Точка бифуркации
Шрифт:
Он же, Николай Куликовский, здесь в первую очередь как русский офицер, для которого честь и присяга – не пустые слова. Хотя, конечно, есть и еще причина, имя которой – Ольга. Ну и какое-то сочувствие к бурам, на которых, оказывается, вероломно напали англичане, тоже имеется. Но слабенькое, больно уж те, с которыми успели познакомиться русские, были несимпатичными, да и мыться они, судя по запаху, тоже не очень любили.
На четвертый день после прибытия в столицу Куликовского принял сам президент, Пауль Крюгер. Был он седым, обрюзгшим, спесивым и с невразумительным подобием бороды на физиономии, зато с несколькими лентами на пузе и десятком каких-то незнакомых Николаю орденов на нем же. В общем, по сравнению с его величеством Александром Четвертым просто какой-то провинциальный клоун, мысленно усмехнулся Куликовский, выслушивая не очень связную
Генерал Кронье так и не смог с ходу взять Кимберли, как, впрочем, и предполагали почти все, знающие обстановку и его лично. Слишком у осторожен был генерал, у него не получилось даже блокировать город. И сейчас война на западном фронте явно переходила в позиционную фазу, в отличие от юго-востока, где де ла Рей уже взял Дурбан и теперь пытался выдавить англичан подальше на юг, чтобы портом можно было пользоваться без опасения его внезапно потерять.
Ну, а под Кимберли обе стороны укреплялись, однако по-разному. Англичане строили люнеты, реданы и даже редуты, а буры рыли окопы. Практика уже начала показывать, что в условиях применения противником интенсивного артиллерийского огня бурские укрепления предпочтительней, но армейский консерватизм победить трудно, и пока англичане в землю не зарывались, из-за чего несли не такие уж малые потери от крупповских гаубиц трансваальцев.
В тактическом плане генерал Кронье был прав – избранная им оборона без попыток контрнаступления способствовала максимальным потерям у англичан и минимальным – у буров, но стратегически это означало утерю инициативы, что в конце концов могло привести обе южноафриканские республики к поражению. Это понимал не только Максимов, но даже Куликовский, а вот папаша Крюгер – нет.
Для борьбы с бурской артиллерией, наносящей им чувствительные потери, англичане начали применять корректировку огня своих пушек с помощью воздушного шара, и военный атташе поставил команде авиаторов и воздухоплавателей две задачи:
– Первая – прекратить или как минимум затруднить воздушную разведку англичан.
– Вторая – организовать свою собственную, причем желательно более эффективную, чем у противника.
Ну, со своей все ясно – первым делом надо обеспечить регулярные подъемы одного, а лучше даже двух аэростатов, плюс обеспечить им телефонную связь с артиллеристами. А вот как прекратить полеты англичан? Буры уже пытались обстреливать их шрапнельными снарядами, но получалось плохо. Один раз удалось заставить шар спуститься раньше времени – видимо, у него появились пробоины. Но на следующий день их заделали, и шар начал подниматься снова.
Николай сходил на передовую и в мощный бинокль внимательно разглядел шар, болтающийся примерно в пяти километрах от линии фронта на высоте метров четырехсот. А ведь аэростат-то, похоже, водородный, а не тепловой, как у нас, удовлетворенно подумал младший лейтенант. Не видно горелки или еще чего-нибудь похожего, да и сам шар, если приглядеться и прикинуть размеры, довольно маленький. А это значит, что могут пригодиться особые патроны, пятьсот с небольшим штук которых волонтерам перед отбытием в Африку передал сам генерал Мосин. От обычных они отличались тем, что в пуле было запрессовано какое-то горючее вещество, воспламеняющееся в момент выстрела. Вообще-то это имело целью облегчить прицеливание, ибо такие пули видно в полете, но ведь они, кроме того, могут и поджечь водород в шаре! В отличие от шрапнельных осколков, которые просто дырявят оболочку. Вот с проверки этого предположения и было решено начать.
Куликовский не ожидал, что английский шар столь эффектно взорвется. Первая короткая очередь, данная летчиком-стрелком Нудельманом, прошла выше шара, но благодаря ясно видимым трассам новых пуль он быстро скорректировал прицел и успел всадить еще одну почти в самый центр, прежде чем Куликовский отвернул самолет вправо. Поначалу не происходило вообще ничего, потом ближе к верхушке шара из-под обшивки вырвался язык пламени. Даже, пожалуй, язычок – мелкий такой, неуверенный… и почти сразу исчез. Николай начал было ложиться на курс для второго захода, но тут от шара сначала донесся повышающийся свист, а потом там как
бабахнет! Был бы ближе, могло бы и задеть, подумал пилот, направляя нос самолета в сторону солнца – туда, где в десяти километрах от передовой располагалось летное поле. Слишком близко? А что вы хотели – говорят, когда-то этот аппарат и вправду мог продержаться в воздухе тридцать пять минут, расстроенно думал Куликовский, заходя на посадку. Но сейчас-то старая калоша хорошо коли за двадцать пять минут весь керосин не сожжет! И это только если вообще не выводить двигатели полную тягу, иначе минут пятнадцать – и все. Вот и приходиться базироваться чуть ли не сразу за окопами, хоть это и опасно.На следующий день младший лейтенант вспомнил гимназию, где он узнал, что ежели где-то чего-нибудь убудет, то, значит, в другом месте обязательно прибудет. Имени кого был такой закон природы, Николай не помнил, но в небе сейчас, слегка покачиваясь на слабом ветру, висело убедительное подтверждение. Стоило только убыть английскому аэростату, как ввысь поднялся бывший русский, а ныне трансваальский.
Англичане, ясное дело, тут же начали его обстреливать шрапнелью, но, так как шар висел дальше от их позиций, чем недавно взорвавшийся английский от бурских, да и поднялся он повыше, у них практически ничего не получилось. Только на второй день в шаре появились две маленьких дырочки, которые пилот и заметил-то не сразу. Уже через час после посадки они были заклеены, и на следующее утро шар снова поднялся в воздух.
Эффективность огня буров от корректировки сверху заметно возросла – теперь гаубицы стреляли реже, а жертв и разрушений у англичан стало больше. Вовремя, ибо снарядов тратилось больше, чем подвозилось! И Куликовский считал, что островитяне этого так не оставят. Или они попытаются снова перевести войну в маневренную фазу, обойдя укрепленный лагерь буров, или попытаются как-то уничтожить шар. Причем скорее всего начать они попытаются именно с этого – потому что оно проще. Всегда люди сначала ищут под фонарем, и только если там ничего не находится, расширяют зону поиска. Кронье это тоже понимал и выделил для охраны летного поля еще шестьдесят человек помимо тех тридцати, что этим уже занимались изначально. А вот в возможность флангового обхода он не верил, и Куликовский не мог понять, почему. Ведь местность на север от линии соприкосновения войск вовсе не была непроходимой! Да, так уж просто там не пройдешь и артиллерию сразу не протащишь, но ведь можно же, если всерьез захотеть! Да и с юга при желании тоже можно пробраться, хотя там, конечно, сделать это будет труднее. А пока черт знает что – две армии (небольших, по российским меркам ближе к дивизиям) уперлись лбами, как бараны на узком мосту, и ни туда, ни сюда.
Куликовский несколько раз отправлял дельтапланы в глубокую разведку мест предполагаемого отхода и даже слетал сам, но ни в одном полете никаких признаков движения войск или даже подготовки к нему обнаружить не удалось. Неужели английский командующий генерал Метьюэн такой же упертый дуб, как наш Кронье? В авиаотряде склонялись именно к такому мнению.
Англичане действительно предприняли попытку уничтожить бурский шар, но не путем диверсии, как это ожидалось, а совершено иначе.
Однажды утром, когда аэростат еще даже не поднялся на всю длину связывающего его с землей троса, послышался звук, напоминающий тарахтение мотора дельтаплана. А вскоре появился и сам дельтаплан.
– Английский, что ли? – удивился Боря Нудельман. – У нас такие сняли с полетов еще в позапрошлом году, сейчас крыло делают другой формы. Ну да, смотрите, как он руки держит! Управление-то у него трапецией, а не ручкой.
Англичанин тем временем снизился, сделал круг над воздушным шаром, и вдруг с него выпало и затрепыхалось на веревке что-то небольшое и блестящее – не то нож, не то серп, не то лезвие косы. И дельтаплан снова развернулся в сторону шара, пытаясь пройти прямо над ним, чтобы поразить своим болтающимся снизу оружием. С первого раза это у его не получилось, но во втором заходе нечто острое на веревке все-таки чиркнуло по верхушке аэростата.
Если бы это был водородный шар, то тут бы ему и конец, но в тепловом имелась возможность вывести горелку на форсированный режим, чтобы как-то компенсировать утечку горячего воздуха, и пилот ей воспользовался. Кроме того, тепловой шар был заметно больше аналогичного водородного, в силу чего имел большее аэродинамическое сопротивление. То есть работал как очень плохой, но все-таки парашют.
Разумеется, шар все же упал, но скорость в момент удара о землю была не очень большой, так что пилот отделался ушибами. А вот оболочка загорелась от пламени горелки, и в результате у авиаотряда теперь оставалось только два аэростата.