Точка бифуркации

Которые для твоих агентов сочинял лично Миша Рогачев, мысленно закончил я. И якобы нехотя, да еще с кислой миной согласился:

– Да, дорогой Вилли, конечно. И с дальномерами у меня не очень, цейссовские лучше. В обмен могу предоставить пару секретов из области радиосвязи.

– Ох, влезу я с тобой от доброты в расходы, – вздохнул кайзер. – И, главное, лично я тебе все необходимое готов дать без лишних разговоров, но ведь тут требуются такие объемы финансовой помощи, что придется убеждать в их необходимости рейхстаг! Вот, кстати, не понимаю я тебя – было в России все хорошо, так нет, ты своими руками повесил себе на шею это ярмо – парламент. Как я твоему отцу завидовал, что у него этой говорильни нет! А теперь – на тебе.

– Вилли, – улыбнулся я, – парламенты в Германии и в России – это довольно-таки разные вещи. Если хочешь, могу это наглядно показать, в моем багаже есть мобильная киноустановка. Если за ней послать, то минут через сорок мы сможем посмотреть интересное кино прямо здесь.

– Давай, – обрадовался Вильгельм, – а про… э-э-э… про любовь там будет?

– В этой серии, к сожалению, нет, – разочаровал я его, – но в следующих… гм… вполне возможно.

Действительно, а почему бы и нет, подумал я. Введение в парламент всяких звезд типа боксеров, певиц, артисток и даже порноактрис типа знаменитой Чичоллины имеет давние корни. Так почему бы не организовать их прорастание пораньше? Поддубный, вон, уже собирается баллотироваться во вторую думу. Знаменитых футболистов и боксеров у нас пока нет, но зато есть звезды новомодного танца канкана – это когда тетки почти без трусов строем задирают ноги выше головы. Правда, это в основном в Москве, так что тут работа для Зубатова. Зато в Питере есть какой-то… блин, да как же он называется-то… что-то с бурлением понятно чего связанное… а, вспомнил, бурлеск! Рита однажды инкогнито съездила на представление, а потом заявила, прямо как тот мужик в «Операции Ы» – «срамота!». Тоже надо прикинуть, каковы там электоральные перспективы. А то ведь когда и во втором составе думы начнутся драки, очарования новизны уже будет. Значит, надо заранее подготовить какую-то новую программу. Спасибо, Вилли, ты подал хорошую идею – хотя, конечно, ее реализация потребует серьезной работы. Наверное, от Юли, это она у нас специалист по труженицам первой древнейшей профессии в высшем свете.

Во время просмотра моего думского боевика, причем в версии без купюр, Вильгельм ржал так, что это было наверняка слышно далеко за пределами оцепления. А потом попросил:

– Алекс, если нетрудно, передай этому, лысенькому в очках, и тому, здоровенному, что я приглашаю их немного погостить! Пусть поделятся опытом с нашими… бу-га-га! Хотя, пожалуй, в Германии такого не устроишь, все-таки ордунг у немцев в крови.

Ага, подумал я, то-то же у вас в двадцать первом веке пи… в смысле, геи строем ходят, а не толпой, как в России. А Пуришкевича с Васечкиным действительно не помешает отправить на недельку в Берлин. Для обмена, так сказать, парламентским опытом, тем более что они, кажется, уже помирились. Во всяком случае, их пару раз видели вместе в одном из далеко не самых шикарных ресторанов.

По возвращении я, естественно, в подробностях пересказал Рите содержание наших бесед с кайзером.

– Эх, – вздохнула она, – как там называется прибор, что делают в моей электромузыкальной академии? Для записи звука, но не фонограф, а такой, с двумя вертящимися катушками.

– Магнитофон.

– Вот-вот. А маленьким, чтобы он помешался в кармане или хотя бы под специально сшитым пиджаком, его сделать можно?

– Сейчас – нельзя. Лет через десять, может, и получится. Но совсем необязательно делать портативным сам магнитофон – если я правильно тебя понимаю, то вполне сойдет и беспроводной микрофон, а магнитофон сможет стоять метрах в ста от него. Это, я думаю, можно будет сделать лет через пять, а если постараться, то, наверное, и через три может что-то получиться.

– Дорогой, ты уж постарайся. А то ведь в твоем рассказе все правильно, но меня не оставляет подозрение, что ты все-таки во время него изображал ишака не очень правдоподобно. Не исключено, что у тебя на самом деле получался наездник, притворяющийся ишаком. Перед следующей встречей ты, пожалуйста, не пожалей часок на повторение про себя «я осел, осел, осел, а вовсе не всадник!».

– Понятно. Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не медведь.

– Что?

– Помнишь, я тебе рассказывал, как в детстве сочинял сказки для Ники с отцом? Это была такая песенка в одной из них.

– Хорошо, что напомнил. Наши-то дети чем твоего батюшки хуже? Я им уже давно все сказки пересказала, которые знаю. Так что не отлынивай, пусть и они послушают про тучки, которые не медведи. И мне, кстати, тоже интересно. Сможешь начать сегодня перед ужином?

Глава 26

В начале своей второй жизни я одно время самонадеянно считал, что мое появление здесь сразу и довольно радикально изменило историю. А как иначе – и русско-турецкая война началась раньше, и первый в России авиаотряд возник задолго до срока, и даже самолет Можайского, пусть невысоко и недалеко, но все же полетел! Ну типа все – история пошла другим путем, к прошлому возврата нет, и вообще я молодец.

Однако возлежать на мысленных лаврах получилось недолго. Как-то почти сразу вспомнилось, что про развитой социализм довольно долго говорилось – мол, он построен полностью и окончательно. Чем все кончилось, думаю, напоминать не надо. И я задумался – действительно ли произошедшие с моей помощью изменения вывели страну на какой-то новый путь развития? Ответ пришел почти сразу – да ничего подобного. В конце концов, и в прошлой жизни я слышал утверждения, что самолет Можайского был вполне летающим, просто неопытный (ибо опытных вообще не было) пилот при взлете допустил крен и задел крылом за землю. Хорошо, а если бы он не задел, что бы изменилось? Скорее всего, ничего. Почти та же самая ситуация, которую мне описал Шахерезад в самом начале нашего с ним краткого знакомства. Чихнул я тогда или не чихнул бы, все равно это ни на что не повлияло и скоро навсегда забылось бы. Кстати, мне так и не удалось вспомнить, чихал я тогда или воздержался.

И пока все мои начинания тоже укладывались в эту схему. История никак не хотела выходить на точку невозврата, после которой все само пойдет не так, как уже пошло в прошлый раз. Нет, она так и норовит повториться, причем едва ли не худшем варианте, чем в тогда!

Борьбу с эсеровским террором я начал заранее – так сказать, превентивно. В результате его интенсивность несколько снизилась, но ведь он и начался заметно раньше! Практически одновременно с началом борьбы с ним. И если график процесса проинтегрировать, то получится то же самое значение, что в той истории, если не большее. Ну, а мелкие отличия типа того, что великий князь Сергей Александрович здесь после покушения выжил, на самом деле ни на что не влияют. Он все равно скоро помрет, у него, кажется, костный туберкулез.

Тут, конечно, мне могут возразить – а как же русско-японская война? В той истории она кончилась позорным поражением и революцией, а в этой ни войны, ни поражения вообще не было. Это что, не точка бифуркации?

Увы – похоже, что нет. Потому что оно, кроме явно видимых отрицательных, имело и положительные аспекты. Отрицательных в этой истории стало меньше, но и положительных, увы, тоже. Алгебраическая сумма не изменилась. Внешне это выразилось в росте шапкозакидательских настроений в армии и в обществе. Да мы, типа, любого вражину шапками закидаем! Ага, как же. Было уже такое, правда, чуть позже. Малой кровью, могучим ударом, да еще и на чужой территории! Не случилось бы здесь нечто похожее, только на четверть века раньше – вот что не давало мне покоя.

Опять же во время первой жизни я не так уж мало читал о революции тысяча девятьсот пятого – тысяча девятьсот седьмого годов. У нас тоже началось нечто похожее. Правда, революцией это никто не называет, так ведь дело не в названии, а в сути, а она и там и там похожая.

Разумеется, доводить дело до «Кровавого воскресенья» никто не собирался, и для предотвращения подобного были приняты меры. В частности, Георгия Гапона удалось сплавить в Финляндию – пусть лучше там шествия организовывает. Однако массовая демонстрация с последующей стрельбой все же состоялась, правда, не в Питере и не в Гельсингфорсе, а в Киеве. Причем, что интересно, за месяц до ее начала туда перебрался Витте! Разумеется, в рядах демонстрантов его никто не видел, однако это вовсе не говорило о его непричастности. Раз этот жук куда-то не пошел, то, скорее всего, знал, что там может пострадать его драгоценная шкура.

Крестьянских бунтов в этом варианте произошло мало, но зато вспыхнули беспорядки в Баку. Там сначала армяне погромили евреев (и где только нашли-то!), потом азербайджанцы – армян, а через неделю стало вообще не разобрать, кто кого бьет, и начались пожары. В Баку срочно, то есть на борту номер один, в сопровождении пятерки личной охраны вылетел председатель КГБ Медников, а батальон приданных ему войск спешно двинулся по железной дороге. Там ведь два лично моих нефтеперегонных завода, да и нефтяные вышки, хоть они пока в основном чужие, тоже хотелось бы сохранить. Ибо слово «пока» я употребил не зря. Да и нет сейчас у России другого источника нефти, хотя бы по порядку объемов добычи соизмеримого с Баку.