Точка кипения

– Все началось еще при Горбачеве, – рассказывал егерь. – Я застукал в лесу двух наших мужиков, они чью-то нору разрывали, кажется барсучью, а может, лисью, и решили от меня откупиться, сунули красные камешки, найденные в этой самой норе. Ну, я и подумал, мужики особого вреда причинить не успели, зато для государства большое дело сделали. К тому же они свои, местные. В общем, отпустил я их с миром, а камешки забрал и отправил в Академию наук. Месяц жду ответа, два, три, год – нету. Зря, думаю, побеспокоил ученых людей, простые оказались камешки, не драгоценные. С тех пор минуло лет пятнадцать. И вдруг, кажется в мае этого года, но точно уже после того, как Лексеич Антона застрелил, встретил я аккурат на том месте, где сейчас экскаватор роется, двух типов. Один землю таскал, а второй ее промывал и бумажкой передо мной размахивал. Надежная такая бумажка, с печатями и подписями, и я, дурень, успокоился, хотя их рожи мне сразу не понравились, особенно того, который землю носил. Я еще тогда подумал, что ему надо вагоны грузить или вышибалой работать. И только сейчас, Борис, я наконец-то понял: это были разведчики мафии.

Комбат был уверен: только большие деньги могли заставить московских преступников забраться в глухой медвежий угол. Блеск дорогих самоцветов слепил им глаза и разум, толкая на целую вереницу убийств. Рублев слабо разбирался в драгоценных камнях, но знал, что ведущее положение среди них занимают алмазы, изумруды, рубины, сапфиры и жемчуг. А Чащин говорил о красных камнях.

"Значит, рубины, – догадался Рублев. – Камни цвета крови. И пролилось ее из-за них уже предостаточно. А сколько еще прольется!”

Глава 31

Внешне кейс смотрелся обычно. На самом деле внутри к его дну были приделаны две коробки из титанового сплава с кодовыми замками. Одна коробка предназначалась для рубинов, вторая для прочих камней.

Райхлин ссыпал драгоценности в обе коробки, закрыл их и положил рядом с кейсом сопроводительные письма. Он был здорово озадачен. Как правило, рубины находят в различных изверженных породах или аллювиальных отложениях, сформировавшихся за счет разрушения таких пород. В последнем случае вместе с рубинами встречаются сапфиры, шпинель, топаз, гранат и многие другие самоцветы. Нигде больше нет такого разнообразия драгоценных камней на единицу площади. Инженеру приходилось бывать на знаменитых рубиновых копях близ Могока, и он знал, как они выглядят. Но в Междуреченске все было иначе. Сплошные аномалии, так напоминающие русский характер.

В пресловутом галечнике рубины попадались редко, там в основном находили шпинель, иногда топазы, гранаты, турмалин. А рубины оказались сосредоточены там, где еще недавно шумел заповедный лес. Райхлин знал только об одном знаменитом случае, когда огромный сапфир (а сапфир, как и рубин, корунд, только другого цвета) весом 958 каратов, названный потом “Драгоценность джунглей”, был найден непосредственно под дерном. Здесь, в основном на глубине в несколько метров, залегали россыпи отличных самоцветов. Правда, некоторые камни имели заметный лиловый оттенок, но его легко можно было устранить нагреванием. В душе инженера боролись противоречивые чувства: он предвкушал огромные заработки и по-черному завидовал подлинному хозяину, который меньше чем за две недели заработал несколько сот тысяч. Хотя с Коровиным инженер общался мало, ему и в голову не пришло считать его настоящим хозяином. Райхлин был хорошим физиономистом и тонким психологом.

В это время в комнату без стука вошел Тарзан.

– Ну, готово? – нетерпеливо спросил он. Драгоценности заранее решили переправлять в Москву сравнительно небольшими партиями. Мало ли что случится в дороге? Тарзану, как самому надежному из бандитов, поручили роль курьера.

– Готово, – ответил Райхлин, указывая на кейс и конверты.

Они с первого дня невзлюбили друг друга. Будь воля Тарзана, он своими руками задушил бы инженера. Будь воля Райхлина, он с наслаждением угостил бы Тарзана какой-нибудь отравой.

Отъезд главаря сыграл роковую роль в судьбе копей, так как оставленный на хозяйстве Левша оказался святее Папы, он чересчур рьяно бросился выполнять свои новые обязанности, а случай предоставил ему возможность использовать подвалившую власть на всю катушку.

После работы в здание охраны бочком-бочком прокрался плюгавый мужичок лет шестидесяти.

– Чего тебе надобно, старче? – ехидно поинтересовался один из бандитов, совсем молодой парень.

– Я к начальству вашему, – ответил мужичок, и голос его прозвучал неожиданно твердо, даже повелительно.

– Постой здесь, – сказал охранник, давая понять, что даже возомнивший о себе работяга остается представителем низшей касты.

Он ушел и вернулся с Левшой, который окинул плюгавого надменным взглядом и снисходительно разрешил:

– Ну, говори, раз пришел. Только без гнилых базаров.

Мужичок шагнул к Левше и что-то зашептал ему на ухо. Тот с минуту переваривал информацию, потом сказал:

– Ты, мужик, иди! Тебе это обязательно зачтется… Двое быстро со мной!

Они пулей влетели в здание рабочих, но тут сбавили темп. В отличие от Тарзана Левша относился к Райхлину с уважением и культурно постучал в дверь главного инженера. Услышав разрешение, он вошел и спросил:

– У вас работает Никонов. Вы не поможете срочно его найти?

– Ладно, – согласился инженер, и они вместе направились в одну из комнат рабочих.

С Никоновым они столкнулись буквально в дверях. Судя по одежде, он решил прогуляться.

– Обыскать, – коротко приказал Левша. Братки моментально скрутили оцепеневшую от страха жертву и стали обыскивать, проводя руками по одежде и хлопая ладонями по карманам.

– Ну, уроды! – сморщился Левша. – Вы же не ствол ищете и не финку. Карманы ему выверните, сапоги снимите, короче – все обшмонайте!

Все не понадобилось, хватило карманов. В одном из них оказался красный камешек величиной с небольшой грецкий орех. Хотя контакты между рабочими и охранниками были сведены к минимуму, организаторы незаконного промысла оказались бессильны против распространения слухов, такого же неизбежного, как всплеск венерических заболеваний при замене диктатуры демократией. Бандиты, сперва думавшие, что на прииске моют золото, вскоре узнали о добыче рубинов, но слабо представляли размеры и вид необработанных, только что найденных камней. Поэтому для Левши изъятый рубин был лишь доказательством вины рабочего, за которую его следовало примерно наказать. Он повертел самоцвет в руках и небрежно сунул его Райхлину. Побледневший инженер с благоговением принял драгоценную находку и стал тщательно осматривать камень. Дрожь его рук бросилась Левше в глаза.

– Ты че, начальник, заболел или перепил вчера? – снисходительно поинтересовался он.

И тут Райхлина прорвало. В Междуреченске уже обнаружилась масса удивительных аномалий, а ему, человеку с творческой жилкой и пытливым умом ученого, приходилось молчать. Он не мог рассказать о своих наблюдениях, поделиться сомнениями, обсудить непонятные ему факты. Желание выговориться с каждым днем усиливалось, как напор воды в запруде после затяжных дождей, и наконец нашло себе выход.

– Легко оставаться равнодушным, разбираясь в сути вопроса, как свинья в апельсинах, – нервно сказал он. – А между прочим, крупные рубины ювелирного качества чрезвычайно редки и ценятся выше любых драгоценных камней. Если находки алмазов весом свыше десяти каратов не являются чем-то из ряда вон выходящим, то рубинам таких размеров присваивают имена. А в этом камне без малого тридцать каратов, и я не заметил в нем ни одного изъяна. Перед нами огромный рубин чистейшей воды.

– Сколько же он может стоить? – тут же спросил Левша, которому было плевать на остальные нюансы.

– Трудно сказать. Но то, что цифра будет с шестью нулями, – это точно.

– Ишь ты, – присвистнул бандит. – А я думал, куска три-четыре, – и он зло повернулся к несчастному воришке.

Словоохотливость инженера дороже всего обошлась рабочему. Конечно, вора надо образцово наказать, и Левша прикидывал варианты грядущей экзекуции. Само собой, лишить водки до конца срока, оштрафовать и хорошенько избить, не ломая костей. Названная сумма подтолкнула бандита на жестокую расправу. Неужели мужик, пытавшийся заныкать чуть ли не лимон баксов, отделается безобидными зуботычинами? Чтобы потом другие стали воровать при первой возможности? Нет, пусть знают, что каждого, позарившегося на хозяйское добро, ждет суровая кара.