Точка возврата

Я развернулся на предпоследней площадке. Если преследователи не вооружены, я их удержу, сколько бы их ни было. Но кто сказал, что они не вооружены? И все же я остался.

Доку пришлось теперь нелегко — он поднимал на себе и Бороду, и сумку с ксерокопиями. Но как бы то ни было, он все же успел. Едва веревка за окном ушла в сторону так, чтобы ее и видно не было, и я мог ею воспользоваться, на площадку шестого этажа вылетели фашисты. Было их пятеро, но пистолет оказался только у одного. Мне ничего не оставалось, как поднять руки вверх. По их представлениям, я был загнан в тупик. Если, конечно, они не разглядели, сколько нас было.

Видимо, не разглядели, потому что остановились, и тот, который был вооружен, приказал мне спускаться. О том, чтобы уйти через окно, не могло быть и речи. Слишком хорошая из меня получалась мишень. Я начал спускаться, но, не доходя трех ступенек до площадки, ласточкой нырнул через перила и покатился по лестнице. Теперь погоня шла сверху вниз, но тут у меня было преимущество — моя спецназовская подготовка. Я прыгал через пять ступенек и, не долетая до следующего поворота, перемахивал через перила. Черноформенные бежали очень быстро, но это им не помогало, я отрывался.

В фойе меня ждала засада, но я предполагал ее существование, поэтому не стал спускаться в самый низ, а свернул в коридор, где Док, как я надеялся, еще не успел привести дверь приемной в исходное состояние.

Док не оправдал моих надежд. Недолго думая, швырнул в окно монитор от секретарского компьютера и, выпрыгнув в разбитое окно, оказался во дворе-колодце, которых уже за сегодня насмотрелся. Ворота арки были, конечно, заперты, но в этот же двор выходили подсобки ресторана. Я взлетел на крышу ресторанной пристройки, взобрался по решетке окна на уровень третьего этажа и попал на карниз, который шел под окнами через всю тыльную часть какого-то дома. Что это был за дом, я не знал, а выяснять это у меня уже не было времени — по мне стреляли, летела штукатурка. Ввалиться в закрытое окно снаружи, имея для разгона карниз двадцати сантиметров ширины, — дело рискованное. И в первую очередь потому, что долгое. Пока от пули меня спасало только движение. Пришлось пробежаться по карнизу до третьего окна, которое было приоткрыто. Уже на бегу я изготовился и легко распахнул наружную раму. Внутренняя была закрыта, но я бросился на нее плечом, с хрустом вылетели шпингалеты, посыпалось стекло, шторы за мной сомкнулись, и я упал на пол в полутемной комнате. Стрельба тут же прекратилась — черные не хотели жертв среди мирного населения. А население — во всяком случае, там, где я оказался, — не замедлило заявить о себе сдавленными воплями. Комната оказалась спальней супружеской четы преклонных лет.

Я извинился — галантно, но, боюсь, несколько скомканно — и ломанул через анфиладу комнат на поиски выхода. Парадная дверь оказалась подлой — чтобы открыть ее даже изнутри, требовался ключ. При этом она была слишком прочной, чтоб высадить ее в один-два приема. Умели раньше делать! Одна радость — окно кухни выходило на улицу. Его я не стал высаживать, надеялся, что мне достанет времени открыть его по-человечески. Да и вылетать с рамой на шее с третьего этажа старого дома как-то не очень хотелось.

Я аккуратно спрыгнул на тротуар и дернул в ту сторону, откуда не ожидал преследования. Но я просчитался. Меня брали в клещи — черные появились почти одновременно и сзади и спереди. На всем прогоне от задних до передних не было ни одного переулка, куда бы я мог свернуть. А арками и дворами-колодцами я уже был сыт по горло. Пришлось идти на преступление, именуемое в Уголовном кодексе «угон транспортного средства». Какой-то местный лихач припарковал свою «шкоду» как раз так, чтобы я успел выдавить стекло, втиснуться в салон и завестись, пока наци преодолевают расстояние до меня. Они не стреляли, но их было много, и это значило, что сейчас появятся их машины с подкреплением и они попробуют взять меня живым. Ну что ж, попробуйте.

Устраивать ралли в незнакомом городе не такая уж простая штука. Здесь к тому же улицы были как ущелья, а пешеходы как слепые — для них что тротуар, что мостовая, все едино. Я не успел набрать скорость, как в зеркальце показались два джипа. Это за мной. Предстояла гонка по утренним улицам, и результат этой гонки можно было считать предрешенным. У них движки мощнее моего раза в три, и они знают город. К тому же через несколько минут к ним подключится ГАИ.

Я не обращал внимания на знаки и пренебрегал переулками — там ничего не стоило застрять. По относительно широким и свободным улицам я прокатил мимо старинной крепостной стены и вывернул... Вывернул так вывернул. Метров триста улица шла сравнительно горизонтально, но потом за поворотом начинался подъем, и чем далее, тем круче. Еще сотня метров, мне придется переключиться со второй на третью, и тогда джипы меня сделают. Все левые повороты исключались — там улицы шли вверх чуть ли не вертикально. Правые тоже меня не устраивали, поэтому из-за трамваев я шел по встречной полосе. Эти колымаги делали остановки через каждые двести метров, и мостовая наполнялась пассажирами. Однако движок у ограбленного мной лихача оказался неплохо отрегулирован, так что я забрался довольно высоко, сохраняя сносный отрыв.

И тут мне открылся правый поворот с длинным спуском. То, что надо и вовремя — на перекрестке уже занимала позицию гаишная тачка. Пока менты придумывали, как бы им попижонистей развернуться, чтобы эдак по-ковбойски выскочить из своего железного скакуна, я беспрепятственно объехал их и полетел вниз. Брусчатка — незаменимая штука для дорог с большим уклоном, потому что асфальт течет. Но резко тормозить по такому покрытию — значит играть в орлянку с реанимацией: куда понесет машину, предугадать невозможно. Но мне нужно было отрываться, и я летел, слабо надеясь, что за ближайшим поворотом не окажется препятствия. Препятствия не оказалось, зато по левой стороне пошел забор, над которым нависали раскидистые кроны каштанов. Похоже, что там был какой-то парк. А поскольку мне давно пора было спешиваться, я решил, что прогулка по парку, пусть даже весьма скоростная, мне не повредит.

Я бросил машину у парковых ворот и положился на свою пространственную ориентацию и на удачу. Парк оказался кладбищем, старинным, со склепами и памятниками. Я пересек его по диагонали и обнаружил, что попал в оцепление. У черных была связь, они вызвали подкрепление, гаишники кликнули ментов, и вся эта толпа подъехала с четырех углов и рассыпалась цепью. Теперь все зависело от того, насколько хорошо у них отработана техника облавы. Но что-то мне не верилось, что мне сейчас покажут согласованные действия по задержанию. Я стал уходить в глубь кладбища, не теряя из виду цепь, но так, чтобы меня-то и не видели. Слишком долго ждать своего шанса было нельзя — цепь потихоньку стягивалась. Но на кладбище были и посетители. Их приходилось осматривать, отсеивать. Это создавало задержки, а так как согласованности у загонщиков действительно не было, то сразу возникли и разрывы в цепочке. Я воспользовался первым же из них. Пока мент досматривал парня в джинсовой куртке, который, видимо, просто шел куда-то по своим делам, сокращая путь кладбищем, я двинулся в его обход. Мусорка подвела вредная привычка при первой возможности шарить по карманам и нудно лупиться в документы. Он этого задержанного парня только что не положил мордой на могилу, а так и руки заставил поднять, и ноги расставить. Так он и зевнул меня, чем и загубил свою ментовскую карьеру.

Я давно уже чувствовал, что моя рука так и просит пистолета, пусть даже розыскного. Слишком много было вокруг врагов и слишком много у них оружия. Я проскользнул между склепами и, когда задержанный парень опустил руки, сдвинул ноги и начал ими поспешно перебирать куда подальше, воспользовался тем, что до ближайших коллег глупого мента было метров по двадцать, да и то за густыми деревьями их почти не было видно.

Ментовский галстук словно специально у них привешен, чтобы удобно было делать кляп. Связанный своей же портупеей и без табельного оружия старший сержант львовской милиции остался дожидаться, когда его найдут.

Дав хороший крюк, я вернулся на нашу базу. За то время, что я отсутствовал, Док успешно увел Бороду, и теперь наш инвалид сидел с перевязанной рукой, держа ее выше головы. При любых попытках опустить руку он морщился и в голос ругался матом.

— Кровь приливает и пульсирует в ранах, — пояснил Док.

За столом сидел Дед и внимательно изучал наши ксерокопии. Когда я вошел, он поднялся и сказал:

— Здравия желаю!

— Здравствуйте, Николай Иванович.

— Что ж вы под утро на дело-то пошли?

— Утром охрана спит.

— Вот и неверно вы поступили! Охрана, когда спит, она чует, что устав нарушает, и спит — ушки на макушке. А когда не спит, то думает, что на объекте все в порядке. Самое время проникать!

— Спасибо, учтем.

— Что ж вы говорили, что данных по «генералу» мало? Я тут с Иваном Георгиевичем поговорил, так полный вагон данных! Вот сижу, дело изучаю. Завтра-послезавтра можно брать!

— Берите, только тихо, — пошутил я. — И труп потом получше спрячьте.