То, что не должно происходить
Шрифт:
– Что-то срочное?
– спросил он.
Я пожал плечами.
– Час-другой можно подождать, - сказал я.
– Но до конца дня хотелось бы с вами переговорить.
Василий Дмитриевич взглянул на часы (очень хорошая подделка под "Ролекс") и сказал:
– Подходи к пяти часам.
Я вышел из здания, перешел через дорогу, поднялся к себе в кабинет и до пяти часов гонял на компьютере "кваку". А потом проделал обратный путь.
Василий Дмитриевич был в кабинете один. Он был слегка пьян и очень доволен, хотя и выглядел уставшим. Видимо, немец согласился-таки закупить наше оборудование.
– Что случилось, Дима?
– спросил
В лучших одесских традициях я ответил вопросом на вопрос:
– Василий Дмитриевич, у нас есть конкуренты?
– В каком смысле конкуренты?
– В таком смысле, чтобы заняться разнюхиванием наших секретов.
– Каких секретов?
– Пока не знаю, - сказал я.
– Только что разговаривал с Денисом, он утверждает, что была попытка хакерского проникновения в нашу сеть.
– Насколько успешная?
– Более чем.
Василий Дмитриевич изменился в лице. На долю секунды мне показалось, что его поразили мои слова, но потом я заметил, что он смотрит поверх моей головы. Я обернулся и увидел то, что поразило Василия Дмитриевича.
Дверь в кабинет была распахнута настежь, по обе стороны от нее стояло по омоновцу с автоматами АКСУ и в черных масках, закрывающих лицо. А по ковровой дорожке, ведущей к начальственному столу, шествовал коротко стриженый седоватый мужичок невысокого роста. Выражение лица у него было брезгливое, как будто маски-шоу проводилось не в офисе уважаемой компании, а в незарегистрированном борделе или вообще в наркоманском притоне.
– Господин Цодиков?
– поинтересовался он.
– Ознакомьтесь.
Василий Дмитриевич взял из его рук бумагу, бегло просмотрел и отдал обратно.
– Предлагайте, - сказал он.
– Что предлагать?
– смешался мужичок.
Василий Дмитриевич посмотрел на меня с очень искренним огорчением и сказал:
– Воистину печально, что мне, обвиняемому, приходится объяснять работнику прокуратуры его обязанности. Когда вы предъявляете постановление о производстве обыска, надо обязательно предложить добровольно выдать то, что вы ищете. Что вы, кстати, ищете?
Мужичок скорчил злобную физиономию и ответил:
– Любые вещественные доказательства противозаконной деятельности. Так вы готовы что-то выдать?
– Тут не ведется никакой противозаконной деятельности!
– воскликнул Василий Дмитриевич.
– И никаких доказательств ее быть не может!
– Посмотрим, посмотрим… - хищно улыбнулся мужичок и крикнул омоновцам, изображавшим статуи у входа в кабинет: - Введите понятых!
Понятыми были двое молодых людей из не помню какого отдела. Одеты они были в безукоризненно сидящие деловые костюмы, белые рубашки и дорогие галстуки, а их лица выражали горячее желание наилучшим образом проявить себя в сложившихся обстоятельствах. Вот только вряд ли они понимали, что сейчас будет наилучшим поведением - честно рассказать все ментам или, наоборот, продемонстрировать верность компании.
Впрочем, их никто ни о чем не спрашивал. Вслед за ними в кабинет вошли еще два молодых человека в омоновском камуфляже и масках, но без оружия. Они быстро и сноровисто заглушили компьютер шефа, упаковали его в черный пластиковый мешок, как для перевозки трупов, только поменьше, опечатали мешок и утащили компьютер из кабинета. Больше в кабинете ничего не искали.
На этом маски-шоу закончилось. Седоватый мужичок подсунул Василию Дмитриевичу несколько бумажек, в которых тот расписался. Я заметил, что одна
из них была подпиской о невыезде.– А вы кто такой?
– спросил меня мужичок.
– В цивилизованном обществе принято вначале представляться, а потом уже спрашивать имя собеседника, - заметил я.
Вместо ответа мужичок предъявил мне удостоверение на имя начальника сектора ОБЭП подполковника Жихарева Евгения Ивановича.
– Чертков Дмитрий Львович, - представился я.
– Паспорт показать?
– Не надо. Какова ваша должность в компании?
– Никакова, - честно ответил я.
– Мы с господином Цодиковым обсуждали перспективы долгосрочного сотрудничества между нашими предприятиями.
Самое смешное, что я сказал чистую правду, с формальной точки зрения дела обстоят именно так.
– И как перспективы?
– ехидно поинтересовался Жихарев.
– Хорошие перспективы, - ответил я.
– Проблемы приходят и уходят, а бизнес остается бизнесом.
– Ну, не знаю, не знаю, - протянул Жихарев и окончательно потерял ко мне интерес.
Он покинул кабинет, даже не попрощавшись.
– Довыпендриваешься когда-нибудь, - заметил Василий Дмитриевич, когда дверь кабинета закрылась.
– Нельзя же хамить ментам так нагло.
– Я не хамил, - возразил я.
– Я сказал чистую правду. А то, что он понял из моих слов - это его проблема. На компьютере что-нибудь важное пропало?
– Договор о намерениях с немцем, - печально произнес Василий Дмитриевич.
– Но это так, херня. Хуже будет, если следствие не сразу закроется. Позвонить, что ли, сейчас…
Он не уточнял, кому собирается звонить, а я не спрашивал. Да и не интересно мне, у кого именно из высокопоставленных покровителей он собрался просить помощи.
– Лучше попозже, когда они совсем уйдут, - посоветовал я.
– А то ввалится еще какой-нибудь клоун в самый неподходящий момент.
– Клоун, говоришь… - протянул Василий Дмитриевич.
– Думаешь, клоунада? В принципе, похоже.
Клоунадой называется маски-шоу, которое проводится не с целью кого-нибудь арестовать или что-нибудь конфисковать, а с целью продемонстрировать фирме, что пора скорректировать с учетом инфляции ежемесячный объем взяток. Либо продемонстрировать, что не следует проявлять чрезмерное усердие к тому, чтобы заключить какой-то определенный контракт. Менты изымают компьютеры, опечатывают производственные помещения, но ни в коем случае не арестовывают счета. Руководство фирмы снимает со счетов необходимые суммы, несколько дней длятся переговоры, вначале с собственной крышей, а затем и со второй заинтересованной стороной. В конце концов стороны приходят к консенсусу, заключают необходимые договоры либо устные соглашения и происходит большая пьянка. Запечатанные помещения распечатываются, изъятые компьютеры возвращаются, но не все, часть из них менты оставляют себе, это называется спонсорской помощью.
– Кто заказчик, известно?
– спросил я.
– Может, хотя бы подозрения есть?
– Что тут подозревать?
– ответил Василий Дмитриевич вопросом на вопрос.
– К вечеру все будет точно известно, самое позднее - завтра к обеду.
Василий Дмитриевич вдруг передернул плечами, встал из-за стола, подошел к встроенному в стену бару и вытащил оттуда пузатую бутылку "Хеннеси" и два столь же пузатых бокала.
– Будешь?
– спросил он.
– Лучше не надо, - сказал я.
– Пить за рулем вообще не люблю, а после таких событий тем более.