Точка росы

Иногда олени выходили на горьковатый дым чума. Собаки выбегали навстречу незнакомой упряжке и облаивали оленей и человека до самого жилья. Пирцяко Хабиинкэ раздергивал полы нюков и входил в чум. Молча садился к костру. Протягивал иззябшие руки и отрешенно смотрел на пляшущие языки огня.

Не принято в тундре расспрашивать гостя, откуда он приехал, как его зовут. Хозяин и хозяйка терпеливо ждали, когда приезжий поделится с ними новостями, захочет рассказать о себе.

Пирцяко Хабиинкэ смотрел, как хозяйка вешала на крючок чайник, а рядом с ним закопченный котел с мясом. Это означало, что о нем начали заботиться и скоро будут кормить: вывалят на низкий стол жирные оленьи ребра, а потом угостят крепким чаем. Если скажут, чтобы он ел, будет есть, предложат пить чай — пододвинет себе чашку. Не захотят его кормить — не обидится.

Если угощали мясом, Пирцяко Хабиинкэ по привычке выдергивал нож из ножен, аккуратно отрезал куски мяса около своих губ. Когда живот тяжелел, молча стучал пяткой по латам: наелся. Так же молча пил чай, громко хрумкая сахаром. Насытившись, переворачивал чашку вверх дном — спасибо, напился досыта — и заваливался спать. Его устраивало место около порога, где всегда лежали собаки.

Если хозяин после недельного проживания гостя просил его подежурить в стаде, Пирцяко Хабиинкэ молча выходил из чума. В стаде он знал, что надо делать. Отделял ослабленных важенок от здоровых, перегонял их на самые лучшие ягельные места. Из сыромятных ремней принимался плести тынзян или ремонтировал нарты. От работы не отставал, но и не получал от нее, как прежде, удовлетворения и радости.

Иногда хозяин пропадал на несколько дней, и Пирцяко Хабиинкэ оставался один со стадом. Избегал смотреть в выпуклые глаза оленей. Не забывалась картина бегов по заснеженному Пуру, загнанные хоры и важенки, которых он прикалывал ножом. Нарастала тревога, и он уезжал от гостеприимных хозяев.

Пирцяко Хабиинкэ не знал, что впереди него бежала весть: в тундре появились «Бегающие нарты». Ездит на них странный и неразговорчивый ненец. Никто не знает его имени. Глаза у него добрые. Он не шаманит, не приносит вреда. Не насылает мор на оленей. И снова пришла весна. Весной началось каслание, и оленеводы погнали свои большие стада к Карскому морю.

Пирцяко Хабиинкэ двигался следом за стадами. Не торопил своих оленей, и они подолгу кормились. Смотрел и радовался, что животные поправлялись. Шагая рядом с нартами, находил в траве гнезда птиц. Из каждого гнезда брал себе только по одному яйцу.

— Серый гусь, ты, однако, не сердись. Я тебя не хочу обидеть. Есть мне надо!

Иногда он взбирался на мочажину и ловил налетавший с моря ветер. Рассуждая сам с собой, Пирцяко Хабиинкэ старался представить море. Он его никогда не видел.

По-прежнему он тоскливо встречал ночи. Со всех сторон тявкали звонкими голосами щенки песцов, перекликались летящие гуси и селезни. В тундре не знали, что он был Лапландером — многооленным человеком. А кто он на самом деле? Куда стремится, куда держит путь? Зачем ему море? Давно надо повернуть обратно! Мысли замучили, и он не находил для себя успокоения.

После ночи наступало утро, но и оно не приносило облегчения.

Олени дошли до горной реки и остановились. Ветер играл легкими шариками пушеницы.

Река грозно ревела, перекатывая по дну большие обтертые камни.

— Надо переправляться! — сказал громко Пирцяко Хабиинкэ и обрадовался, что нашел для себя дело. С крутого берега смотрел на реку. Съезжать по гальке к воде не стал, решив выбрать более подходящее место. Оставил упряжку и направился вверх по течению.

С широкой заводины поднялась пара чирков. Он проводил их с сожалением: не было с собой ружья, чтобы снять на лету. Дошел до глубокой ямы. Над ней нависал тяжелый красный камень. Пирцяко Хабиинкэ сразу представил, что более удобного места для рыбалки не найти. Около камня нашел намотанную на кусок рога леску с большой блесной. Находка обрадовала. Раскрутил леску и бросил блесну в воду. Не успел протянуть леску, как тяжелый удар пришелся по руке. Рыба поволокла его со скалы, готовая каждую минуту сдернуть в воду.

Пирцяко Хабиинкэ развернулся и упал на живот, тормозя выставленными вперед локтями, как будто боролся с заарканенным оленем.

— Кто меня тащит? Поборемся! — закричал Пирцяко Хабиинкэ. — Ты вызвал меня на борьбу? — С трудом он удерживал леску в руке. Толстая струна разрезала ладонь. Почувствовав запах крови, оленевод разозлился: — Все равно я тебя одолею! Вытащу на берег. Пирцяко Хабиинкэ сильнее тебя! От меня не убежал еще ум!

Рыба упорно тащила в глубину. Прокатившись еще немного по камню, Пирцяко Хабиинкэ упер локти в трещину и почувствовал себя спокойнее. Чуть разжал пальцы, и кусок рога завертелся, отдавая леску. Рыба пошла в глубину.

— Хватит тебе длинных вожжей! — сказал он. — Теперь по-настоящему померяемся силами. — Приподнялся и двумя руками потянул к себе леску. Показалось, что никакой рыбы не было, просто крючок зацепился за камень. Неожиданно почувствовал, что в глубине что-то произошло. — Го-го-го! — закричал от радости Пирцяко Хабиинкэ, торжествуя победу. — У it, однако, не успел еще убежать! — Он пошел от берега, вбивая пятки тобоков в гальку.

Рыба несколько раз бросалась из сторону в сторону, уходила на глубину, но не в силах была освободиться от крючка.

— Однако, зря ты стараешься! — громко выкрикнул оленевод. Замучив рыбу, он выволок ее на берег. — Тальма! — Оглушил тяжелым камнем и принялся измерять пятерней. Четырнадцать раз растопыренные пальцы пробежали по серебристой спине рыбы в красных пятнах. — Однако, такой большой я еще никогда не ловил!

Можно было еще раз попытать рыбацкое счастье, но Пирцяко Хабиинкэ подумал о другом человеке, который у камня должен поймать себе на еду рыбу. Достал блесну, внимательно осмотрел крючки. Проверил остроту каждого жала. С сожалением покачал головой. Достал камень и озабоченно принялся подтачивать. Старательно смотал леску на обломок и с блесной положил на место.

Переправившись с оленями на другую сторону реки, Пирцяко Хабиинкэ медленно шел рядом с нартами. Первый раз вспомнил о жене и Няколи. Не попробуют они рыбу, не будут знать, какая подвалила ему удача. Раньше он обязательно бы сочинил песню об удивительной рыбалке, но давно не пел и растерял все слова. Минутная радость прошла: одному рыбу не съесть. Придется оставить песцам. Присел на нарты и погнал оленей. Скоро ухватил горьковатый дым костра.

Послышался лай собак, щелканье оленьих копыт. Пирцяко Хабиинкэ издали увидел острый треугольник чума. Остановил оленей, захватил рыбу и вошел в чум. На железном листе тлели угли, покрываясь сероватым пеплом. Он подбросил веток яры, и огонь жадно накинулся на корм. Пригревшись у костра, бригадир заснул. Разбудили его визжащие щенки. Сшибая друг друга, они карабкались на лежащую лайку, чтобы ухватить сосок с молоком.

Молодая скуластая женщина, хозяйка чума, возилась у костра. Рыба лежала разрезанная на куски в глубокой миске.

— Однако, ты хороший рыбак! — сказала она и протянула гостю чашку со спиртом.

Пирцяко Хабиинкэ быстро опрокинул чашку. Давно ему не приходилось пить, и спирт обжег горло.

Женщина тоже выпила. Достала из миски кусок рыбы и начала жадно есть.

Пирцяко Хабиинкэ понравилась жирная рыба. В Пуре такая не попадалась.

Глаза стали закрываться, и он вытянулся перед порогом. Но женщина бесцеремонно разбудила его и заставила лечь на оленьи шкуры. С сонного стащила малицу, потом тобоки. Она действовала настойчиво и бесцеремонно.