Точка женщины
Шрифт:
Его голос в трубке согревает и баюкает.
– Знаешь, я только что заметила, что на улице зима, – говорит Рыжая. – Я раньше этого не видела, честно. Какой у меня диагноз, доктор? Шизофрения?
– Шизанька моя, – и Рыжая с другого конца города чувствует, как он улыбается. – До вечера.
Она кладет трубку.
Дзыыыыыыыыыыыынь.
Дверь открывается. Рыжая поднимает глаза на вошедшего и улыбается ему так, как будто всю жизнь ждала именно его. Вот этого идиота с рыжеватыми блеклыми волосами и маленькими глазками, острыми как ножи. Она спрашивает, куда бы он хотел поехать, но при этом золотая нить, окутавшая ее сердце, натягивается до предела, как будто на другом конце ее изо всех сил стараются порвать.
Следующей ночью Рыжая тянется к доктору и
Февраль был месяцем, когда он не ответил на ее звонок и в первый раз рассердился. Она считала гудки целую минуту, пока не включился металлический голос, подтвердивший то, что она уже и сама понимала: абонент для нее недоступен. Вечером доктор был зол и неразговорчив, а в ответ на ее попытки быть нежной, рявкнул «Хватит».
В марте он пропадает на несколько дней, а появившись, выглядит так виновато, что Рыжая впервые рыдает в его руках не от радости, а от отчаяния. В апреле доктор пропадает совсем – без разговоров, ссор или объяснений. Однажды его просто не оказывается дома, и сама не зная почему, Рыжая понимает, что ждать бесполезно. Ее подруга предполагает, что доктор где-то попал в аварию. Но Рыжая даже в своем летаргическом горе сознает, что никто не попадает в аварию, собрав все свои вещи и сменив номер мобильного телефона. В довершение всего, золотая нить, согревавшая ее сердце целый год, лопается. Как водится, она оказывается резиновой, и оборвавшись, бьет Рыжую во много раз больнее, чем все предыдущие бракованные нити.
Поначалу Рыжей кажется, что она всего лишь проснулась от приятного чувственного сна и что, по большому счету, ничего не изменилось. Она может все так же мечтать о докторе, с той только разницей, что вернувшись вечером домой, она не увидит его, а просто подолжит мечтать. Но после майских праздников она просыпается утром, улыбается сама себе, и еще не успев сказать, что именно сегодня с ней случится что-то удивительное, чувствует, как в ней вскипает волна разрушительной силы. Она выносит на поверхность потоки слез величиной с большие жемчужины и каждую порванную нить, когда-либо ударившую Рыжую в сердце.
Рыжая с трудом поднимается с кровати, принимает три таблетки успокоительного и включает телевизор. В новостях показывают арестованного повара-араба, два дня назад приправившего мышьяком континентальный завтрак в пятизвездочном отеле Шарм Эль Шейха. Вот тогда-то Рыжая понимает, что в начале недели отправила в этот самый отель шестерых, желавших уехать «хоть куда-нибудь, прямо сейчас». Она садится на постель и понимает, что успокоительное просится обратно. Что, в общем-то логично: разве время сейчас успокаиваться?
На ватных ногах она идет на работу, с ужасом ожидая того, что сегодня случится. Скандал, рыдающие родственники погибших, шесть претензий к туроператору. Она тихонько проскальзывает мимо охранника, отключает звонок телефона и с большим трудом противостоит желанию запереться изнутри. Целый день она замирает от ужаса, но ничего не происходит.
Никто не рыдает, не хлопает дверями и не требует удовлетворения морального ущерба. На следующий день все такая же тишина. И на следующий тоже. После майских праздников всегда затишье, и за два дня ни один посетитель не тревожит колокольчик над ее дверью. Скучая, она листает каталоги, придумывая сказки на будущее, и просматривает невесть откуда взявшуюся «Энциклопедию вымышленных существ» с цветными картинками. Кажется, даже никто из коллег не заметил, что в злополучном отеле жили шестеро желающих уехать «хоть куда-нибудь, прямо сейчас». Рыжая решает забыть обо всем этом, как о еще одном очень странном сне.На следующее утро Рыжая просыпается с мокрыми волосами. Очень странно, учитывая тот факт, что голову она всегда моет по утрам. Она подходит к зеркалу и перебирает рыжие кудряшки: совершенно мокрые и пахнут не шампунем, а какой-то дрянью. В добавок к этому в горле саднит и в носу щипет. Рыжая заболевает, и вот это как раз совсем не удивительно: она всегда болеет, когда ей грустно. Ведь умной женщине стыдно плакать об ушедшем мужчине. А плакать потому, что у тебя температура, болит горло и от соленого полоскания тошнит, – скорее мило и очень даже трогательно. Странно, что Рыжая заболевает только сейчас. Она идет в кухню и заливает горячей водой лекарство, потом моет волосы и сушит их феном. Собираясь на работу, она достает из обувной тумбочки туфли и замечает рядом свои кроссовки, облепленные грязью. Очень странно. Где в практически летней Москве можно найти такую грязь? Да и когда она в последний раз их надевала? Рыжая не помнит. Она закрывает тумбочку и идет на работу.
Дзыыыыыыыыынь.
Дверь открывается.
Перед Рыжей садится на стул подтянутый мужчина лет пятидесяти, и его лицо сразу кажется ей смутно знакомым. Она уже отправляла его отдыхать? Встречала его на улице? Видела по телевизору?
– Куда вы хотели бы поехать?
– В Индию.
Вот так, коротко и ясно. Если бы все клиенты Рыжей так же хорошо знали, чего они хотят. В считанные минуты она бронирует ему билет на самолет и номер в отеле, берет деньги и просит позвонить через неделю позвонить, когда документы будут готовы. Он поднимается, чтобы уйти, и Рыжая не выдерживает.
– Извините меня. Чувствую себя очень глупо, но где я могла вас видеть?
– На обложке, – говорит мужчина, – и его лицо озаряется самой удивительной из всех улыбок, которые Рыжей доводилось видеть, – на обложке моей книги.
– Вы писатель? – Анна старательно хмурит лоб, пытаясь вспомнить, что же такого она могла прочитать. Его имя и фамилия ничего ей не говорят.
– Не совсем, – тихо произносит мужчина. – Но я пишу книги.
И тут в сознании Рыжей вспыхивает первая строчка его произведения. Ах да, конечно. «Я не писатель, – говорилось там. – Но когда приходит время, я пишу книги».
– Не вы ли, – вкрадчиво спрашивает Рыжая, – придумали про солнечные нити, которые связывают людей, и про молекулы воды?
– Придумал не я, но написал я! – очевидно, что его распирает от гордости. – Вам это помогло?
В эту же секунду в Рыжей вскипает волна, мгновенно превращаясь в цунами разрушительной силы.
– Помогло?! – орет Рыжая, совершенно забыв о начальнике за тонкой перегородкой. – Ах ты старый пень! Да я с ног до головы обмотана обрывками твоих дурацких солнечных нитей! А твоя вода не способна ничему научить даже идиота! Таких как ты надо заставлять, чтобы пробовали свои бредни на себе!
– Вода способна на многое, – загадочно сообщает не писатель, и Рыжей хочется вцепиться ему в горло, но она ограничивается тем, что швыряет в него каталогом.
– Чушь собачья! Ни на что она не способна!
Такое впечатление, что не писатель откровенно любуется огненной Рыжей женщиной, которая бушует у него на глазах.
– А вы пробовали просить воду о том, что вам нужно? – спрашивает он.
– А похоже, что я ненормальная и буду разговаривать с водой?
– А по-моему, вы пробовали. И что же, разве в последнее время с вами не происходит ничего небычного?