Тьма. Испытание Злом

…Таким же унылым и пустынным, как в бухте Кровавого Тролля, было побережье, только вместо каменной гряды обрыва вставала стена леса, высоченные сосны с янтарными стволами и неопрятными метелками крон тянулись к холодному небу. «Куда они меня ведут? — размышлял Йорген, взбираясь следом за провожатым по лесистому склону Вдовьего кряжа. — В этой богами забытой глуши и в мирное-то время нечего было делать, не то что теперь!» Он был в полном недоумении, но память услужливо подсказала: там, на вершине холма, на лысой его макушке, есть древнее капище, неизвестно каким народом воздвигнутое, неизвестно каким богам посвященное. «Ну, значит, там меня и зарежут!» — понял он, слишком буквально восприняв слова о «жертвенной овце». И снова оказался неправ.

То есть капище было на месте — нагромождение гранитных валунов, выложенных в форме кольца, — но нифлунги не обратили на него ни малейшего внимания, равнодушно прошли мимо. Их настоящая цель находилась дальше, по ту сторону кряжа. С высоты его лысой макушки открывался вид на бескрайнюю равнину, уходящую за горизонт. Там начинались Северные пустоши — суровый, почти безжизненный край, созданный богами не для людей. Там никто никогда не селился прежде, но теперь вся долина у подножия кряжа оказалась густо уставлена черными и серыми походными шатрами — будто стая ворон слетелась на поле. Это встало лагерем войско Нифльгарда в ожидании скорой битвы.

…И еще Йорген увидел Тьму, впервые за все годы войны. Не полчища безобразных порождений ее, атакующих в ночи, а саму Тьму как она есть. Она оказалась совсем не той, что ему представлялось. Воображение рисовало непроницаемую пелену низких черных туч, клубящихся и зловещих, озаряемых грозными сполохами зарниц… Но то, что он увидел, тучами даже назвать было нельзя. Скучная грязно-серая дымка затянула северный горизонт, небо казалось испачканным, запыленным. Хотелось взять тряпку и вымыть его как следует. Тьма не рождала темноту и страх — лишь сумрак и тоску…

— Давай-давай, не останавливайся! — легонько подтолкнул его в спину провожатый, и они спустились в лагерь.

Долго пробирались меж шатров, костров, мусорных ям, баков с водой, веревок с развешанным исподним и прочих деталей, образующих лагерный быт. На них никто не обращал внимания, изредка равнодушно кивали провожатому, чужака же игнорировали вовсе, и Йорген почувствовал себя уязвленным. «Вот и присылай вам жертву! А вы на нее даже смотреть не желаете!» Право, в те годы по юношеской глупости ему больше польстило бы быть торжественно зарезанным на древнем капище! Нет бы сообразить, что простые воины, расположившиеся в этой части стана, были просто не осведомлены о происходящем и видели в нем не таинственного посланца чужого народа, призванного оплатить их жизни своею, а всего лишь мальчишку-соплеменника, коих по округе рыскало немало. Он был схож с ними почти неотличимо, но ему-то казалось — разве можно принять за нифлунга того, кто на целую половину — человек?! В общем, было ему обидно только что не до слез.

Однако положение вскорости заметно исправилось. Ближе к центру лагеря на них стали оглядываться, провожать взорами, слышался шепот за спиной.

— Жди здесь! — Сопровождающий оставил его возле входа в огромный и богатый черный шатер, а сам скрылся внутри. Ждать Йорген не умел и очень скоро вообразил, что про него просто забыли. Решил сам пробраться внутрь, разведать что и как. Но тут не обошлось без внутренней борьбы. Более благоразумная часть его натуры говорила, что не следует лезть, куда не звали, это по меньшей мере невежливо. Другая, отчаянная и бесшабашная, отвечала, что «овца на заклание» вовсе не обязана быть вежливой, ей уже совершенно безразлично, что будут думать о ее воспитании. Если же существуют какие-то правила, коими «жертва» должна руководствоваться в своем поведении, так не худо было бы отцу или нифлунгам их ему растолковать. А раз они этого сделать не удосужились, пусть пожинают плоды собственной небрежности. Так он рассудил и совсем уж было собрался лезть в шатер, как его окликнул детский голос, заставил обернуться.

Это был парень примерно одних с ним лет, такой же тощий, черноволосый и желтоглазый, как все вокруг. Лук за спиной у парня был хорош, это Йорген сразу заметил — эх, ему бы такой лук! Зато меч — совсем дрянной и вообще как бы еще не детский! Должно быть, тот сам это понимал, потому что, перехватив взгляд Йоргена, постарался стать вполоборота, чтобы оружие было меньше заметно, и спросил поспешно:

— Ты — тот, кто послан нам людьми?

— Он самый, — подтвердил ланцтрегер с достоинством.

— Тебя зовут Веннер эн Арра?

— Меня зовут Йорген фон Раух, — это прозвучало не без вызова.

Мальчишка отступил на шаг, склонил вбок голову, критически оглядел собеседника.

— Ты совсем не похож на человека, — подумав, заключил он. — Зачем ты живешь с людьми?

— Где родители решили, там и живу, — отозвался Йорген мрачно.

Парень презрительно хмыкнул, типа вот еще маменькин сынок, все за него решают!

— Вот если бы меня отец с матерью вдруг захотели заставить жить у людей, я бы все равно ни за что не согласился, обязательно сбежал бы!

— Ну знаешь, если бы меня заставляли жить у нифлунгов, я бы тоже сбежал! — очень спокойно ответил он, и мальчишка взглянул на него с ненавистью.

— Что же теперь не бежишь? Смотри, тебя никто не держит!

Йорген продолжал хранить вид, полный невозмутимого достоинства, ему нравился этот разговор.

— Сейчас война. Мой отец — ландлагенар, я — ланцтрегер. Он имеет право приказать, я обязан подчиниться. Мне велено быть здесь, и я не побегу, потому что это было бы дезертирством.

— Ну и дурак! — огрызнулся нифлунг. — Значит, ты ночью умрешь!

«Тоже мне новость поведал!» — усмехнулся Йорген про себя, а вслух спросил:

— Почему?

Он рассчитывал услышать о жертвоприношении, но мальчишка в ответ лишь скуксился:

— А все мы ночью умрем… — Чувствовалось, как ему этого не хотелось.

«Неженка!» — подумал Йорген и, уже не обращая на него внимания, ввалился в шатер с твердым намерением заставить окружающих вести себя уважительно по отношению к Эренмаркской короне в его лице.

И заставил-таки! Высокий важный нифлунг, одетый по-королевски (вскоре Йорген узнал, что это и есть его родной дед — конунг), собрался было выставить вон юного нахала, но подумал — и не стал, пригласил к столу. Правда, повлияло на его решение не столько почтение к чужой короне, сколько родная кровь. Очень уж тощим и заморенным выглядел новообретенный внук, захотелось накормить напоследок. Потому что за морем уже разгорался закат и жить мальчишке оставалось считаные часы.

Ночью был бой. Ох, не первый в жизни тринадцатилетнего именинника! Ничего особенного, решил он для себя. Твари как твари, уже убивали таких. Разве что лезет их больше обычного, будто нарочно кто подманивает.

Когда твари этой странной породы впервые объявилась в Норвальде, их поначалу сочли бесплотными гайстами и обрадовались. Потому что гайсты — одни из самых безопасных порождений Тьмы. Они могут иметь сколь угодно грозный облик, но единственный вред, который способны причинить человеку, — это перепугать до смерти. Когда-то их было мало, и подобные забавные казусы порой случались. Бывало, особо чувствительная дама встретит в коридоре родового замка громыхающий цепями призрак с окровавленной головой под мышкой — и не выдержит ее слабое сердце. Или запоздалый путник, спеша глухой полночью мимо кладбища, увидит вдруг за оградой белую лошадь либо черного пса-грима, и найдут его мертвым поутру…