Тьма сгущается
Шрифт:
– Его величество желает, чтобы мы продолжали атаковать альгарвейцев, – промолвил Ратарь. – И не он один, должен заметить. Мы спорили не о цели, а о средствах.
– И? – осторожно уточнил майор.
Он не хуже начальника знал, что порою Свеммель просто отдавал приказ и настаивал, чтобы его испольнили. За последние годы Ункерлант не раз страдал из-за этого.
– И нам приказано следовать предложенному плану, – ответил маршал.
Меровек подавил облегченный вздох, но не до конца: на физиономии его облегчение рисовалось предельно явственно.
– Из Куусамо нет новостей? – спросил Ратарь, готовый
– Говорят, погибли двое князей, разрушено полстолицы, – ответил Меровек. – Интересно, сколько же кауниан пришлось рыжикам перерезать, чтобы такое провернуть? И слава силам горним, что это не Котбус под удар попал!
– Не зарекайся, – предупредил маршал, и адъютант с кислой миной кивнул. – Конечно, – продолжал Ратарь, – сражаясь с нами, альгарвейцы вынуждены опасаться наших солдат. А куусаманских солдат на континенте нет пока.
– Жаль, что нет, – мрачно заметил Меровек. – Теперь куусаманам дольше придется собираться, чтобы вступить в бой.
– Пожалуй, ты прав, – признал маршал, – но и сражаться они станут упорней. Теперь они на собственной шкуре ощутили, с кем воюют. Надеюсь, чародеи Мезенцио не решатся ударить тем же способом по Сетубалу. Вот это было бы скверно.
– Да, Лагоаш, по крайней мере, воюет всерьез, хотя и не на Дерлавае, а на Земле обитателей льдов, – согласился майор.
– И на море, – добавил маршал. Адьютант его пренебрежительно фыркнул. – Да, мы слишком мало внимания уделяем флоту, – настойчиво произнес Ратарь. – Мы слишком поздно спохватились, что можем потерять Глогау на крайнем севере, а где бы мы были без тамошнего порта? В глубокой дыре, вот где!
– Это правда, – признал Меровек неохотно, но искренне. – И все же победа или поражение – решается на суше.
– Мне кажется так, – отозвался Ратарь. – Если ты спросишь военачальников Мезенцио, они, скорей всего, тоже так думают. Но если задашь этот вопрос в Сибиу, Лагоаше или Куусамо, можешь услышать другой ответ.
– Иноземцы, – пробормотал Меровек еле слышно.
Ункерлант, крупнейшая держава Дерлавая, всегда до определенной степени был «мирком в себе», и многие его жители, подобно адъютанту Ратаря, недолюбливали пришельцев извне.
Но сейчас альгарвейцы ворвались в их мирок и деятельно рушили все вокруг себя – эффективно рушили, пугающе эффективно.
– Его величество надеется, что мы сможем разгромить противника до прихода весны, – промолвил маршал, желая выяснить, что думает об этом Меровек.
Но маршальский адъютант был придворным, политическим животным, в той же мере, что и солдатом. Что бы он ни думал о монарших надеждах, мнение свое он оставил при себе, заметив только:
– Надеюсь, что его величество окажутся правы.
Ратарь вздохнул. Он тоже надеялся, что Свеммель окажется прав, но не поставил бы на это и ломаной пуговицы.
– Что же, – промолвил он, вздохнув снова, – тогда нам придется постараться не обмануть его ожиданий.
– Так точно! – С этим майор Меровек мог согласиться без опаски, что и сделал весьма бурно.
– Но по порядку. – Ратарь принялся было расхаживать по кабинету, но тут же остановился: что ж это он – подражать конунгу вздумал? Запустить вновь эшелон мыслей ему удалось не сразу. – Мы должны
оттеснить рыжиков как можно дальше от столицы – тогда им сложней будет обойтись с нами, как только что с Куусамо. Кроме того, мы должны удержать коридор на Глогау и отбить по возможности большую часть герцогства Грельц – это если мы не хотим голодать в будущем году, понятное дело.– Совершенно верно, – поддержал Меровек, и, будучи немного придворным, добавил: – Чем большую часть Грельца мы вернем короне, тем больший позор нанесем Мезенцио и его марионеточному королю.
– Верно, – согласился Ратарь. – Альгарвейцы могли бы причинить нам больше горя, если бы назначили королем Грельца кого-то из местных дворян-предателей, а не королевского родича. Едва ли крестьяне захотят кланяться альгарвейцу, хоть тот и нацепил на башку золотой венец.
После Войны близнецов, после страшных лет царствования Свеммеля, маршал опасался, что крестьяне и горожане Ункерланта станут приветствовать альгарвейцев как освободителей. Некоторые так и поступали – но их, полагал маршал, было бы куда больше, если бы рыжики не показали с предельной ясностью, что пришли как завоеватели.
– Если враг совершает ошибки, нам стоит воспользоваться ими, – промолвил он. – Слишком мало было таких ошибок. Зато слишком часто ошибались мы.
Никто из придворных Свеммеля не осмелился бы заявить подобное. Меровек глянул на Ратаря с ужасом.
– Будьте осторожны, господин мой маршал, – предупредил он. – Если ваши слова дойдут до ушей конунга, он или обвинит вас во всех бедах, или решит, что вы обвинили его.
С точки зрения Ратаря, и то, и другое будет одинаково прискорбно. Коротко кивнув в знак признательности, он вернулся к себе в кабинет и снова глянул на карту. Контратака в Грельце уже разворачивалась полным ходом. Он присмотрелся к расположению своих частей. К северо-востоку от Котбуса тоже открывалась возможность для наступления, которое не позволит альгарвейцам перебросить достаточно сил на юг. Он снова кивнул, потом подозвал Меровека и принялся диктовать приказы.
Повышение – незначительное, но все же – догнало наконец Леудаста. Теперь он официально считался сержантом. А командовал ротой – иначе сказать, горсткой таких же, как он сам, ветеранов, разбавленной новобранцами, которых трудно было назвать зелеными, потому что неделя в окопах любого превращала в грязного разбойника.
Леудасту порой интересно становилось, многими ли ротами в войске конунга Свеммеля командуют сержанты. Должно быть, очень многими – или он чернозадый зувейзин. Но гораздо интересней ему было, когда же ему жалованье выдавать станут по новому чину. Ждать можно было долго.
Вспомнив о деньгах, он рассмеялся про себя. На что ему деньги на передовой – в кости играть, что ли? Потратить их не на что, потому как купить нечего. А об увольнении и мечтать нечего. В нынешние времена на фронт отправляли каждого, кто способен удержать в руках жезл.
Но впервые с начала войны против Альгарве ункерлантские войска наступали. Леудаст готов был вопить от радости всякий раз, когда с неба сыпался снег или стынущий на лету дождь, даже если непогоду приходилось пережидать в окопах. Он понимал, что маршал мороз сделал для победы над рыжиками едва ли не больше, чем маршал Ратарь.