Точка Лагранжа (Сборник)
Шрифт:
…Мария оказалась права. Осмотр чердака ничего не дал. Это было довольно просторное помещение, освещаемое двумя маленькими треугольными оконцами. И капитан с трудом мог представить, чтобы в крохотную треугольную дырку сумел пролезть кто-нибудь крупнее двенадцатилетнего подростка.
Поиск в комнатах также не принес никакого результата. Анненкову удалось осмотреть три комнаты из четырех, в последнюю Маша его самым решительным образом не пустила. «Это моя спальня, — очаровательно потупив глазки, объяснила она. — Прошу вас, капитан, будьте джентльменом! К тому же я там сегодня ночевала и уверяю вас — под кроватью у меня никто не прячется…»
— Хотите выпить, Юрий? — Мария, казалось, пыталась загладить свою несговорчивость. — У меня здесь неплохой бар…
Что
Сама я, разумеется, почти не пью, — застенчиво улыбнулась Мария. — Но на всякий случай держу… для гостей…
«Ага, — подумал капитан, — похоже, я догадываюсь, для каких именно гостей!» Вслух он сказал:
— Полагаю, если мы с вами выпьем по стаканчику виски с содовой, большого греха не будет. Честно говоря, устал я за сегодняшнюю ночь, как собака, простите за грубость…
— Прощу, — засмеялась Мария. — Но только если вы немедленно спрячете куда-нибудь ваш ужасный револьвер, он меня путает… Вот вам ваш виски с содовой, пейте и отдыхайте. А я, если хотите, развлеку вас какой-нибудь пустой болтовней…
— Очень хочу, — серьезно ответил Анненков. — Только вместо болтовни ни о чем я предпочел бы услышать вашу историю. Как вы, русская девушка, оказались в этих забытых богом краях? Меня и самого изрядно помотало по свету, но я бродяга по натуре. К тому же все, что я любил, осталось в России, а значит — безвозвратно погибло…
Звякнули в бокале кубики льда.
— Тогда вы знаете, каково это — потерять все, — вздохнула Мария. — Моя мать была богатой наследницей, очень богатой. Дед, которого я никогда не видела, сделал состояние на поставках нашей армии во время турецкой войны. У него был огромный особняк в Петербурге, вилла в Крыму, земли в Херсонской губернии… Для меня сейчас это не больше, чем экзотические названия, а ведь я могла бы там жить! Жить и чувствовать себя полновластной хозяйкой!
— Ну, не знаю, — задумчиво проговорил Анненков. — По мне, так и здешние места очень даже ничего. Что вам мешает чувствовать себя хозяйкой «Холодной горы»?
Губы Марии изогнулись в презрительной усмешке.
— Этого клочка земли? Да и потом, дорогой Юрий, я здесь не совсем хозяйка…
— Да? А кто же?
Мария не ответила — может быть, просто не услышала вопроса. Взгляд ее затуманился, будто она смотрела куда-то далеко-далеко с вершины своей башни.
— Говорили, что отец женился на моей матери из-за денег. Чепуха! Она была невозможно, невероятно красива — я только ее бледная тень. А отец, блестящий молодой дипломат, происходил из старого, благородного, но совершенно обнищавшего рода. Ради него она отвергла многих состоятельных женихов. Конечно, им завидовали, конечно, люди в злобе своей твердили, что если моего отца понять нетрудно, то что заставило мою мать связаться с такой голытьбой, как он, навеки останется загадкой. А у них просто была любовь, огромная, чистая любовь… Сплетни безумно огорчали отца, и он стал добиваться назначения в какую-нибудь далекую страну. В результате его направили в российское консульство в Бразилии, и мама, конечно же, поехала вместе с ним. Я была совсем еще маленькой, мне смутно помнится, как мы плыли на огромном белом пароходе через безбрежный, страшный океан… Потом мы несколько лет жили в Рио-де-Жанейро, и это были лучшие годы моей жизни. Дед присылал нам деньги, много, очень много денег, но даже и без них жалованья консула Российской империи вполне хватало, чтобы жить на широкую ногу… и вдруг случился этот ужасный переворот. Отец потом очень злился на деда, потому что тот так и не поверил, что большевики — это надолго, и не стал переводить деньги за границу. А когда понял, что ошибся, было уже поздно. Они все конфисковали… Дед умер от удара зимой восемнадцатого года, не в силах пережить этот кошмар. Отец получил от большевиков предложение представлять в Бразилии эту их ужасную Совдепию, но он, конечно, отказался. Для нас начались тяжелые годы, годы скитаний, годы нищеты… впрочем, что я вам рассказываю, вы наверняка знакомы с такой жизнью лучше меня. Но отец сделал все, чтобы спасти нас, — с гордостью ответила Мария. — Он работал не покладая рук, спал по четыре часа в сутки, он использовал все свои блестящие способности
и в конце концов добился многого. Бедная мама, к сожалению, не выдержала испытаний. Пять лет назад она скончалась от мозговой лихорадки. Для отца это был тяжелый удар…Она вытащила из ридикюля белоснежный батистовый платочек и быстрым аккуратным движением промокнула уголки глаз. Потом схватила стакан и решительно отхлебнула.
— А потом к нам в Баию приехал дон Луис.
Дом семьи Мендоза по праву считался самым роскошным в Баие, и сегодняшний прием должен был продемонстрировать всем, что табачные короли Бразилии, невзирая на страшный кризис, поразивший мир после «черной пятницы» на Уолл-стрит, по-прежнему крепко стоят на ногах. Белый зал, где ломились от яств длинные столы, освещался двенадцатью выписанными из Франции люстрами, каждая из которых представляла собой уменьшенную копию знаменитой люстры из парижской Grand Opera. Вдоль стен замерли тридцать лакеев, готовых по первому знаку прийти на помощь любому гостю. Посреди всей этой роскоши Маша чувствовала себя очень скованно.
— Не робей, Мари, — тихонько прошептал ей на ушко папенька. — Ты должна произвести впечатление, помнишь? А будешь стоять в уголке и трястись, как заячий хвостик, — никто на тебя и не посмотрит.
«Ну и слава Богу», — подумала Машенька и тут же устыдилась — как она может так думать, как смеет так подводить папеньку? Ведь он так заботится о ней, он столько денег потратил на ее праздничное платье, на ее украшения, на модистку и парикмахера… «Это твой первый бал, — сказал папенька, — и ты должна быть на нем лучшей. Ты очень красива, доченька, почти как мама (тут его голос на мгновение прервался), но сегодня ты должна быть ВЕЛИКОЛЕПНА. Понимаешь меня, Мари?»
Машенька понимала. Папеньке удалось невозможное — старый Педру Альвареш возвысил его, сделал первым управляющим-непортугальцем в истории семьи, нарушив все существующие традиции. Но положение папеньки оставалось шатким — завистников в Бразилии было не меньше, чем в далекой, снежной России, и он ужасно боялся вновь потерять все. Некоторое время папенька не без успеха играл на бирже, но кризис, потрясший мировую экономику, уничтожил все его капиталы. С тех пор он лелеял мечту выдать Машеньку за богача. Желательно за кого-нибудь из клана Мендоза. И когда Педру Альвареш объявил, что устраивает самый пышный прием в двадцатом столетии, папенька решил использовать свой шанс и разорился на платье, прическу и модистку.
Вот только Машенька самым позорным образом трусила и мешала осуществлению далекоидущих папенькиных планов.
— Иди, — незаметно подтолкнул ее папенька. — Вон там, видишь, собрались девушки? Твоя подружка Розалинда с ними, подойди и заговори с ней. А там, глядишь, молодые люди наконец наберутся смелости и пригласят вас на танец…
И Машенька пошла. Ей казалось, все на нее смотрят, и так переживала из-за этого, что поскользнулась на натертом воском паркетном полу и полетела носом вниз, судорожно пытаясь ухватиться за воздух. Но не упала — кто-то аккуратно поддержал ее за туго стянутую корсетом талию.
— Осторожнее, сеньорита! Я не знаю, куда вы торопитесь, но вряд ли это место находится под паркетом.
Машенька подняла глаза, в которых уже начинала скапливаться предательская влага. Перед ней стоял невысокий, начинающий лысеть мужчина лет сорока, немного похожий на римского патриция с рисунков Карлетти. В глазах мужчины бегали веселые искорки, и Машенька, разумеется, тут же решила, что он смеется над нею.
— Я благодарна вам, сеньор, за помощь, однако, если бы вы убрали свою руку с моей… с моего платья, было бы куда лучше.
Мужчина немедленно исполнил ее просьбу и вежливо поклонился.
— Луис де Легисамо, к вашим услугам, сеньорита. «Испанец, — подумала Машенька. — Говорят, они все такие жестокие… не то что добряки португальцы».
— Могу ли я просить вас оказать мне честь и составить пару в следующем танце? — снова блеснул глазами испанец.
Машенька гордо вскинула голову.
— Сожалею, сеньор, но следующий танец мной уже обещан, — это была беспардонная ложь, разумеется, но слова сами срывались у Машеньки с языка. — Позвольте пройти!