Ткани мира

– Дорогие гости, мы делаем короткий перерыв, после которого мы вместе окунёмся в Новый Свет. Будет время рэгтайма. А пока пауза.

Я ему предложил сок, раз пауза, но он сказал, что пойдёт к буянам.

– Кто это? Ты их знаешь? – спрашиваю его.

– Дорогой Илюша, – отвечает он, – пей свой сок спокойно, а мне следует объяснить стоит слушателям правила хорошего тона.

– Ты сам не буянь.

И он пошёл к ним.

Разве я мог упустить возможность по шпионить за лучшим другом? Нет, конечно. Этих «буянов» было трое: все блондины, в одинаковых костюмах. Они поздоровались с Апостолом по-польски. Он грозно спросил на родном, на русском:

– Граждане, вы не могли бы умерить пыл своего восхищения?

– Андрюша, – отвечает ему самый молодой и самый приятный на взгляд мужчина, – мы же любя. Лорд Слизень просил тебе передать сие.

И протягивает ему чёрную папку. Он бегло просмотрел содержимое, бумажки какие-то, вроде чеки. Шептал себе что-то под нос. Потом положил папку на стол и сказал:

– Я очень признателен, что лорд Слизень восхищён моей работой, и что наши огромные вливания оказываются действенными. Я просмотрел дальнейший план действий, но вот с одним я не согласен: осуществить такой большой перевод в Валлию, даже транзитом через Польшу представляется в настоящее время невозможным. Поймите, наша типография не резиновая.

– Лорд Слизень готов возместить затраты вам прямо сейчас, – второй блондин передал Апостолу кейс. Кажется, в нём были деньги. – Здесь миллион. В валюте. После перевода двадцати миллионов валлийских фунтов вы получите ещё десять.

После этих слов Апостол взял кружку, доверху наполненную тёмным пивом у третьего мужчины и одним большим глотком, осушил её. И эти блондины, и я были удивлены. Тёмное пиво… Он никогда не пил такой грубый напиток, только чистый медицинский спирт, девяносто шесть процентов, как мы любим. Мы, не я, я алкоголь терпеть не могу, ты знаешь. А этот внезапно ставший на моих глазах представитель рабочего класса с музыкальным уклоном только и вымолвил:

– Если из-за вас, альбиносы, сгорит мой печатный станок, сами будете шить свои ткани мира, – здесь он поднялся, неаккуратно поднялся, алкоголик последний. Пошёл к роялю и крикнул:

– Дорогие гости, – он улыбнулся неестественно, – время для рэгтайма!

А рэгтаймы удались на славу. Как только Андрюшины пальцы не путались от опьянения, видела бы ты его в тот вечер. Мы с ним на бис четыре раза возвращались.

Администрация гостиницы выплатила нам за первый концерт сразу же семьдесят пять тысяч рублей.

– Как мы будем делить? – в своём еврейском стиле я спросил Андрея.

– Мне и двадцати пяти хватит, я ведь не думал, что нам могут что-то накинуть, Илюша. Если хочешь, чаевые можешь забрать себе.

– Нет, предлагаю пополам.

– Добро.

Поделили. Тридцать семь с половиной тысяч рублей. Любопытство взяло вверх, и я спросил:

– Андрюша, а эти блондины с какой-то швейной фабрики?

Он посмотрел на меня с удивлением.

– А с чего ты взял это?

– Речь у вас шла о каких-то тканях…

– Не бери в голову, я всё равно тебя лечить не буду, кудряш мой.

События, произошедшие позднее, не представляют интереса ни для нас, ни для наших чекистов.

глава 7

– Может, на самом деле валюта ни при чём? – Софья прервала молчание, – Ну взял под своё покровительство Андрей швейную фабрику. Если он оказывает им психологическую поддержку?

– Я нигде не видел, чтобы при оказании психологической поддержки полякам-блондинам в чёрных костюмах психолог пил пиво, – Малышев после рассказа снова вернулся к критике друга.

– Согласна с тобой.

Кофе сегодня, как назло, был с кислым послевкусием. Вместо ответов – новые вопросы.

– Илья, скажи мне, мил человек.

Малышев небрежно жевал табак, курить папиросы он уже не мог.

– Пока ты не загнулся от табака вонючего своего…

– Да ладно тебе, – усмехнулся Илья, – спрашивай.

– Есть в городе люди, с кем он в прошлом очень хорошо поддерживал отношения?

Илья вытащил из своего кроваво-красного дипломата пурпурную папку и протянул Софье.

– Почти по каждому из тех, кто в этом списке я могу тебе дать информацию об их нынешнем местоположении. Почти все они в розыске, скрываются хер знает с какого года, ещё до пересмотра границ их изгнали как собак бешеных, – Илья наконец-то прекратил потребление табака. – В пределах города некоторые засели.

– Среди этих людей есть друзья по университету?

– А как им не быть? Взять хотя бы Дональда Пекинского и Василису Збарскую. Те ещё товарищи. В розыске они уже пять лет. В Польском государстве, в Английской республике, даже в Объединённой Ирландии они приговорены к смертной казни. Ныне лишены всех гражданств, если они у них и были когда-нибудь.

– За что так с ними?

– Дональд Пекинский, впрочем, есть уверенность, что это ненастоящее имя с фамилией, заметил нашего Апостола в университете, завязалась дружба. Вместе ходили куда-то, он брал Андрея на сеансы, как дополнительная практика для него. В общем, в Польше его приговорили к пожизненному заключению за сексуальные связи с одной несовершеннолетней особой женского пола. Прости, что я так выражаюсь.

Софья, однако, сохраняла спокойствие.

– Какой возраст у особы?

– Шестнадцать лет. Я не гуру юриспруденции, но во многих странах сей возраст уже позволителен для сексуальной жизни. Но, так, или иначе, эта особа оказалась внучкой генерала польской Службы безопасности.

– Вот это поворот, – удивилась Софья, – почему его не посадили?

– Любопытный факт. Для меня это парадокс. Через четыре дня, после объявления приговора Пекинскому, был убит президент Польши Лев Кравчик. Началась революция. Амнистия от новой власти. А ты знаешь, кто стал новым президентом? Огинский! Густав Огинский.