Тьма
Шрифт:
— В каком смысле?
— Потом скажу. После того как поговорю с Костоправом.
Глава 28
Обратившись в злого духа, я жужжал над плечом Могабы. И он, и его капитаны находились в смятении.
Длиннотень требовал, чтобы никто и не заикался, будто дела идут плохо.
— Что за кретин, — проворчал один их нескольких преданных Могабе наров. — У него пасть грязью набита.
Со столь метким суждением я не мог не согласиться. Мало того что кретин, так к тому же, по всей видимости, еще и глухой. Во всяком случае, он никак не отреагировал на столь неслыханную дерзость. На явное оскорбление
Точно так же он держался и в Дежагоре. Там его солдаты начали поедать друг друга, чтобы пересидеть осаду.
Наши осадные башни медленно, словно суда с высоченными бортами, ползли вперед. Наши солдаты и уцелевшие лагерные прихлебатели тащили их, натягивая канаты, пропущенные через блоки, закрепленные на тех самых железных сваях, что несколько ранее были вогнаны в землю слонами. Когда башни наконец остановились, солдаты тут же закрыли бреши между ними. Под защитой щитов инженеры принялись возводить деревянную стену.
С башен тучами летели метательные снаряды.
Могаба не располагал машинами достаточно мощными, чтобы разрушить башни. Ему не оставалось ничего, кроме как что-то делать. Но Хозяин Теней не позволял ему сделать то единственное, что могло бы помочь. Подобно капризному ребенку, Длиннотень был упрям как осел. Делай, как я велел, вот и весь сказ. И Могаба не собирался лезть на рожон. Он дошел почти до предела, но все же не был готов к открытому неповиновению, поскольку понимал, что на нашей стороне Госпожа, только и ждущая возможности основательно испортить ему остаток жизни. И такая возможность представится ей через несколько мгновений после того, как Хозяин Теней соберет свои игрушки и уберется восвояси.
Поскольку атаковать было запрещено, Могаба решил отвести свои основные силы, оставив на передовой прикрытие — так, чтобы мы не заметили, что противник уходит из-под удара.
Но я все видел.
— Советую тебе держать ковер наготове, — сказал Могаба Ревуну. — У меня связаны руки, и я долго не продержусь.
Длиннотень обернулся. Будь он способен убивать взглядом, Могаба умер бы на месте.
Ревун находился в безобразном оцепенении. Он боялся, но не хотел, чтобы его заклеймили позором как труса.
Неожиданно из лагеря Обманников донеслись дикие крики. Я метнулся туда и увидел дядюшку Доя, без разбора крушившего душил Бледным Жезлом. Матушка Гота с неменьшей ловкостью прикрывала ему спину. Неплохо для старушенции, практиковавшейся с оружием, лишь когда не могла от этого отвертеться.
Ну а потом дерьмо поперло валом.
Прабриндрах Драх пошел в атаку, навязанную ему Стариком. Впереди княжеского войска, выстроившись клином, шли напролом боевые слоны. Войска Хозяина Теней устремились навстречу. Градом посыпались стрелы.
Могаба задал нам жару. Его боевые порядки превратились в желе, в котором увязло наступление. Его солдаты показали, что такое настоящие дисциплина и выучка. Слонов перебили, а таглианцев обратили в бегство. Князь едва ноги унес. Потери его были ужасны — каких я и ожидал до того, как Костоправ провернул свою махинацию.
Затем Могаба нанес сокрушительный контрудар, являвшийся, по его заверениям, не более чем преследованием отступающих. Он обрушился на стены между нашими осадными башнями и штурмовал
их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал ему отступить.И тут же, словно он знал обо всем и без моих донесений, Костоправ повел наступление на его фланг. А минуту спустя слева ударила Госпожа.
Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял своих родственников. Нарайан Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.
С нашей стороны никаких сюрпризов не было. Войска накатывались волна за волной, отходили, заменялись свежими силами и наступали снова. Могаба отбивал все атаки, но нес потери. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. Он заставил Могабу драться связанным по рукам и ногам и при этом изливал на него ушаты обвинений, потому что теперь и сам видел, что тому, скорее всего, не устоять.
На востоке полыхало пламя.
Эта часть сражения подходила к концу.
Глава 29
До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.
— Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак. В людях ни хрена не смыслит, — немедленно отозвался Нож.
— Это почему?
— Потому что Могаба считает себя обязанным сломить хребет Костоправу. Иного выхода для себя он не видит. Костоправ громко фыркнул.
— Это противоборство, — продолжил Нож, — стало смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы. Он должен победить или умереть.
— В известном смысле я чувствую то же самое, — проворчал Костоправ.
— В одном Длиннотень прав — все идет к тому, что его ухватят за задницу. Как там их боевой дух?
Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?
— Ниже змеиной задницы, — сказал Одноглазый.
— Так они сломаются?
— Если побежит Могаба. Любить они его, может, и не любят, но верят в него все до единого.
Я уставился на Госпожу и увидел, что глаза ее закрыты. Возможно, она просто-напросто улучила минутку и вздремнула. Мало кому было об этом известно, но в последнее время она работала больше, чем кто-либо другой. И больше всех вымоталась, а ведь ей приходилось постоянно быть начеку.
Я представил себе, что могли бы натворить Длиннотень с Ревуном, узнай они, до какой степени измотана Госпожа, и меня проняла дрожь. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, и распорядился:
— Значит, так. Выступаем поутру, в три часа. А сейчас всем спать.
Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского вида не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.
Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее книгах. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения картины, подобные тем, что одолевали меня до сих пор.
У меня сложилось впечатление, что они снова стали посещать и ее. Большую часть времени она боролась со сном именно потому, что боялась этих видений. Я мысленно представил себе Кину — такой, какой описывала ее Госпожа — высоченной обнаженной женщиной с глянцево-черной кожей, четверорукой, с восемью сосками, с клыками вампира, увешанную украшениями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не походила на свою добрую старую мамочку.