Тьма Египетская
Шрифт:
Каржоль принял в высшей степени удивленный вид.
— Девица?.. У меня?.. Ваша девица? Что за вздор такой!
— Так. То же не вздор… Одна благородная еврейская девица. Ми знаем наверно.
— Да вы с ума сошли!
— Зачем с ума! Отдайте нам наша девица и кончим без скандалов.
— Но уверяю вас честью, у меня никого нет.
— Пфэ!.. Зачем честь, когда ми знаем что есть!.. Ми знаем!.. Ви эта девица хочете на православье навертать… Н-ну, отдайте лучше без скандал… Оставьте это дело… С такой штука кепськи интерес выйдет, вам же хуже будет.
— Однако мне это надоело. Проваливайте! —
— К черту! — гневно возвысил граф голос, замахнувшись палкой. — Прочь!..
Жидки мгновенно расступились.
Пользуясь этой минутой, он взбежал на крыльцо и сильно, обычной своей хозяйской манерой, дважды дернул ручку звонка. Но жидки столь же мгновенно обступили его снова.
В это время камердинер, узнав хозяйский звонок, поспешно отворил дверь, и не успел граф переступить порог, как человек шесть евреев вместе с ним насильно ворвались в прихожую.
— Это что такое?!.. Гони их вон, — крикнул он лакею.
— Но-но!.. Зачем вон… Не пойдем ми вон… Отдайте нам наша девица!
Между тем в прихожую один за другим набиралось все больше и больше евреев.
— Вон, говорю, гони!.. В шею!..
— В шея?.. Го-го! — загалдели жидки все разом. — Извините, нонче нельзя в шея! Не то время!.. Ми объясниться с вам желаем, ми в своем праве!
Шум и гомон еврейской кучки разрастался все больше, становясь и громче, и резче, и настойчивее.
— Вон, мерзавцы! — топнул на них Каржоль, опять замахнувшись палкой.
Но на этот раз такая угроза уже не подействовала.
— Извините, не пойдем ми вон!.. И вы не замахивайтесь на нас из ваших палков!.. Ми не испугаемся!.. Отдайте нашу девицу!
— Я наконец пошлю за полицией, черт возьми! — пригрозился граф.
— За полиция? Очень даже хорошо! Ми и сами пойшлем за полиция! Пускай приходит, будем дожидаться.
В эту самую минуту изнутри кабинета раздался энергичный стук в дверь и сильно задергалась замочная ручка.
Каржоль побледнел и выразительно взглянул на своего человека.
— Разве там еще? — с беспокойством спросил он его вполголоса.
— Там-с. Я, как вы приказать изволили, не пустил их, и даже стеклянную дверь с террасы нарочно колом подпер, что- бы не вышли… Очень плакали и стучались.
— Болван! — в бессильно-бешеной досаде прохрипел ему граф.
«Господи! Что ж это будет теперь? что это будет!?» думалось ему. «Увидит вся эта сволочь, — скандал на целый город»…
А стук из кабинета между тем продолжается порывисто, нервно, не прерываясь ни на мгновение.
— Отворите!.. Отворите мне двери! — отчаянно кричал оттуда вне себя до исступления раздраженный женский голос.
Евреи всполошились еше более.
— Ага!.. Это она!.. Она самая и есть!.. Она! — завопили они на все лады уже заранее торжествуя свою победу. — А что, не наша правда?.. Это так-то честью клянусь, что никого нет?»… Ха-ха!.. Хорошо честю!.. Н-ну, теперь и ми пошлем за полиция, пускай она сама отворяет!..
Этого только бы и не доставало в довершение всей прелести и без того уже великого скандала. Допустить, чтобы полиция открыла здесь Ольгу, Каржоль, разумеется, не
мог и потому поспешил остановить одного нз наиболее юных и юрких жидков, который уже собрался было бежать к полицеймейстеру.— Не надо. Я сам отворю, — сказал он евреям, — и вы сейчас увидите, та ли.
Ключ повернулся в замке но пред изумленной кучкой в распахнутой двери предстала бледная, негодующая, глубоко потрясенная дочь генерала Ухова, столь хорошо знакомая в лицо всему Украинску.
Для евреев это было до того неожиданно и такое постигло их разочарование, что они сразу смутились и даже сконфузились до последней степени, как только можно себе представить.
— Не та!.. Что же это такое? — в полном недоумении переглядывались они между собой.
— Теперь вы убедились?.. Довольно с вас? — обратился к ним граф. — Довольно? Ну, так вон, сию же минуту!
— Что вон!.. Зачем вон, когда, может быть, там еще есть наша девица? — наконец-то очнувшись заговорили в кучке, но уже далеко не с прежней бойкостью и уверенностью. — Может-быть, она запрятана в другую комнату?.. Что мы знаем!.. Надо обиск на поверка сделать…
Но тут, к крайнему удивлению графа, к евреям выступила вдруг сама Ольга.
— Здесь нет никакой вашей девицы, — сказала она голосом, дрожащим от волнения, — теперь по крайней мере нет больше… Но ночью был кто-то… Это наверное… Я слышала женский голос… И этот человек, — указала Ольга на графа, — ночью же увел ее куда-то.
— Шма Изроэль!.. О, значит она в манаштнре!.. Ваймир!.. Она в манаштире вже! — в смятении всполошились и загалдели евреи.
— Бохерим! — горестно воскликнул Айзик, с мольбой обращаясь к товарищам и в отчаянии ломая себе руки.
И кучка вслед за Айзиком опрометью кинулась вон из прихожей, а через минуту уже ни души еврейской не осталось не только во дворе, но и у ворот на улице. Все это гурьбой хлынуло к монастырю, в самом тревожном и злобном возбуждении.
X. ВЫВЕРНУЛСЯ
Даже и не взглянув больше на графа, Ольга пошла было вслед за евреями вон из его дома.
Но Каржоль не мог отпустить ее не объяснившись. По его расчетам, для него теперь нужнее всего было примириться с Ольгой, для того чтобы сейчас же, что называется, втереть ей розовые очки, обезоружить ее гнев, обмануть подозрительность, усыпить на известное время ревность и вернуть к себе ее доверие, — нет! мало доверие, прежнюю веру в него, пока не обработается окончательно то дело. Поэтому он тотчас же бросился вслед за ней и, нагнав ее уже на последней ступеньке крыльца, успел выше кисти схватить ее руку и насильно не ввел, а почти втащил ее обратно в кабинет.
— Не сумасшествуйте!.. Вам невозможно идти в таком виде! — заговорил он твердо и строго, постаравшись придать себе возможно больше спокойствия.
Граф понимал, что в предстоящем объяснении ему прежде всего необходимо вполне владеть собой.
Между тем Ольга молча и мрачно глядела на него мало что с ненавистью, а даже с каким-то отвращением.
— Сейчас запрягут мою карету и отвезут вас, — продолжал он. — Сядьте… Успокойтесь прежде.
Вместо всякого ответа девушка лишь сделала попытку вырвать от него свою руку.