Токей Ито (Художник А. Громов)
Шрифт:
Он не садился. Токей Ито поднялся.
— Токей Ито, — торопливо заговорил Четанзапа. — Мой вождь, брат наш! Ты тут! Я не выдам тебя этим койотам из моей палатки!
— Я знаю, Четанзапа, что ты меня защищаешь и за меня борешься.
Четанзапа возразил.
— Ты тоже меня не забыл. Шонка не пронюхал, что ты здесь?
— Он будет меня здесь искать.
Поднялась Монгшонша. У нее в руках были две поджаренные вороны, которые она хотела дать мужу с собой.
Четанзапа издал звук, который, должно быть, изображал смех.
— Ешь ворон сама, — ответил он на безмолвный жест
Согнувшись, Монгшонша пошла назад на свое место.
— Силы мои иссякли, — заявил воин вождю. — Раны не заживают. Я умираю, и это не огорчает меня. Я не хочу больше жить скрываясь и, по ночам крадучись, пробираться в свою палатку, чтобы отбирать у Хапеды пищу. Я умираю, но не один я умираю.
— Ты не умрешь, Четанзапа.
Но тот, казалось, ничего не слышит. Поток его мыслей продолжал изливаться. Он схватил вождя за руку:
— Ты слышишь, Токей Ито? Я умру! Но ты должен мстить за меня! Созови наших мужчин. Пусть они возьмутся за ножи и борются! Мы здесь не живем, а околеваем! Нельзя больше это терпеть!
— Мы будем жить не здесь, — ответил молодой вождь. — Уверяю тебя. Мы уйдем отсюда сегодня же ночью.
Четанзапа хотел сесть, но упал. Токей Ито подскочил к нему, поднял его на одеяла и шкуры и опустился рядом на колени.
Воин тяжело дышал. Наступила долгая тишина.
— Что ты сказал? — наконец спросил он.
— Мы будем жить.
Четанзапа, казалось, окаменел при этих словах.
— Татанка Йотанка убежал от нас, Тачунка Витко покорился, и Токей Ито становится трусом, он хочет жить! — Раненому было трудно говорить, но волнение его было так велико, что и остановиться он не мог. — Скажи мне сразу… Ты будешь бороться, ты дашь мне с собой в места вечной охоты скальпы Длинных Ножей?
— Четанзапа, мы будем бороться не так, как ты думаешь. Ты пойдешь с нами. Ты нам нужен.
Четанзапа, казалось, силился понять Токей Ито или по крайней мере поверить ему, но потом в нем снова взяло верх ожесточение преследуемого, затравленного человека.
— Токей Ито, — сказал он, — ты же мой младший брат, ты это знаешь. Но если ты стал трусом… мне стыдно за тебя. Чтобы ты снова стал воином, я скажу тебе слова, которые не дадут тебе отступать.
— Я не отступаю. Я иду своей дорогой и забираю с собой наши палатки… даже если мне придется принудить их силой оружия.
— Слушай мои слова: ты — сын предателя. Если ты хочешь быть воином и вождем, так борись… но если ты не хочешь бороться…
Токей Ито поднялся.
— Ты говоришь со мной, — сказал он, — как Шонка. Ты можешь убить меня, как только я сделаю для сыновей Большой Медведицы, для их женщин и детей то, что должен сделать. Но не раньше.
Четанзапа попытался было подняться, но снова упал.
Токей Ито подал знак Монгшонше и Уиноне. Женщины подошли к ложу Четанзапы. Они наложили на раны целебные травы, забинтовали их. Оказав помощь, Монгшонша осталась у постели мужа.
— Ему нельзя находиться в палатке, — сказала она Уиноне. — Придет Шонка и убьет его. Нам надо отнести его назад в скалы.
— Он останется с нами, — спокойно сказала Уинона. — В скалах, под открытым небом, он умрет еще до восхода солнца.
— Пошли! —
настаивала Склонившаяся Ива с расширенными от страха глазами. — Они убьют не только его, они убьют и Хапеду, моего единственного сына, если найдут здесь Четанзапу.Токей Ито отстранил Монгшоншу.
— Пока я здесь, Шонка не тронет ни одного ребенка. Уинона сказала правильно. Четанзапа останется здесь. Это его собственное желание. Кто вздумает на него нападать, будет иметь дело со мной. Хау.
Раненый посмотрел на своего вождя. Но это был всего лишь мимолетный взгляд… Токей Ито подошел к очагу, но не сел. Лихорадка трясла и его, и он с трудом сохранял ясность мысли. Скоро он и сам мог свалиться, как Четанзапа. Враги сыновей Медведицы добились многого. Токей Ито и Четанзапа, два бесстрашных воина, были теперь словно подстреленная дичь. А Чапа — Курчавый в безнадежном отчаянии так и стоял у шеста палатки.
Уинона подошла к брату. Она поднесла ему маленький мешочек с сильно пахнущей травой.
— Пожуй немного, это одолеет дух твоей болезни. И разреши сказать, что я придумала.
— Что ты предлагаешь?
— Надо во всех палатках упаковать вещи, чтобы сегодня же ночью покинуть резервацию. Я обойду палатки и скажу об этом женщинам. Мы пойдем с тобой, потому что ты прав. Мы должны поступить так, как ты сказал.
— Иди, Уинона, и говори с женщинами.
Девушка без промедления оставила палатку.
— Где Хапеда? — бормотала себе под нос Монгшонша.
— Уже ночь. Куда же он пошел?.. Ему ведь всего двенадцать зим…
Токей Ито развернул шкуру гризли и достал то, что ему показала Уинона. Он надел головной убор из перьев орла: он хотел предстать перед сыновьями Большой Медведицы их вождем.
Чапа с опущенной головой подошел к очагу.
— Брат мой, — начал он запинаясь. — Уинона пойдет во все палатки… значит, и в мою тоже… В матери моей живет злой дух, и его буйство становится все опаснее. Я боюсь, что этот дух накинется на Уинону. Я хочу пойти с ней и защитить ее в моей палатке.
— Здесь ты мне нужнее.
Чапа подчинился и остался, готовый помочь своему вождю.
Под полог палатки проскользнул Хапеда. Он сразу же подбежал к Токей Ито, вождь разрешил ему говорить.
— Я лежал с Часке в дозоре, — быстро и взволнованно начал мальчик. — Я хотел предупредить, если появится Шонка, чтобы он не застал палатку врасплох. Его еще нет. Но пришел Шеф Де Люп, которого уайтчичуны зовут Тобиасом, и он там у скал, где стоит Буланый. Шеф Де Люп сообщил, что Шонка с тремя вооруженными людьми уже в пути. Шеф Де Люп хочет знать, приходить ли ему в палатку, или продолжать нести дозор.
— Пусть он едет к ближайшей границе в направлении к Блэк Хилсу и разведает, свободна ли там дорога. На своем пегом он за два часа обернется туда и обратно. А ты оставайся с Часке у скал и продолжай нести дозор.
— Хорошо. — Глаза мальчика засияли, он тотчас исчез.
Молодой вождь вышел из сумеречной типи в черную ночь. Плотные тучи скрыли месяц и звезды. Ни огонька вокруг, только еле заметно поблескивали замерзшие лужи. Ветер утих. Должно быть, вот-вот пойдет снег. Где-то выли собаки. Их оставалось всего несколько. Остальных съели голодные люди.