Ткач
Шрифт:
— В Калдараке нет всех моих инструментов.
Телок беспокойно поскреб кончиком ноги по полу.
— Здесь у тебя есть все инструменты, которые могут понадобиться.
С низким рычанием Рекош указал на свою сумку.
— Это лучшее изделие, когда-либо производившееся в Такарале. Ему нет равных. Ни здесь, ни там. Его нельзя было изготовить никакими инструментами, кроме моих собственных. И как только я отдам его Ахмье, все узнают, что и ее красота, и ее пара не имеют себе равных.
Уркот защебетал.
— Ты не ее пара.
— Пока, — поправил
— И ты не несравненный, — добавил Телок.
Рекош выпрямился, расправив плечи.
— Назови мне того, кто лучше за ткацким станком.
Подняв жвалы в том, что люди называли улыбкой, Уркот сказал:
— Кетан, по крайней мере, равен тебе.
— Кетан давно не практиковался, не то чтобы практика что-то изменила. Это оскорбление, что кто-то из вас даже задумывается о возможности того, что он мне ровня.
Телок щелкнул клыками.
— Я не верю, что он согласится.
Рекош фыркнул.
— Потому что его гордость перевешивает честность.
— Он также равен тебе в непоколебимой сосредоточенности на соперничестве, которое вы двое вновь разожгли, — сказал Уркот.
— Сосредоточенность — это не то слово, которое ты имеешь в виду, Уркот, — сказал Телок. — Это одержимость.
Уперев руки в бока, Рекош свирепо посмотрел на Телока.
— Нет, это страсть. Возможно, однажды ты поймешь.
— Я все еще готов кусаться, Рекош.
— Ах, но ты этого не сделаешь, — Рекош приподнял жвалы. — Ранение только задержит нас еще больше.
— Я воздержусь не потому, что это задержит нас, а потому, что твое мучительное нытье по дороге повергнет меня в безумие.
Уркот скрестил руки в знаке восьмерки — неполный жест, учитывая отсутствие руки.
— Восьмерка, защити нас от этого. Мы бы не пережили такого путешествия.
— Однако если мы будем полагаться на Телока в беседах, то умрем от скуки, — сказал Рекош.
Пренебрежительно махнув рукой, охотник сказал:
— Это было бы менее болезненно.
— Когда кого-нибудь из нас останавливала боль, Телок?
— Кроме как прямо сейчас?
— Ты действительно собираешься подарить платье Ахмье, когда мы вернемся? — спросил Уркот, серьезность в его тоне пробилась сквозь веселье Рекоша.
— Да.
Уркот снова защебетал, в его голубых глазах заплясали веселые огоньки.
— Что такое, каменный череп? Что тебя забавляет? — требовательно спросил Рекош.
— Мысль о маленькой Ахмье, одетой в твой шелк, такой тонкий и причудливый, но с большими черными фотинками на ногах, которые носят все люди.
— Ботинки, — прошипел Рекош по-английски. — Они называются ботинками.
— Да, они. Дотинки. Всегда в грязи. Твой шелк будет сиять по сравнению с ними.
Жвалы Рекоша опустились. В голосе Уркота явно слышалась насмешка, но он не ошибся. Ботинки были прочными покрытиями для ног, которые защищали мягкие ступни людей от бесчисленных опасностей в путешествии по суровой дикой местности между Такаралом и Калдараком. Они были полезны.
Но они не были
элегантными, грациозными или украшающими. Они были бы полной противоположностью платью, сшитому Рекошем.А в случае Ахмьи они были слишком большими. Сколько раз за время их путешествий ботинок соскальзывал с одной из ее изящных ножек? Если он собирался подарить ей платье, ей нужна была подходящая обувь к нему — подходящая как по функциям, так и по внешнему виду.
— Ты сокрушил его дух, Уркот, — сказал Телок. — Он не подумал о ее ногах.
Сузив глаза, Рекош раздраженно фыркнул и щелкнул клыками.
— Если вы закончили бросаться колкостями, давайте уйдем. Мои сердца рады этому путешествию. Мы воссоединимся с нашим племенем, и я заявлю права на свою пару и положу конец любым вопросам о том, кто лучший ткач. Даже Кетан не сможет отрицать, что мое мастерство выше.
— Это зависит от того, о каком умении ты говоришь, Рекош, — сказала самка глубоким, теплым голосом у него за спиной.
Он защебетал, чуть приподняв жвалы, и повернулся лицом к новоприбывшей.
— Умения, моя королева. Есть несколько дел, в которых я лучше вашего брата.
Ансет, королева Такарала, остановилась в двух шагах от Рекоша и остальных. Она вместе со своими братьями по выводку Кетаном и Ишкалом, который пал во время войны с Зурваши, были старейшими друзьями Рекоша, Уркота и Телока.
Хотя прошло несколько лунных циклов с тех пор, как она в последний раз надевала золото, кожу и бусы, что обычно носили Клыки Королевы, все равно было странно видеть ее без этих украшений.
На ней было свободное белое шелковое одеяние, закрывавшее грудь и спускавшееся ниже талии, стянутое голубым поясом. Люди называли это туникой. Это казалось идеальным сочетанием простоты, скромности и элегантности для такого создания, как Ансет.
Верховный Клык Корахла, супруга королевы, стояла рядом с Ансет. Склонив голову, она постучала костяшками пальцев по головному гребню в знак уважения и приветствия Рекошу, Уркоту и Телоку. Она тоже избавилась от атрибутов, которые когда-то ассоциировались с ее положением, в пользу туники, похожей на одеяние Ансет, но все еще держала боевое копье, древко которого было зажато в сгибе нижней руки, а наконечник направлен вниз.
Единственное золото, которое носили обе женщины, — одинаковые золотые обручи — один вокруг правого жвала Ансет, другой вокруг левого Корахлы.
— Могу ли я угадать, какие именно? — весело спросила Ансет, ее фиолетовые глаза задорно сузились.
— Я бы не осмелился навязываться, прося вас об этом, — Рекош склонил голову и коснулся костяшками пальцев головного гребня.
Ансет выставила переднюю ногу вперед, мягко коснувшись ею ноги Рекоша.
— Ты же знаешь, я не хочу, чтобы между нами были такие формальности.
— Он ничего не может с собой поделать, — сказал Уркот, слегка поклонившись, прежде чем вытянуть переднюю ногу и коснуться конечности королевы. — Распушенный шелк в его голове занимает все пространство, поэтому слова просто слетают с его губ.