Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)
Шрифт:
— Говорят, хороший человек приходит прямо к обеду! Проходите, Караджа-ага, проходите! Как поживаете?
— Слава богу, дышим пока! — вежливо ответил Караджа и положил свой хурджун под дерево.
Жена Овеза постелила чуть в сторонке от стола кошму. Караджа опустился на эту кошму, к столу не сел.
— Я вина не употребляю, — объяснил он Курбанову, — вы без меня начинайте, я чайку попью и пойду.
Тут калитка открылась и во двор вошли еще двое — соседи Овеза. Один высокий, с большим животом, другой напротив, маленький и худощавый. Кладовщик
Налили рюмки. Овез обратился к шурину:
— Может, перед чаем выпьешь сто грамм?
Караджа не деликатничал с хозяином, не подбирал выражений:
— Ну чего ты пристаешь? Когда это ты видел, чтобы я пил водку? Тридцать лет я ею торгую, а какая она на вкус, понятия не имею. Пей сам, если она тебе нравится. Выпей и мою долю!
Курбанову пришлась по душе простота Караджи, он тихонько засмеялся.
— Ну, тогда не будем Карадже-ага мешать пить чай, — сказал Эсенов и разлил в другие рюмки, поменьше, коньяк. — Если, Овез, ты больше никого не ждешь, предлагаю начать!
— Начнем! Начнем! — оживился Овез.
Эсенов продолжал стоять, держа рюмку.
— Среди нас самый старший Караджа-ага. Я предлагаю выпить первую рюмку за его здоровье!
— Я не против твоего тоста, Бяшим, — сказал Курбанов, — но ведь сегодня мы собрались по другому поводу!
Тут только Эсенов вспомнил, в честь чего они собрались на той. Краска ударила ему в лицо.
— Ах ты боже мой! Память и сейчас меня подвела! Ну, хорошо, я посторонний, а у тебя-то, Овез, отчего память отшибло? Зови именинника!
— Керим-джан! Иди сюда скорее, а то шашлык совсем остыл! — крикнул Овез сыну.
Керим отложил дыньку в сторону, которую разрезал ка доли, и подбежал к столу.
— Зачем ты позвал меня, папа? Хочешь чокнуться?
— Давай-ка садись рядом со мной! И чокнешься, и выпьешь! — Овез похлопал сына по плечу.
Мальчик сел, запротестовал:
— Нет, папа, я пить не буду. В прошлый раз выпил — меня тошнило. Ты мне лучше лимонаду налей.
Мальчик с интересом рассматривал своими черными глазами-бусинками красиво сервированный стол.
— Э, да что ты говоришь! Разве лимонад выпивка! Отхлебни глоточек! Джигит должен быть храбрым! — Овез пододвинул сыну рюмку с портвейном.
— Нет, папа, не буду… И мама говорит, чтобы не пил. — Керим качнул худенькими плечами.
— Твоя мать неправильно говорит! Сегодня мы справляем твой день рождения. Выпить нужно. Видишь дяди пришли поздравить тебя!
Мальчик с улыбкой взглянул на гостей:
— Ну… Тогда немножко выпью… Давайте чокнемся!
Выпили. Выпили за здоровье и отца Керима. Выпили за здоровье матери именинника. Мальчик, сделав глоток, поставил рюмку на стол и спросил отца:
— Папа, а ведь мы уже справляли мой день рождения. Помнишь, когда шел снег?
— Помню, помню… Ну, иди к маме! Ешь свою сорока-дневку.
Курбанов удивился:
— Но позвольте… Разве день рождения отмечают дважды в году? Я что-то ничего не понимаю…
Один из соседей Овеза не дал ему договорить, упрекнул хозяина:
— Почему
ты нас не предупредил, Овез? Мы пришли без подарков. Неудобно…Овез, уже подвыпивший, положил в рот кусок жирного шашлыка, облизал сальные пальцы и причмокнул губами.
— Э, о чем говорить! — И обернулся к Курбанову: — У меня, дорогой гость, Керим — единственный наследник. Единственный. Нет у меня другой радости. Вот мы и справляем дважды его день рождения. Сначала — когда созревают сорокадневки, а во второй раз — когда выпадает первый снег.
Эсенов обрадовался находчивости друга, подтвердил:
— А раньше Овез, помнится, трижды в году справлял рождение сына! Такой уж характер.
Караджа лежал на кошме, облокотясь на подушку, пил чай из пиалы и слушал разговор за столом. Неожиданно он отставил пиалу, поднялся с пола и со вздохом проговорил:
— Охо-хо! Правду говорят, там, где дети, солгать не удастся! — Обратился к хозяину: — Ну, Овез, я пойду! Спасибо за угощение!
— А обед? Разве ты не будешь обедать?
— Нет, мне не хочется есть. — Караджа вскинул на плечи хурджун, попрощался: — Счастливо оставаться, юноши! До свиданья и ты, племянник! Приходи с мамой есть сорокадневки!
«Чтоб ты провалился со своей прямотой!» — думал кладовщик, провожая шурина до калитки. Когда Караджа ушел, Эсенов и Овез вздохнули с облегчением: мало ли что еще мог наговорить этот блаженный…
Эсенов схватил бутылку.
— Ей-богу, коньяк в рот не лезет, когда рядом сидит непьющий человек. Давайте-ка опрокинем по одной!
Выпив еще и еще, Овез совсем забыл, что, как хозяин дома, обязан заботиться о каждом из гостей, и все свое внимание сосредоточил на ревизоре. Он то и дело обращался к нему, теперь уже на «ты»:
— Пей! Пей!
Не отставал и Эсенов:
— Пей, дружок! Пей! Когда еще к нам попадешь!
Той затянулся. Одно за другим сменялись блюда. Когда подали дымящийся плов с кишмишом, Эсенов провозгласил:
— В народе говорят: «Гость почетнее отца!» Выпьем за нашего дорогого гостя.
Выпили за Курбанова.
Эсенова стало клонить ко сну. Он задремал, облокотясь на стол. Овез был в приподнятом настроении. Увидев, что друг начал слабеть, он наполнил бокалы ледяным шампанским — оно освежает.
Пили еще и еще. Курбанов ставил нетронутую рюмку на стол, но хозяева тоя этого не замечали. Однако Овез крепко хватал его за руку, когда гость пытался выйти из-за стола.
Наконец один из соседей запротестовал:
— Больше и смотреть не могу на шампанское!
— Пейте! У меня его много! — пьяно похвалялся Овез.
— Знаем, что много, да спать пора!
Эсенов проговорил, еле ворочая языком:
— Довольно, Овез! Спать хочется! Проводи нас!
— Может останетесь? Переночуете у меня? Постель уже готова, — засуетился Овез.
Курбанов поднялся:
— Нет, перед сном лучше всего пройтись. Да мы и поговорить как следует не успели.
Когда все шли к калитке, Эсенов прошептал на ухо кладовщику: