То, что меня держит

– Кем возьмут. А вы тут чем занимаетесь?

– Я – штатный реставратор. Если точнее, «мастер на все руки». Тут ведь что реставрировать? Не рембрандтовскую же «Данаю». Так, всё подряд починяю и слежу за сохранностью экспонатов.

Они подошли к двери с табличкой «Директор Карнаухова Алевтина Леонтьевна».

– А хотите я вас подожду? – предложил Сергей.

– Зачем? – недоуменно спросила Соня, и только потом до нее дошло, что он шутит, намекая на вчерашние события. – Нет, спасибо, – улыбнулась она в ответ.

– Ну, ни пуха ни пера, – пожелал провожатый.

– К черту! – от души послала его Соня.

Узнав, что посетительница явилась в поисках работы, директор Карнаухова вскинула брови, чересчур тонко выщипанные для ее полного лица с двумя подбородками, и поинтересовалась, какое у Сони образование.

– У меня университетский диплом по специальности «политолог».

Теперь директорские брови совсем уехали под пышно начесанную рыжеватую челку, тщательно подведенные глаза с цепким взглядом удивленно распахнулись.

– И чем же политологи занимаются?

– Ну, они изучают действия политиков, анализируют события политической жизни… – начала популярно объяснять Соня.

Алевтина Леонтьевна тут же перебила ее, нетерпеливо махнув рукой:

– Ой, да у нас тут на каждой лавочке по пять пенсионеров сидит – и все они, выходит, политологи. Только мне не политолог, а экскурсовод нужен.

Соня, уже было настроившаяся на отказ, при последних словах ощутила проблеск надежды и вытащила из сумки свидетельство об окончании курсов по специальности "гид– сопровождающий". Корочка, купленная с рук, помогла ей в свое время устроиться в столичную турфирму.

Этот козырь произвел разительную перемену в директоре музея: она расплылась в улыбке:

– Совсем другое дело. С такой бумажкой я вас возьму – с кадрами тут, в глуши, беда. Приходите завтра: подпишем трудовой договор, ознакомитесь с должностной инструкцией. Беру вас с испытательным сроком три месяца. И еще: экскурсий у нас сейчас немного. Чтобы без дела не сидеть, будете помогать в других отделах.

Озвученная сумма оклада неприятно удивила своей мизерностью в сравнении с московской зарплатой. «Но все же лучше, чем ничего, да и работа эта – лишь временная», – утешила себя Соня.

Назавтра ее «прикрепили» к научному сотруднику выставочного зала Алексею Юрьевичу Кронцову. Высокий, худой, чуть сутулящийся, с густыми каштановыми волосами, уже чуть посеребренными на висках, «Шеф», как мысленно обозвала его Соня, сразу расположил ее к себе приветливым обращением и добрым приятным лицом с «гусиными лапками» морщинок, разбегающихся к вискам от бледно– голубых глаз.

Первым делом он устроил своей новой подчиненной краткую экскурсию по музею. На первом этаже располагалась экспозиция «Природа края». Вдоль одной стены с нарисованным на ней лесом, были выставлены чучела животных, из которых Соня узнала далеко не всех, мысленно отнеся неузнанных в разряд «каких– то выхухолей». И вообще, вся эта композиция напомнила ей Ноев ковчег: на нескольких квадратных метрах было собрано столько разных тварей, что даже страшно было представить, что бы случилось, сойдись они в настоящем лесу в одном месте в таком составе.

В экспозицию также входили палеонтологический, археологический и минералогический разделы: в стеклянных витринах лежали какие– то камни, а еще огрызки, кусочки и ошметки черт его знает, чего. Впрочем, Соня понимала, что ей придется разобраться в этом историческом мусоре, если она собирается работать здесь экскурсоводом. Что же касается второго этажа, он был полностью отдан под историю края, начинавшуюся еще с местных первобытных племен. Отдельный зал был отведен под экспонаты, рассказывающие об истории местного завода, вокруг которого, судя по всему, вращалась жизнь в этом забытом богом уголке.

Шеф гордо сообщил, что вся экспозиционно– выставочая площадь занимает триста квадратных метров, плюс еще у музея имеется небольшая пристройка, используемая в качестве фондохранилища, а также реставрационная мастерская. Соня, вместо того чтобы впечатлиться, лишь хмыкнула, вспомнив, что общая протяженность залов Эрмитажа, кажется, более двадцати километров. «Что ж, каков городишко, таков и музей», – подумала она.

Попутно Соня познакомилась и с остальными членами коллектива, ибо музей, как оказалось, в авральном режиме готовился к приезду в Уключинск губернатора области, а потому был объявлен дополнительный санитарный день, и все сотрудники сновали по обоим этажам, словно муравьи. Соня скептически отнеслась к идее посещения важным гостем столь захолустного учреждения культуры, но ее мнением по данному вопросу никто не поинтересовался.

Шеф, две научных сотрудницы, смотрительница и Соня занялись обновлением в экспозициях текстов аннотаций и этикеток – прошел слух, что у губернатора слабое зрение, а потому всё срочно перепечатывалось огромным шрифтом, годным разве что для букваря или верхних строчек таблицы окулиста.

Оставшаяся часть коллектива была брошена на решение других животрепещущих задач. Замдиректора по хозяйственной части – тот самый, дотошный Владимир Иванович – вместе с реставратором Сергеем и электриком срочно занавешивали огромным баннером фасад рядом со входом, чтобы скрыть облупившуюся штукатурку, и копошились внутри здания: закрашивали застарелые желтые разводы на потолке, что– то чинили, прибивали, завинчивали. А гардеробщица – она же по совместительству уборщица – до блеска натирала витрины с экспонатами и пылесосила чучела представителей местной фауны.

Новенькую коллеги приняли доброжелательно, тут же окрестили просто Соней и даже Сонечкой, ибо она была здесь самой молодой, с большим отрывом отставая в возрасте от остальных. Ей сунули в руки ножницы и посадили разрезать листы с напечатанными на них текстами аннотаций.

После она помогала менять в залах старые этикетки на свежие. Ей поручили зал на втором этаже, в котором были выставлены картины – на взгляд Сони, по большей части мазня. Наверное, местных художников. В основном те предпочитали изображать природу: горы, елки да березы, иногда разбавленные какой– нибудь снулой речкой или кривой избой.

Яркие краски были положены на полотна щедро, словно масло на бутерброд, и от них так и рябило в глазах. Презрение к законам перспективы и светотени роднило кое– какие из этих произведений с детскими рисунками. Но в зале висели и несколько старинных портретов очень даже неплохой работы, в тяжелых рамах, покрытых потускневшей позолотой. Один из них особенно понравился Соне.

На нем была изображена темноволосая женщина лет тридцати с аристократическим лицом, одетая в черное шелковое платье с декольте. Парадную прическу венчал черный резной гребень. Уши и шею украшал гарнитур из крупного черного жемчуга, а на плечи была небрежно накинута шаль. Картина была написана так, что под каким углом к ней ни становись, серые глаза дамы смотрели прямо на тебя.

Соня пару минут поразвлекалась, перемещаясь по залу и безрезультатно пытаясь ускользнуть от цепкого серого взгляда, а потом продолжила менять этикетки. Закончив, она направилась к выходу, но вдруг услышала за спиной еле слышный стон. Шею будто обдало холодным ветерком. Резко развернувшись, Соня обвела взглядом пустую комнату, а потом пожала плечами: наверное, почудилось.

В обеденный перерыв ее словарный запас полнился новым словом – «тормозок». Так местные, оказывается, называли захваченные из дома на работу харчи. Из них коллеги соорудили перекус в небольшой комнатушке, примыкающей к научно– экспозиционному отделу и называемой между собой «чайная». Пригласили за стол и Сонечку.