Точно по расписанию

Его темный взгляд, хриплое дыхание, жадные поцелуи. Он не может перестать целовать ее, и его не смущает, где только что были ее губы. Их обоих ничего не смущает. Тут вообще исчезли все эмоции, кроме жгучей подробности друг в друге, которая прорывается в виде яростных глубоких толчков, шумного мужского дыхания и жалобных женских всхлипов. Они рвутся друг к другу наперегонки. Финишную ленту пресекают грудь к груди, в одной на двоих горячей пульсации.

***

Потолок останавливает свое вращение медленно. Звуки возвращаются неохотно. И пока единственная реальность Ксюши — это грудь Тимофея, на которой лежит ее рука. И его плечо, к которому она прижимается щекой.

Она начинает скользить пальцами по его груди, самыми кончиками.

— Тим… Тимка мой… Мой самый лучший любимый Тимка…

Грудь под его рукой вздрагивает. Тимофей вздрагивает всем телом.

— Что? Что случилось?

Слух вернулся полностью, и она отчетливо слышит, как Тим тяжело сглатывает.

— Просто… Просто ты никогда этого не говорила.

Ксюша не сразу понимает, о чем он. А потом даже зажимает себе рот рукой. Да не может такого быть. Не может быть, чтобы не говорила! Она же… Как же это…

Ксюша приподнимается на локте, чтобы видеть его лицо. Света из гостиной достаточно.

— Ты хочешь сказать, что я никогда не говорила, что люблю тебя?

— Да.

— Никогда-никогда не говорила?

— Никогда.

— Не может быть…

Он поднимает руку, чтобы убрать пряди волос от ее лица. И Ксюша видит, как у него дрожат пальцы.

Как же это все… Как так случилось, что то, что очевидно тебе, совсем не очевидно другому человеку?! Дорогому, близкому человеку. Самому лучшему, самому необходимому. И неужели она, в самом деле, молчала?!

Многое можно сказать сейчас. И нужно, наверное. Но все это — после самых главных слов, без которых вообще все бессмысленно.

Она долго-долго смотрит в его лицо. Такое родное и любимое лицо. Рука Тима все так же у ее щеки.

— Я люблю тебя, Тим. Очень-очень люблю. Прости меня, пожалуйста.

Он не отвечает сразу. Молча сгребает ее, прижимает к себе, обнимает крепко.

— И я тебя. Очень-очень, — а потом выдыхает шумно. — Ты не представляешь, какой я сейчас счастливый. Ксюша, Ксюшенька моя…

После признаний в любви непременно должны идти поцелуи, так полагается. А еще так бывает, что поцелуи переходят в нечто иное.

— Ксюш… Я так соскучился. Я тебе спать сегодня ночью не дам.

Она мягко смеется, ежась от его смелых прикосновений.

— Я не хочу спать.

— Ксюш… Пожалуйста… Я хочу тебя целовать там. Ты же… Ты же позволишь мне? — а потом, опережая слова, его рука ныряет в лабиринт влажных складок. — Это мое. Хочу целовать там.

Это больше не вопрос и не просьба. Ксюша закидывает руки за голову и раздвигает бедра в откровенном жесте.

— Я разучилась тебе отказывать.

Глава 8

Ксюша долго сладко потягивалась в постели, не открывая глаз. А потом их резко распахнула. Торопливо повернула голову вбок. Тимофея рядом нет. Она в постели одна.

Она в последний момент остановила крик: «Тим!». Ну, куда бы он мог деться, в самом деле? Ксюша резко села на кровати, притянув одеяло к груди, прислушалась. Кажется, Тимофей на кухне.

Так же резко она встала, достала из шкафа халатик, накинула и — почти бегом на кухню.

Тим оказался там, на кухне. Он даже не сразу заметил Ксюшино появление. Тимофей был занят тем, что жарил яичницу. Ксюша тихонько подошла сзади, заглянула.

— Ух ты… Я и не знала, что у нас такие есть.

На сковороде лежали две силиконовые формочки для яичницы в форме сердечек.

Тим вздрогнул. Не обернулся.

— Да это я… Купил как-то… Не помню, зачем.

— Тим…

Он все-таки обернулся. И они молча смотрели друг на друга. У него дернулся кадык.

— Слушай, Ксюш… Я все думаю… Это же… вот вчера… было на самом деле?..

— Я задаю себе тот же вопрос.

Она уткнулась лбом ему в плечо. Он с шумным выдохом прижал ее к себе. И они стояли так долго-долго. Обнявшись.

— Тим… У тебя там не горит?

Он, не оборачиваясь, выключил плиту. Сдвинул сковороду.

— Горит.

У них большая удобная кровать. Но это в спальне. А им надо здесь и сейчас. Жадно целоваться. Торопливо стаскивать друг с друга одежду. Снова целоваться.

Они начали стоя, но с непривычки не получилось. И Тим потащил Ксюшу на пол, распластался спиной на ярко освещенном утренним солнцем полу, потянул ее на себя.

— Иди ко мне… Иди ко мне, любимая моя девочка…

— Любимый мой… — выдохнула она, опускаясь сверху.

А потом она долго лежала на нем, прижавшись щекой к его груди. Вечность бы так лежала. Но Тимофей-то лежит на твердом полу, и ему, наверное, неудобно.

— Тим…

— Я твою ложечку нашел.

— Что? — Ксюша приподняла голову.

Тимофей нырнул рукой под шкаф.

— Вот. Твоя любимая ложка. Помнишь, ты потеряла?

Они молча вдвоем смотрели на эту ложку. А потом Ксюша крепко поцеловала мужа в губы.

— Это не ложка любимая, а ты.

***

Ксюша повернула запястье и посмотрела на часы. В офис ехать уже не имеет смысла. Но у Тимофея рабочий день еще не закончился. Ксюша переводила взгляд с дверей клиники на часы и обратно, задумчиво хмурила лоб. А потом решительно вытащила из кармана телефон.

— Ульяна Артемовна, здравствуйте.

— Здравствуй, Ксюшенька, — осторожно отозвалась свекровь.

— Вы уже дома?

— Да. У нас сегодня сокращенный рабочий день. А что? — запоздало спохватилась Ульяна Артемовна.

— В гости к вам хочу заехать. Вы не против?

— Я только рада буду, — в голосе свекрови теперь отчетливо слышалась растерянность. — Вы с Тимофеем вдвоем?

— Нет, я одна.

Из трубки послышался судорожный вздох.

— Конечно. Конечно, приезжай, Ксюшенька. Я как раз кекс испекла. А, ты же не ешь мучное. Ну тогда я… — свекровь окончательно растерялась.