Точите ножи!

— Послушай меня внимательно, Данав фер Шири-Кегарета, — моими интонациями можно было убаюкать взбешенную змею, — сейчас я скажу тебе нечто очень важное…

— Ланс, прекрати! — заливисто расхохотался Карп, а меня снова встряхнуло от неожиданности и стыда. — Прошу, не позорься, «Садовники» же наблюдают!

Да, я опешил. Еще раз. Окончательно теряя контроль и уверенность в себе.

Нить разговора, каким бы странным он ни оказался, находилась явно не в моих пальцах, и переломить ситуацию не мог даже приклеенный к стене «Росток». Интересно, когда я скручу хвост и стану переслушивать запись этой странной беседы из иных миров, мне будет стыдно за собственные реакции?

— Если у тебя не получилось в первый раз, — осведомился Песчаный Карп чуть мягче, словно хотел извиниться за вспышку неуместной радости, — то с чего взял, что выйдет сейчас?

Я похолодел и будто бы перенесся в ночной двор комплеблока. Вернулись страхи, острые и болезненные, как впервые. Пытаясь рассмотреть глаза чу-ха через разделяющий нас пылевой шторм, я помотал головой и неожиданно для самого себя спросил:

— Что ты такое, Господин Киликили?

Бровь статного немолодого чу-ха за прозрачной перегородкой изогнулась. Он грациозным жестом пригладил седую бородку, задумчиво взглянул на бриллиант в кольце.

— О, это имя… знаешь, не очень люблю его.

— Отвечай, — с неожиданной сталью в голосе приказал я, вынимая второй «Росток» и цепляя его напротив казоку-хетто точно на надпись «огонь в бумагу не завернешь», — или мне придется повторить вопрос, заглянув в твои гаснущие глаза.

Плечи начинали дрожать. И от физического напряжения, и от психического — мы с Карпом будто перебрасывали друг другу мяч, многократно тяжелевший каждый раз, когда тот попадал мне в руки.

— Ох, Ланс, я тебя слышу, — устало признал Шири-Кегарета, качнувшись на пятках. — Но ты прекрасно знаешь, кто я. Меня называют отцом Юдайна-Сити. Одним из них, если угодно. Иногда отчимом, конечно, но тебе ли не знать, что это ничуть не хуже?

— Выходи! — прошипел я, едва удерживаясь, чтобы не взорвать брикеты.

— А если нет? — с внезапным напором спросил Песчаный Карп…

…и все изменилось.

Прикрытые двери лязгнули замкнувшимися засовами. Потолочный свет погас, в центральной жаровне вспыхнуло ослепительное белое пламя, по динамикам прокатился раскат далекого грома.

Я бы хотел сказать, что совершенно не напугался… но зачем врать?

Конечно, я чуть не завопил. Отскочил к дивану, вскинул ассолтер, лихорадочно завертелся в поисках угрозы. К своей чести быстро взяв себя в руки — ха, тоже мне! Такими шаманскими штучками Господин Киликили мог бы до желудочных колик пронять, например, пришибленного Ункац-Арана, но определенно не Ланса фер Скичиру!

«Болтушка» на левой руке сообщила, что канал связи блокирован, но я слышал, как Прикус пытается докричаться до меня из-за запертых дверей. Возможно, он призывал меня отойти подальше, пока они с Микатой и Као-Ду будут взрывать замки. Интересно, а они будут?.. Или решат выжидать, подчиняясь приказу? А то и вовсе уйдут, почуяв настоящую угрозу?

Обдумать это я не успел — внутри потайной застекольной комнаты беззвучно взорвалась настоящая пылевая бомба, теперь наполнив дымными струями не только полую стену, но и само обиталище моего недруга. Его силуэт мелькнул слева, справа, потерялся во мгле высокоуровневого свето-струнного ненастья.

— Твоя дерзость перелилась через край, Ланс Скичира! — громыхнули динамики, и я уважительно признал, что такие оглушительные представления наверняка заставили множество посетителей поменять портки…

А затем и сам едва не осуществил хулиганский план с вазой. Причем даже не успев снять штаны. Потому что за исписанным стеклом вдруг вырос огромный, не меньше тридцати метров длины змей, чья пасть раскрывалась на высоту моего роста.

С грохотом ударяясь о стеклянную стену, опасно вибрировавшую от каждого удара, он сплетал и размыкал сверкающие кольца, шипел и скалил чудовищные зубы; его двухметровый язык стрелой вылетал из пасти, ощупывая перегородку, будто искал на ней трещину-изъян, в которую сможет протаранить.

От дикого, иррационального страха, на несколько мгновений затопившего мой рассудок, я чуть не закричал. И далеко не сразу убедил себя, что все же стал жертвой старательно продуманного шоу, которым фер Шири-Кегарета ломал волю своих наиболее несговорчивых собеседников.

— Ты… — промямлил я, стараясь не смотреть в свето-струнные глаза несуществующего змея, бушующего за стеклом в считанных шагах от меня (байши, но почему вибрирует стекло? тварь может быть настоящей?!), — ты не чу-ха, верно? Ты… ты такой же, как я, верно?

п.2; г.8; ч.2

Буря стихла так же внезапно, как началась.

Скрученный в напряженные кольца змей исчез, и теперь на его месте снова стоял высокий седобородый чу-ха в дорогом старомодном халате. Скука и доброжелательность окончательно стерлись с его хищной морды, пасть была плотно сжата, усы топорщились.

— Нет, Ланс, — чуть тише, но все еще грозно прогудели динамики в стенах, и я заметил, что Песчаный Карп вовсе не разжимает губ, — я не человек, оставь пустые надежды. А еще, пунчи, ты меня по-настоящему расстроил. Нелепым штурмом, например… хотя, должен признать, весьма изобретательным. А еще своим упорством. Глупостью и легкомыслием. Я тебя слышу, Ланс. Услышь и ты: мне придется ответить, сисадда? Чтобы, так сказать, сохранить хвост в чистоте. Поэтому я убью всех наемников на этаже. И глабера. И пилота. И тебя, наверное, тоже убью, хотя этого мне, даю слово, очень не хотелось.

Я шагнул вперед до того, как осознал свои действия. На исцарапанное надписями стекло с хлюпаньем присосался предпоследний брусок «Беспощадного ростка».

— Валяй, — сорвалось с моих губ до того, как я успел обдумать последствия, — пробуй. Но тебя, сука, я заберу с собой. Хотя бы для того, чтобы доказать улицам, что нельзя боятся таких, как ты.

— Ланс, Ланс, Ланс… — Данав покачал головой, снова пригладил бородку.

Только сейчас я заметил, что песчаная буря полностью «улеглась», наконец-то позволяя в деталях разглядеть предводителя «Уроборос-гуми», в одиночестве стоящего за стеклом посреди совершенно пустой и совсем небольшой (как только туда вместился змей?) комнаты.

— Глупый Ланс, enfant terrible… меня нельзя убить. Я везде. Я силен и многолик. Да хоть сравняй с землей весь «Слюдяной мост», мне ты вреда не причинишь.

У меня затвердели желваки.

Мысли понеслись галопом, сбиваясь с ног, натыкаясь на соседей и калеча друг друга в безумной гонке. Поднимали пыль памяти, мешали рассмотреть себя, истошно вопили и продолжали бег по проклятому кругу.

Кулон, Симайна, «низкий писк», угрозы и пытки, всесилие избранных, слибу Мокки и долг Ш’Икитари, неуловимый властитель города, бесстрашие перед оскалом мучительной смерти… Самые яркие и горячие предположения в моей голове пугали куда сильнее тридцатиметрового змея, даже окажись он во плоти…