Тиунэла

— М-да… — вздохнул Хоутон. — Здесь мы будем лежать ни живы ни мертвы сто двадцать лет!

— И еще в начале полета, — улыбнулся Глебов. — Ведь нашим взлетом будут управлять с Земли, а мы — в анабиозе — выдержим огромные ускорения.

— Учтите, Боб, — напомнил Шелест, — вас еще не знает биотрон. Ложитесь…

— Простите, командир, но мне прежде хотелось бы знать хотя бы принцип моего предстоящего анабиоза.

— Ваш друг Роберт Гровер и профессор Кобрен, — сказал Шелест, — развили свою идею и усовершенствовали аппаратуру, с помощью которой они усыпили обитателей «Дискавери».

— Помню, помню, — засмеялся Хоутон. — Облучением они замедлили жизненные процессы в человеке в сто раз.

— А теперь в наших биотронах новая аппаратура Гровера и Кобрена замедлит эти процессы в тысячу раз!

— Приятно, — засмеялся Боб. Он разделся и лег в крайнее справа прозрачное «яйцо». — Начнем ab ovo, [5] — усмехнулся он.

Тут я должен кое-что пояснить читателю. Конечная наша цель — добраться целыми и невредимыми до Гаяны. Вот почему камера биотрона, точнее, ее диагностические установки, терапевтические агрегаты (есть и такие!), кибернетика, — в общем все хозяйство биотрона было связано с автоматами управления ракетой таким образом, что если ускорение при взлете вдруг начнет угрожать жизни кого-либо из нас, даже погруженных в анабиоз, то умные машины биотрона немедленно притормозят полет, помогая механизмам управления высчитать новый режим полета, а если будет острая необходимость, то и возвратят ракету на Землю.

5

С яйца, то есть с самого начала (лат.).

Вместе с тем сигнализирующие устройства биотрона передадут на Землю все данные о нашем самочувствии и в том случае, когда все будет в порядке. Но для всего этого биотроны должны «знать» каждого из нас и записать в своих запоминающих агрегатах нужные данные. Боб еще не успел познакомиться с биотронами, и потому он сейчас послушно лег на свое необычное ложе.

Минут через пятнадцать зеленый глазок автоматов мигнул и разрешил Бобу встать.

— Ну вот, — сказал Глебов, — вы уже взвешены, обмерены и проанализированы.

5

… Двенадцать часов ночи.

Приехали члены правительства. Пока комиссия по организации полета занималась последними приготовлениями к старту, состоялся… Я чуть не написал «митинг». Но это было нечто иное, еще более торжественное и вместе с тем теплое, дружеское. Последние интервью.

Потом перед дальней дорогой, по русскому обычаю, мы все уселись и помолчали. Никто из нас не смотрит на часы, но я слышу, как идет время по сужающейся тропинке, чувствую его как человек, просыпающийся без будильника в назначенный час…

Увижу ли я тебя, родная планета? Кто встретит меня? Дети? Правнуки? Когда это произойдет, если счастье будет нашим добрым водителем на пустынных дорогах Мироздания?

Каковы особенности пространства и времени, разделяющие нас и Гаяну? Что сулит нам бесконечное многообразие природы? Кто знает… Между вопросом и ответом, сомнением и надеждой подчас глубокая пропасть без мостов и трамплинов.

В Московском часовом поясе шагает третье декабря. В час ноль четыре — старт… Происходящее кажется холодным и страшным до ужаса, будто я прирос пуповиной к планете и кто-то силится оторвать меня от нее.

Ищу успокоения в размышлениях о том, что мы и в космосе будем живой частицей Земли, что нет более почетной и возвышенной миссии, чем наша,

Сегодня мы отправимся в полет дружбы и мира, к народу, который, возможно, ждет нас и уж во всяком случае будет рад встрече с посланцами Земли. И я знаю, что мы пройдем сквозь испытания, не осквернив тех, кто доверил нам совершенные творения своего ума, кто мысленно сейчас с нами, кто от всей души желает нам счастливого пути!

Последние секунды расставания настигли нас у подъемного лифта. Я обнял жену за плечи, и мы взглянули на юг. Над горизонтом взошло гигантское созвездие Ориона, и нам показалось, будто мы отчетливо видим не только маленькую звездочку, которая так прозаически зарегистрирована в каталоге — 13-я Ориона, но и ту планету, к которой влекла нас мечта…