Тьма века сего
Шрифт:
В шаге от него, там, где только что уходил в темную бесконечность рукав цвингера, начиналась лестница.
Лестница была широкой, занимая все пространство между двумя стенами, с высокими, в пол-локтя, каменными ступенями.
Лестница уходила вверх.
Лестница уходила вверх, во мглу, нависая над головой наискось, словно крыло односкатной крыши, и можно было, сделав шаг вперед, вытянуть руку и коснуться одной из ступеней прямо напротив лица.
Курт вытянул руку и коснулся одной из ступеней прямо напротив лица. Под пальцами был камень — твердый пыльный камень, светло-серый гранит.
Курт подошел на шаг ближе и осторожно толкнул одну из ступеней носком сапога. Камень. Светло-серый
Он оглянулся; тупик оставался на месте, так и не обратившись ни лестницей, ни дверью, ни темной бесконечной пустотой. Повернулся снова к лестнице; лестница по-прежнему нависала над головой, занимая собой всю ширину цвингера.
Курт медленно поднял ногу, прижав подошву к той ступени, до которой мог дотянуться, помешкал мгновение и оттолкнулся второй ногой от земли.
Ничего не случилось — не перевернулся мир вокруг, не сместились стены, не кувыркнулась лестница перед взором, не произошло ровным счетом ничего, просто ступени вдруг оказалась под ногами, услужливо вымостившись вперед и вверх. Курт поднялся еще на ступеньку и еще на одну, остановился, оглядевшись. Каменные стены сжимали уводящую в темную беспредельность лестницу с обеих сторон, а первые ступени, которые он только что прошел, упирались в тупик прямо за спиною.
— Ну ладно, — тихо шепнул он себе под нос и поднялся на следующую ступеньку.
«Ладно, ладно, ладно», — шелестом повторило эхо, и на миг показалось, что с каждым откликом менялся и тон, и голос…
Курт встряхнул головой, глубоко перевел дыхание и, уже не задерживаясь, двинулся по лестнице вверх, и эхо зашагало следом, и снова потекли минуты, и вновь начала свой отсчет бесконечность. Ступени всё вздымались, лестница всё тянулась — так же нескончаемо, как оставшийся теперь невесть где рукав цвингера, пропадая во мгле позади и впереди.
Спустя сколько времени Курт остановился, чтобы отдышаться, сказать он не мог — время словно смешалось в плотный клубок, не позволяя увидеть себя, и лишь сбившееся дыхание и ноющие колени подсказывали, что путь был некоротким. Прислониться к стене Курт не решился и уселся на ступеньку, глядя в темноту внизу.
«Et qui ambulat in tenebris nescit quo vadat [217] »…
А если никуда? Если эта лестница так никогда и не закончится? Или упрется в другую лестницу, а та в следующую и в следующую… Или в тупик. Или просто оборвется в пустоту, или в какой-то миг попросту пропадет из-под ног…
Курт вздохнул, отвернувшись от тьмы внизу, поднялся и, развернувшись лицом к тьме впереди, снова пошел вперед ступенька за ступенькой. Гадать можно до Второго Пришествия, но куда практичней делать это на ходу.
217
И ходящий во тьме не знает, куда идет (лат.). Иоан. 12:35.
Шаг, шаг, шаг. Ступенька, ступенька, ступенька. Эхо и мгла. Шаг…
Откуда и как возникла вторая лестница, он так и не смог понять; только что, мгновение назад, вперед уходила бесконечная череда ступеней — и вот при следующем шаге она оборвалась, упершись в другую, поперечную, уводящую вверх-влево и вниз-вправо.
Курт остановился, вновь оглядевшись. Одна из сторон этой расходящейся лестницы упиралась в каменную стену, а другая смотрела в темную пустоту.
— Ну и кто так строит?.. — тихо пробормотал он с раздражением и, шагнув вперед, остановился на лестничном перекрестке, снова оглядывая уводящие прочь ступени.
Вверх и вниз… Лестницы были одинаковыми, если не считать
направления — обе заметно уже той, что привела его сюда, обе с похожими друг на друга серыми мраморными ступенями, обе одинаковой ширины, точные, зеркальные копии друг друга. Призывать на помощь логику было занятием бессмысленным: по логике верной была бы дорога влево, от цвингера к верхним этажам замка, но где тот цвингер и что теперь этот замок? Да и что такое теперь «верх»?..«Semita vitae super eruditum ut declinet de inferno novissimo [218] »…
218
Путь жизни мудрого вверх, чтобы уклониться от преисподней внизу (лат.). Прит. 15:24.
Курт бросил взгляд в непроглядную тьму, над которой нависали ветви поперечной лестницы, и скептически покривился. Вряд ли Писание поможет сейчас верной подсказкой.
С другой стороны, если допустить, что сия цитата пришла на ум не просто так, не оттого лишь, что их навеяли обстоятельства, если хотя бы на миг предположить, что это и есть то самое покровительство свыше, о котором столько лет зудят в уши враги и друзья, если это подсказка — от самого Высшего Начальства или ангела-хранителя, или… Тогда выбор очевиден. Особенной мудростью майстер инквизитор никогда не отличался, а весь этот замок сейчас — личная преисподняя самовольного Антихриста.
Значит, вниз.
Направо Курт повернул, чувствуя себя не невозможности глупо, и в разум заполз неприятный червячок сомнений — а не избрал ли он этот путь лишь потому, что он именно вниз? Что ноги устали, горло пересохло, дыхание сбивается, а спускаться-то всяко проще, чем подниматься…
Он остановился, пройдя пять ступеней, и оглянулся назад, отчего-то не удивившись, когда позади — за теми самыми пятью ступенями — обнаружилась стена. Два мгновения Курт стоял неподвижно, глядя на ровно отесанный камень, а потом пожал плечами, отвернулся и двинулся вниз, стараясь не думать о пустоте в трех шагах от себя.
Теперь он пытался отсчитывать время — шагая со ступеньки на ступеньку, размеренно проговаривать в мыслях «Ave, Maria». «Ave, Maria» — шаг, шаг; «gratia plena» — шаг, шаг; «Dominus Tecum» — шаг, шаг… Две ступеньки, два слова. «Benedicta Tu» — шаг, шаг…
Первый раз до конца. Второй раз. «Ave, Maria» — шаг, шаг… Третий. «Ave»… Четвертый. «Ave»… «Ave»… Седьмой… Или десятый?..
Курт остановился, замер ненадолго, глядя под ноги, медленно поднял голову и огляделся. Лестница из пустоты в пустоту посреди пустоты, и пустота в мыслях. Сколько раз повторилась angelica salutatio в этой пустоте? Семь раз? Больше? Меньше? Сколько раз он сбился и начал сначала? Ни разу? Или все последние несколько раз, которых было неведомо сколько?
«Declinet de inferno novissimo»…
Курт встряхнул головой, зажмурился и снова открыл глаза, чувствуя, что голова начинает мягко кружиться, и слыша, как где-то под макушкой тонко-тонко стучат легкие стальные молоточки по невидимым колокольцам. Мгла вокруг будто вмиг стала материальной, ощутимой, навалилась, обступила и словно сжала со всех сторон — как тогда, неведомое количество минут или часов назад, когда он сделал шаг с моста в замковый цвингер. Тишина в этом безликом и безгласном нигде внезапно ощутилась всей кожей, каждым нервом — тишина, в которой не было ничего, лишь его шаги, его дыхание, его движение. Эти пустота и безмолвие словно отгладывали от него по кусочку — исподволь, незаметно, понемногу, отнимая силы у тела и разума, мягко, но настойчиво подталкивая к немощи и безумию…