Тьма

Остальные – просто идиоты! Как они могли поверить Игорю, не слушая объяснений Вики? Так ее оскорбить… Но, хуже всех, Сергей. Подлец! Он посмел ударить ее! Эх, каков подлец!!!

– Да, счастье мое, – задумчиво произнесла баба Анна, когда внучка закончила свой рассказ. – Испортили тебе праздник… А что же ты такого значительного ждала от этого вечера?

Этот вопрос, произнесенный вкрадчивым голосом, едва не заставил Викторию вздрогнуть. Она ничего не говорила старухе о значимости сегодняшней вечеринки, хотя и не переставала об этом думать. В который раз бабушка поражала ее своей проницательностью, заставляя усомниться в том, кто и в чьих руках является игрушкой. Баба Анна словно могла читать, как раскрытую книгу, эмоции своей внучки, может быть, не до конца осознавая причин, их вызывающих.

– Бабуль, – снова всхлипнула Вика. – Я рассчитывала, что Сергей сегодня назовет дату нашей свадьбы!

– А, вместо этого… – баба Анна не докончила предложение. – Не думай о плохом, счастье мое! Знай, что есть великие силы, знающие о настоящей справедливости, и умеющие восстановить ее. Будем уповать на них, верить и надеяться. А пока – давай-ка, переоденься, и попьем чайку. Оставайся ночевать у меня. Думаю, домой тебе сегодня не стоит идти…

Баба Анна достала из шкафа халатик, казавшийся совершенно новым. Критически осмотрев его, словно пытаясь найти какой-либо изъян (или что-то другое?), она бережно, будто некую реликвию, передала его Вике. Не дожидаясь, пока внучка переоденется, баба Анна пошла на кухню.

Запах мяты, душицы и еще чего-то пряного вскоре заполнил весь дом. Даже необычная прохлада, царившая до этого в комнатах, казалось, отступила и забилась в темные углу, уступая позиции веселому лесному аромату. Баба Анна пила только чай из трав, которые собирала сама. Она с детства приучила к этому напитку Викторию, и девушка полюбила его необычный вкус, что слегка одурманивал ее и чуть кружил голову, делая тело почти невесомым, а заботы – нереальными и далекими.

Чаепитие продолжалось недолго. Пока Вика допивала обжигающий напиток, баба Анна успела постелить ей чистую постель в зале на диване. Затем она отправила внучку спать и, выключив свет, ушла на кухню.

Невеселые думы одолевали ее. Баба Анна вспомнила свое детство – оборванное, нищее, полуголодное. Вспомнила большой деревенский дом, где вперемешку со скотиной коротали долгие зимние вечера ее многочисленные братья и сестры. И, словно наяву, услышала мамины рассказы, яркими жемчужинами красившими ее мир.

Эти рассказы всегда были об одном и том же – о том, как умная девушка добивается всего самого желанного в жизни: богатства, славы, красоты и, самое главное, власти. Небылицы, такие желанные и недостижимые, никогда не приедались. И, как сейчас ей казалось, даже не повторялись никогда! Главным в этих сказках был Талисман, подчинив который, бедная, умная девушка создавала свой мир. Тот мир, в котором ничто не мешало ей быть счастливой.

А потом, прямо с поля, председатель и два милиционера в рваных онучах и с винтовками в руках увели ее мать. Увели туда, где нет ни времени, ни Талисмана, ни самого человека. Уходя, мать успела шепнуть дочери: «Нюрочка, верь. Талисман существует!» И мамины сказки Анна пронесла в своем сердце через всю жизнь, отчаянно веря, что и у нее будет свой счастливый час, свой собственный Всемогущий Талисман.

Что ж, ни она, ни ее единственная дочь Катерина, не смогли воплотить мечты в реальность. Но вот милой внучке Виктории ничто не должно помешать стать счастливой. Бабе Анне казалось, что даже в стране все переменилось только для того, чтобы легче сбывались внучкины мечты. И она-то прекрасно знает, как не дать никому встать на пути у ее принцессы ответить за боль, причиненную ей. Разве может быть что-то важнее, чем счастье Виктории? Разве может быть что-то дороже мечты?!.

Часы на стене пробили половину двенадцатого. Неслышно поднявшись со стула, баба Анна прошла в зал и прислушалась к сонному сопению внучки. Вика спала, свернувшись калачиком точно так, как всегда делала это в детстве. Красивые волосы разметались по подушке, словно оплетая ее колдовской сетью, а багровые губы чуть дрожали, что-то нашептывая во сне. Баба Анна поцеловала внучку в лоб, едва коснувшись его губами, и тихо вышла. Она накинула на себя телогрейку и, еще раз оглянувшись на внучку, выскользнула на улицу, плотно прикрыв за собой дверь.

Едва слышимый полувздох-полувсхлип двери еще не успел отзвучать в тишине холодного дома, как Вика оторвала голову от подушки. В ее глазах горел огонь ликования, а на губах играла злорадная усмешка…

Глава 4

Горько усмехаясь. Сергей смотрел вслед убегающей Виктории. Слезы боли, обиды и разочарования, совсем по-детски, готовы были брызнуть из его серых глаз, но так и остались внутри, замутив душу. Любил ли он Вику? Ему казалось, что да, любил! Или желание быть с ней рядом было не просто прихотью, потребностью видеть рядом с собой красивую вещь?..

Сергею было трудно ответить на эти вопросы, заданные самому себе. Да, и не имели они сейчас никакого значения – все было кончено! Оборвано жестко и болезненно, словно здоровый зуб, вырванный без наркоза. Сергей повернулся и медленно, опустив голову, побрел к коттеджу Игоря.

В доме Мошкаревых стояла тишина, нарушаемая лишь легким звоном убираемой посуды. Яркий свет, лившийся из окон, стелился желтыми пятнами по полутемной улице, и лежавшая перед Сергеем дорога казалась шахматной доской, по которой его вперед, подобно пешке, двигал грязный, неухоженный ноготь неведомого гроссмейстера.

Открыв калитку, Сергей вступил в первый светлый квадрат, и на миг показалось, что он окружен сверкающим ореолом. Именно в этот момент Ганс, со злобным рычанием, рванулся вперед, но вдруг застыл на полпути. Шерсть на загривке собаки встала дыбом, а челюсти скривил страшный оскал. Сергей вздрогнул, и невольно сделал шаг назад, а тишину ночи разорвал жалобный, наполненный болью, вой. Пес пятился назад, поджав хвост, и выл так, словно у него оторвали лапу.

– Ты что, озверел что ли, дурень?! – Сергей замер, чувствуя, как покрывается гусиной кожей.

Пес тоже застыл, глядя поверх головы Сергей, сверкающими в свете электрических ламп глазами. Он уже не выл, а лишь вздрагивал, приседая на задние лапы. Хвост собаки бешено стучал по дорожке, усыпанной гравием, и казалось, что Ганс, хоть и умирает от страха, ляжет костьми, но не пропустит Сергея в дом.

Дверь коттеджа открылась, выплюнув во двор новый квадрат желтого света. На пороге стоял Славка.

– Ты сто, бесова животина?! – он спустился вниз и обнял Ганса, поглаживая по вздыбленной шерсти. Пес молчал, не переставая дрожать. – Серега, ты его никак покусать решил, раз он так испугался?

– Угу. Уже покусал. Не видишь, какие у меня клыки из пасти лезут? – Сергей горестно усмехнулся. – Пиво осталось еще?.. Пойдем в дом. Просветите меня, что тут за хренота творится!

В контрасте с недавнем весельем, гостиная в доме Мошкаревых выглядела безжизненной, словно разоренной. Игорь с Николаем сидели друг напротив друга, через стол. Оба молчали, цедя пиво из бутылок. Татьяна гремела на кухне посудой, и этот звон почему-то показался Сергею обвинительной речью адского прокурора. Ольги не было видно, и Сергей понял, что уже и не увидит ее. Он почему-то почувствовал себя безмерно виноватым, и даже бутылка пива, заботливо протянутая Славкой через его плечо, показалась Сергею немым укором.