего открытия:

— Этот значок сделан очень… как бы это сказать… современно, что ли. Даже ультрасовременно. Этот стиль появился совсем недавно. Первые работы в этом направлении демонстрировались на выставке дизайна всего месяц назад.

— Так, так… — Стикс сделал умный вид, будто улавливает ход мыслей Джейми. Хотя на самом деле ничего не понимал.

— Значит, этот фирменный знак был недавно заказан хозяином отеля. Фирменные знаки не меняют каждый день, только в редких случаях. Иногда чтобы они выглядели посовременнее.

— То есть ты хочешь сказать, что…

— Да, этот отель «Холидей» только что построен. Или же он только-только начал принимать гостей.

— Так, звоню нашему канадскому другу Смолински. Не зря же он нам оставил номер своего телефона?

Катя не верила своим глазам: Леонид шел с Мариной, которая чуть ли не обнимала его. Воспользовавшись ее замешательством, Соболев взял Катю под руку. Но она даже не заметила этого.

Неужели Лео увлекся Серебряковой? Значит, ее спутница оказалась права: все мужчины одинаковы, как только увидят смазливое личико — сразу забывают обо всем.

Леонид выглядел тоже растерянным. Он никак не ожидал увидеть Катю в обществе русского писателя. Шадрина, вздернув подбородок, быстро прошла к свободному столику, сделав вид, что не заметила Леонида. Писатель от нее не отставал ни на шаг.

Шавуазье хотел было подойти к Екатерине и расставить точки над i, но в это время гетера, простонав, поторопила его.

«Ну ничего, сейчас отведу ее подругу в номер и быстро вернусь», — решил он.

Но тут его начали одолевать мрачные мысли. Неужели Катя оказалась такой коварной? Чем ее так поразил этот русский писатель? Не Достоевский же в конце концов. Или он, Шавуазье, сам придумал свою Катю — скромную, искреннюю, добрую, порядочную, а на самом деле она оказалась ловкой обманщицей, в чем он только что мог убедиться.

— Вот все и открылось, — решила еще раз попытать свое счастье Серебрякова. — А этот парень ничего, бородка у него сексуальная. Но он тебе в подметки не годится, Лео. Ты — настоящий мужчина. Любая женщина отдала бы все, чтобы только принадлежать тебе. — Она теснее прижалась к нему упругой грудью.

Леонид же пытался разобраться в своих чувствах к Кате. Он не находил ее поступку разумного объяснения. Впрочем, в женских поступках никогда не было логики. Они мечтают о состоятельном женихе, но, выйдя замуж за миллионера, изменяют ему с нищим телохранителем.

Шавуазье не слышал болтовни Марины Серебряковой. Девицы, которые бесстыдно предлагают себя, никогда его не привлекали. А вот Катя… Она пленила его чистотой, ранимостью, застенчивостью.

Наконец они пришли к ее каюте.

— Может, зайдете? — предложила Марина. — Катя, наверное, еще не скоро появится в своих апартаментах. Она осваивает другое пространство. У нее есть с кем провести время.

— Прошу прощения, но как-нибудь в другой раз. — Шавуазье остался верен себе. Не мог же он, в конце концов, осквернить память предков.