Точка замерзания крови

– Кто это поджег? – крикнул Бэл.

Мы все переглянулись. Гельмут вздохнул и пожал плечами. Мэд кинула быстрый взгляд сначала на меня, потом на Глушкова.

– Мы все были здесь… – сказал я, но Бэл меня перебил и поднял палец вверх:

– Тихо!

Он поднял лицо, глядя на небо. До нас долетел слабый, но нарастающий с каждой секундой рокот. В первое мгновение мне показалось, что в километре-двух от нас сошла лавина, но рокот становился громче, выразительней, он струился сверху, из-за скального гребня.

– Вертолеты! – крикнул Тенгиз, выхватывая из рук Мэд автомат.

Бэл все еще крутил головой, но ничего не видел.

– Сваливаем! – коротко приказал он Тенгизу.

Тенгиз первым кинулся вниз и, поднимая тучи снежной пыли, заскользил на заднице по пологому склону, к скалам, среди которых можно было укрыться. За ним, волоча за лямку рюкзак с долларами, побежал Бэл. Твердый наст, который выдержал Тенгиза, проломился под тяжелой задницей Бэла, и он, освобождая себя от лишней тяжести, швырнул рюкзак вниз и, подобно бревну, покатился следом.

Рокот нарастал, я уже чувствовал, как дрожит воздух и ледовый балкон, на котором мы стояли. Волна восторга обожгла все внутри. Звук вращающихся лопастей уже бил по ушам, и вот, на мгновение закрыв собою солнце и кинув огромную тень на ледник, над нами пронеслась пара "Ми-двадцатьчетверок". Я, подняв руки вверх, закричал изо всех сил, но мой голос безнадежно утонул в рокоте. Мелькнули темно-зеленые узкие днища, растопыренные, как лапы крокодилов, подвески, красные звезды, блеснуло на полупрозрачных "тарелках" солнце, и вертолеты, сделав карутой вираж, нырнули за хребет.

Стало тихо. Я все еще смотрел на ломаный край хребта, похожий на зубы чудовища, сожравшего два вертолета одним махом. Неужели они нас не заметили? Но ведь красный сигнальный дым невозможно было не заметить!

– Они летели напротив солнца, – услышал я голос Гельмута. – Они не видели нас. Плохо…

Я опустил голову. Старый вояка по-прежнему сидел верхом на своем рюкзаке.

– Послушайте, Гельмут, – изумленно произнес я, озираясь по сторонам. – Это вы сделали? У вас есть сигнальные патроны?

Немец отрицательно покачал головой.

– К сожалению, Стас. Если бы я имел такой патрон, то я зажег бы его много раньше.

– А где Илона? Где Глушков?

Мэд и неприметный герой бесследно исчезли.

15

Я схватил немца за руку и потащил за собой. Он слабо сопротивлялся, спотыкался, падал. Я бежал по тропе в ту сторону, откуда мы пришли.

– Да пошевеливайтесь же вы! – поторапливал я Гельмута. – Пока они не опомнились!.. Что вы все время падаете?

– Стас, вы бежите, как маленький лошадь! – задыхался Гельмут. – Я не есть молодой… Я не бегал так даже на войне…

Край снежного карниза под нами очень кстати обломился, и мы съехали по ледовому языку до кучки каменного мусора, где слегка потрепали свои пуховики. Рядом гудел сквозняком обросший сосульками камин. Я затолкал туда Гельмута, а затем втиснулся в узкий проем сам, как в переполненный автобус.

Там мы отдышались.

– Я не мог думать, – признался Гельмут, – что буду скакать, как… Э-э, Стас, есть такой шерстяной и трусливый животное, забыл, как по-русски.

– Ладно вам! – поморщился я. – Вы свою храбрость уже показали, когда отвернулись от Глушкова.

Старик несколько мгновений врубался в то, что я ему сказал. Затем протянул:

– О-о, Стас! – И покачал головой. – Вы плохо думаешь. Я имею столько лет, что не должен уже ничего бояться. Я похож на самый храбрый лев, который имеет самый маленький… Herz… Wie sagt man russisch "Herz"? [8]

– Господи, Гельмут, про какой еще хер вы говорите?! – с возмущением сказал я.

8

Сердце… Как сказать по-русски "сердце"?

– О, найн! Я имел ввиду другое… "Herz, mein Herz! Was soll das kirren, was bedeutung…" [9] Не помню, кажется, это Гете.

– Куда они разбежались? – повторил я вопрос.

Гельмут блеснул своими фарфоровыми зубами.

– Илона бежала на верх. А Клюшкофф бежал вниз. Он совсем плохо думал.

– И какого черта их куда-то понесло! Надо было всем оставаться на месте. Была прекрасная ситуация – террористы испугались вертолетов и смылись.

– Что есть "смылись"? – не понял Гельмут.

9

Гельмут неверно процитировал стихи: "Сердце, сердце, что случилось, что смутило жизнь твою?" (Прим. ред.).

– Гельмут! – вздохнул я. – Лучше бы вы те четыре года не воевали, а как следует учили русский! Я с вами разговариваю, как с ребенком… Почему вы не остановили Илону, когда она побежала вниз? Она ведь стояла рядом с вами.

– Илона боялась этот хеликоптер. Она думала, что сейчас он будет стрелять.

– Думала! Откуда вы знаете, что у нее вертелось в голове? Мне кажется, что она вообще ни о чем не думала! Все побежали, и я побежал!

– Я не понимаю, что вы говоришь.

– Да это я так… В порядке бреда.

Он меня, видите ли, не понимает! Это я не понимаю их всех! Такой удачный момент – и все коту под хвост! Кто-то очень вовремя поджег сигнальный патрон, и вертолеты пронеслись над нами явно только благодаря красному дыму. Но вместо того, чтобы орать, размахивать руками, Мэд зачем-то стала прятаться. А этот неприметный герой? То подыхал от гипоксии и даже не реагировал на ствол автомата, то вдруг в мгновение ожил и полетел за бандитами, опережая вертолеты. Крыша у них поехала, что ли? Может быть, проявился тот странный психический феномен, когда заложники вдруг начинают видеть в террористах своих союзников, а в освободителях – своих врагов?

Гельмут, искоса наблюдая за мной, грыз кончик сосульки. Активный, энергичный, в любой подходящий момент готовый взять инициативу в свои руки, он сейчас спокойно ждал, что я ему предложу. Скрытный дедуля, душа – не то, что потемки, а настоящий черный ящик, который простому смертному никогда не прочесть. Хоть бы для приличия показал, что волнуется за внучку.

– Они вернутся? – спросил Гельмут.

Вопрос был даже не двусмысленным. Я потерялся в догадках, кого немец имел ввиду.

– Вы о вертолетах? – уточнил я. – Или о бандитах? А может быть, об Илоне и Глушкове?