Тьма сгущается

— Он правду говорит, — подтвердил Магнульф.

Они с капитаном Хавартом торопливо полезли наружу, но ослабевший от удара Адданц едва мог пошевелиться. Со сдавленными проклятиями Леудаст спрыгнул обратно, одним толчком выпихнул чародея на руки товарищам и тут же выскочил.

— Спасибо, — пробормотал Адданц. Такие лица Леудаст видел только у солдат на пятый день непрерывных сражений. — Вы представления не имеете, каково чародею испытать, как поблизости обуздывают жизненные силы стольких убитых. Как у альгарвейских колдунов мозги не выгорают, понятия не имею, но сердца у них, без сомнения, холодней грельцких зим.

Этот самый миг альгарвейские чародеи избрали, чтобы нанести магический удар. Земля под ногами Леудаста содрогнулась, точно преступник на дыбе под ударом бича, и застонала почти человеческим голосом.

Из глубины рвался огонь, словно поле битвы враз проросло вулканами. То здесь, то там вскрикивали — коротко — настигнутые огненными струями. Окоп под ногами Леудаста сомкнул края, жадно причмокнув. Окажись солдат внутри, земляные губы раздавили бы его.

— Вы хорошо сделали, что вытащили нас, — признал капитан Хаварт. — Надеюсь, в тот раз не так много наших попало в капканы.

Адданц застонал вновь, как пару минут назад.

— Ваше волшебство, что, второй удар? — спросил сержант Магнульф с понятным ужасом. Прежде альгарвейцы никогда не били смертоносными чарами по одному участку фронта дважды подряд. Пережить один налет было тяжело. Смогут ли плоть и кровь — или хотя бы земля и камень — перенести два?

Но архимаг Ункерланта покачал головой — он, видимо, потерял дар речи. Адданц обернулся не на восток, к альгарвейским позциям, а на запад, где лежал ункерлантский тыл.

— О силы горние!.. — пробормотал Леудаст.

— Нет! — прохрипел Адданц — язык у него все-таки не отнялся. — Силы преисподние! Убийство на убийстве, и конца им не видно…

Слезы текли по его щекам, смывая грязь: сейчас верховный чародей державы был не чище простых солдат.

— Мы пошли на это только потому, что рыжики начали первыми, — как мог мягко промолвил капитан Хаварт. — Мы обороняемся. Если бы Мезенцио не взялся за кровавую волшбу, нам бы в голову не пришло за нее хвататься.

Все это была, несомненно, правда. Но архимага она не утешила. Адданц с рыданиями покачивался взад-вперед, взад-вперед, будто оплакивал что-то — быть может, утерянную невинность.

Леудаст протянул было руку, собираясь похлопать его по плечу, но замер. Куда скорей, чем в предыдущие колдовские налеты, твердь под ногами сдержала дрожь, подземное пламя иссякало и почти совсем угасло.

— Похоже, ваше волшебство, товарищи ваши в тылу здорово сработали.

Только после этих слов вспомнил Леудаст о крестьянах — кем же еще могли быть эти несчастные? — погибших, чтобы напитать своей силой ункерлантские противочары. Они едва ли согласились бы с ним.

— А вон и рыжики показались, — промолвил Магнульф.

К разрушенным передовым позициям ункерлантцев приближались вражеские бегемоты. За ними трусили пехотинцы, готовые ворваться в разгромленные траншеи. Позади мелькали отряды кавалерии, быстрой, но чудовищной уязвимой. Однако, если фронт окажется прорван на широком участке, кони и единороги ворвутся в прореху, чтобы сеять хаос в ункерлантском тылу.

— Знаете, парни, мы их, похоже, врасплох застанем, — заметил капитан Хаварт. — Они, верно, думают, что врезали нам сильней, чем на самом деле.

Об этом Леудаст не подумал. Он уже торопился к ближайшей траншее.

— Выводите архимага с передовой! — рявкнул он через плечо. — Это не его война!

Это была война Леудаста. Капрал открыл огонь по наступающим альгарвейцам, и не он один, далеко не один. Рыжики падали, как груши. Но несмотря на то, что кровавая волшба подвела их, враги продолжали шагать вперед. Леудаст сражался с ним слишком долго, чтобы подозревать противника в трусости. Иначе его родной Ункерлант пострадал бы куда меньше.

— Отходим, отходим! — заорал в конце концов капитан Хаварт, как приходилось ему кричать уже не раз.

Леудаст неохотно повиновался, чтобы альгарвецы не отрезали его позицию от остальных. Но в этот день удача была на стороне ункерлантской армии. К закату, когда бой утих, Леудаст и его товарищи потеряли не более мили родной земли.

Время от времени над Бишей появлялись ункерлантские драконы: сбрасывали десяток-другой ядер и улетали обратно на юг. Особого урона им причинить не удавалось, да они, заключил Хадджадж, и не к этому стремились — просто напоминали зувейзин, что конунг Свеммель не забыл о них, хотя и занят более важными делами.

К третьему или четвертому налету министр иностранных дел Зувейзы подметил еще кое-что: всякий раз ядра ложились в опасной близости от альгарвейского посольства. На приеме, который давал посол короля Мезенцио в Бише, он рассказал об этом Балястро, заметив:

— Полагаю, вы стремитесь собрать всех дипломатов в столице в одном месте, чтобы их накрыло одним ядром. Вы уверены, что служите не конунгу Свеммелю, а своему сюзерену?

Маркиз Балястро оглушительно расхохотался, запрокинув голову.

— О, ваше превосходительство, — вы слишком высокого мнения как обо мне, так и о меткости ункерлантских драколетчиков.

Огни светильников играли на его лампасах и нашивках, погонах и медалях, на серебряном шитье камзола. Если в поместье Хадджаджа посол мог явиться нагим, на своей территории он предпочел распустить перья — в буквальном смысле, поскольку шляпу его украшали три ярких пера какой-то тропической птицы из далекой Шяулии.

Сегодня одежда мешала Хадджаджу менее обычного. Солнце висело низко над северным горизонтом, и погода была, по зувейзинским меркам, прохладная — благодатная по-альгарвейским. Министру даже перестало казаться, что рубашка и килт — не столь роскошные, как у Балястро, — его задушат.

— Не желаете финикового вина, ваше превосходительство? — спросил Балястро. — Наш поставщик заверял меня, что это великолепный букет — если слово сие возможно применить к финиковым винам, — хотя вы, надеюсь, простите меня, если я признаюсь, что не опробовал его лично.

— Возможно, когда-нибудь и прощу. Но не скоро, — улыбнулся Хадджадж, и альгарвейский посол рассмеялся снова.

Балястро был очарователен: добродушен, остроумен, образован. Хадджадж взирал на него, не в силах понять, как все это сочетается с… нет, это подождет. Подождет.