Точный расчет

Джульетта перевела дыхание.

— Ну, вот я и перехватила у них немножко, — призналась она и покосилась на Марнса. — Слушайте, это ведь мыстараемся поставлять им ток бесперебойно, это благодаря намони имеют возможность заниматься своими делами. А мы не получаем даже самого необходимого! Но даже когда получаем, то это полное дерьмо, мусор. Наверно, производители не успевают нормально делать — так на них давят...

— Если эти вещи вам действительно необходимы, — перебила Дженс, — тогда я понимаю...

Она посмотрела на Марнса — тот улыбнулся и состроил мину, ясно говорящую: «А что я говорил? Это самый подходящий человек для нашей работы».

Дженс не стала ему отвечать.

— Я рада услышать ваш вариант этой истории, — сказала она Джульетте. — Надо бы мне почаще спускаться в Глубину, пусть мои ноги хоть отвалятся. Там, наверху, мы воспринимаем многие вещи как само собой разумеющиеся, по большей части потому, что о многом не догадываемся. Теперь я вижу, что нашим департаментам не помешало бы поддерживать более тесные контакты, такие, например, как у нас с IT.

— Да я твержу об этом уже лет двадцать! — воскликнула Джульетта. — Мы, жители дна, шутим, что нас специально засунули так глубоко, чтобы мы не мешались под ногами. А впрочем, иногда чувствуется, что так оно и есть.

— Хорошо, если вы подниметесь наверх и возьмётесь за работу шерифа, люди услышат вас. Вы станете первым звеном в цепи управления.

— А IT тогда на какое место передвинется?

— Они, конечно, будут шуметь, но это для них нормальное состояние. Я справлялась с этим раньше. Пошлю сообщение в свой департамент, пусть оформят документ о временном отступлении от порядка поставок, проведут его задним числом, и тогда ваше небольшое самоуправство будет официально оправдано. — Дженс внимательно смотрела на молодую женщину. — Разумеется, в том случае, если вы заверите меня, что все эти... перенаправленные поставки были для вас совершенно необходимы.

Джульетта приняла вызов, не дрогнув.

— Они были совершенно необходимы. То, что мы получали — дерьмо полное. Рассыпается на ходу, как будто только для того и сделано. Знаете, я вам скажу: мы наконец получили из Снабжения то, что требовали, и у нас теперь есть запасец жаростойкой изоленты. Так что я бы не прочь замириться с IT по дороге наверх. Наш замысел гораздо лучше...

— По дороге наверх? — перебила Дженс, как будто желая получить подтверждение тому, понимает ли Джульетта, что говорит, на что соглашается.

Джульетта обвела взором обоих своих собеседников. Кивнула.

— Дайте мне неделю — наладить генератор. Вы обещали устроить мораторий на подачу тока — так выполните обещание. И, чтобы не было недоразумений, помните: я часть Механики и останусь ею навсегда. Я принимаю работу, потому что вижу, что происходит, если игнорировать проблему. Здесь, внизу, я всячески пыталась внушить всем мысль, что профилактика поломок — важнее всего. Не ждать, когда всё полетит к чертям, а тогда уже ремонтировать, а постоянно наблюдать, подправлять и налаживать, пока всё ещё в рабочем состоянии. Но нас не слушали, на наши нужды закрывали глаза, считали чем-то второстепенным. Я вам вот что скажу: если воспринимать всю Шахту как один большой механизм, то мы — поддон его, полный отработанного масла, и пора бы людям обратить на нас внимание. — Она протянула Дженс руку. — Дайте мне этот мораторий — и я с вами.

Дженс улыбнулась и встряхнула протянутую руку, восхитившись теплу и силе этого уверенного пожатия.

— Займусь этим завтра же, — сказала она. — Спасибо вам. Добро пожаловать в нашу команду.

Марнс тоже подошёл к Джульетте пожать ей руку.

— Вот и отлично, босс!

Джульетта кривовато усмехнулась:

— Да ладно вам. Мне ещё учиться у вас и учиться, прежде чем вы сможете называть меня так с полным правом.

7

Их подъём наверх происходил во время энергетического моратория. У Дженс создалось впечатление, что её собственный организм тоже объявил мораторий — энергия в ней убывала с каждым шагом. Мучения, которые старая женщина испытала во время спуска, не шли ни в какое сравнение с нынешними. Тогдашняя усталость, как выяснилось теперь, была лишь лёгким дискомфортом. А вот сейчас для её хрупких мышц настало время действительно тяжёлого испытания. Каждый шаг давался с трудом, за него приходилось бороться. Она ставила ногу на следующую ступень, опиралась рукой о колено и подтягивала себя кверху на очередные десять дюймов. Десять дюймов из, как ей казалось, миллиона футов спиральной лестницы.

Над площадкой справа от неё значилось «58». Каждая из площадок оставалась в поле зрения, кажется, целую вечность. Не то что на пути вниз, когда Дженс могла так замечтаться, что пропускала несколько этажей. Теперь же они маячили перед глазами в тусклом зелёном свете аварийных огней и дразнили старуху, еле волочащую по ступеням свои дрожащие, натруженные ноги.

Марнс шёл рядом, его рука скользила по внутренним перилам, её — по внешним, трость Дженс звякала о ступень между ними. По временам их руки соприкасались. У них было чувство, будто они путешествуют уже несколько месяцев, что покинули свои кабинеты, свои обязанности и свою официальную манеру обращения друг с другом очень-очень давно. Авантюра, на которую они пустились, чтобы раздобыть себе нового шерифа, обернулась несколько иначе, чем это представляла себе Дженс. Она воображала, будто вернётся в свою молодость, а обнаружила, что её преследуют призраки прошлого. Она надеялась найти в себе источник новых сил, а вместо этого её колени и спина доканывали её. То, что обещало стать шумным предвыборным турне по всей Шахте, оказалось на самом деле изматывающим походом при почти полной анонимности. И теперь она засомневалась, а так ли уж нужна она, мэр, для поддержания нормальной жизни Шахты?

Её привычный мир был чётко разделён на ярусы. Теперь она видела это ещё яснее. Жители верхнего яруса беспокоятся о том, что вид за окнами становится всё туманней, и думать не думают, откуда берётся сок, которым они запивают завтрак. Люди, обитающие ниже и работающие в садах или чистящие хлевы, вращаются по орбите вокруг собственного мирка — мирка почвы, зелени и удобрений. Их мало заботит вид наружу, они о нём не думают вообще — ну, разве что после очистки... А тут ещё и Глубина с её механическими мастерскими, химическими лабораториями, нефтяными насосами и скрежещущими шестернями, мир рабочих рук с въевшейся под ногти грязью, мир потных тел и тяжёлого труда... Для этих людей мир снаружи — лишь предмет для слухов, а еда — только способ поддержать жизнь в организме. Шахта существует для того, чтобы работали машины! — вот как считают они, тогда как Дженс всю свою долгую жизнь была уверена в обратном.

Из темноты выплыла лестничная площадка пятьдесят седьмого, жилого, этажа. На стальной решётке, подобрав под себя ноги и обняв колени руками, сидела девочка. В жалком свете аварийной лампочки она читала детскую книжку в защитной пластиковой обложке. Дженс наблюдала за девочкой — та сидела неподвижно, и только глаза её скользили по красочным страницам. Девочка так и не подняла головы посмотреть, кто там идёт мимо. Она осталась позади, постепенно растворилась во мгле, а Дженс и Марнс продолжили своё изматывающее восхождение. Шёл третий день пути наверх, лестница больше не вибрировала, на ней не раздавался задорный стук ботинок; Шахта застыла в жутковатом безмолвии, словно в ней не осталось никого живого, и лишь двое старых друзей, двое соратников шли и шли по скрипучим, облезлым ступеням, изредка случайно задевая друг друга локтем.

••••

В этот вечер они остановились у участкового инспектора среднего яруса — офицер на этом настаивал, Дженс жаждала заручиться поддержкой в отношении очередного шерифа, избранного не из числа профессиональных полицейских, поэтому они воспользовались гостеприимством участкового. За обедом они сидели в почти полной темноте, ели холодную еду и болтали о том о сём. Когда наконец любопытство хозяев было удовлетворено, Дженс удалилась в кабинет участкового, где она собиралась переночевать на раскладушке. Хозяева сделали всё возможное, чтобы устроить её поудобнее — застелили кровать раздобытым где-то тонким бельём, пахнущим дорогим мылом. Марнса разместили на койке в камере, из которой ещё не выветрился запах самогона — здесь недавно сидел пьянчуга, хвативший лишку по поводу очистки.

Дженс не заметила, когда потушили свет — он и без того горел еле-еле. Она вытянулась на постели. Все мышцы ныли, задеревеневшие ноги сводило, спина болела и требовала, чтобы её растёрли. Какое же это блаженство — лежать неподвижно! Но разум мэра продолжал работать. Он обратился к разговорам, с помощью которых Дженс и её спутник коротали время, поднимаясь сегодня по лестнице.

Казалось, идя по спиральной лестнице, они кружили друг вокруг друга, исследовали память прежних влечений, осторожно касались старых, болезненных шрамов, выискивали островки нежности, ещё остававшиеся в их хрупких телах, на морщинистой сухой коже и сердцах, ожесточённых политикой и законом.