Токио

– Стало быть, вы из тех, кто не может простить? – Я повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Простить?

– Японию. За то, что она сделала в Китае.

В голову мне пришли слова китайского американца, историка. Я училась у него в университете: «Жестокость японцев превышала воображение. Жестокость они подняли до уровня искусства. Если последует официальное извинение, будет ли этого достаточно, чтобы мы простили?»

– А вы что же, простили? – спросила я. Он кивнул.

– Как вы могли?

Ши Чонгминг закрыл глаза, на его лице играла улыбка. Он долго молчал, обдумывая ответ. Могло показаться, что он уснул, если бы не его руки – они двигались и трепетали, как умирающие птицы.

– Как? – переспросил он и поднял голову. – И в самом деле, как? Кажется, что это невозможно, верно? Но я многие годы размышлял об этом – годы, в которые я не мог выехать из собственной страны, годы, в которые не выходил за пределы собственного дома. Пока меня не вышвырнули на улицу, пока не прогнали по городу с табличкой… – Большим и указательным пальцем он ткнул себя в грудь, и я немедленно подумала о фотографиях, сделанных в период Культурной революции. – Красные отряды сгоняли в толпу людей и вешали им на шею таблички типа «Ученый – ренегат» и «Антипартийный элемент». Пока вы этого не испытали, вам не дано познать человеческую натуру. Прошло много времени, но я постиг одну простую вещь: я понял, что такое невежество. Чем больше я его изучал, тем больше становилось ясно, что их поведение было вызвано невежественностью. Да, в Нанкине была горстка солдат, и в самом деле злобных по натуре. Этого я оспаривать не стану. Ну а другие? Самым большим грехом была их невежественность. Вот так все просто.

Невежественность. Я подумала, что об этом мне многое известно.

– То, что они делали в вашем фильме. Вы это имели в виду? Это и есть невежественность?

Ши Чонгминг не ответил. Его лицо закрылось, и он сделал вид, что занят бумагами. Упоминание о фильме каждый раз заставляло его замолчать.

– Вы это имели в виду, профессор Ши?

Он отодвинул бумаги, убрал все со стола, готовясь перейти к делу.

– Хватит, – сказал он, – не будем об этом говорить. Садитесь и скажите, почему вы сегодня ко мне пришли.

– Я хочу знать, что вы имели в виду. Вы хотели сказать, то, что они сделали…

– Прошу вас! Ведь вы сегодня не зря ко мне пришли. У вас появились какие-то мысли, я вижу по вашему лицу. Садитесь.

Я неохотно подошла к столу, села напротив, положила руки на колени.

– Ну? – сказал он. – И что же это?

– Я читала, – вздохнула я. – О китайской медицине.

– Это хорошо.

– Есть миф. История о божестве, божественном земледельце, который упорядочил все растения. Верно?

– По вкусу, температуре и качеству. Да. Вы говорите о Шен Нонге.

– Стало быть, я должна решить, к какому из этих разрядов следует отнести средство Фуйюки?

Ши Чонгминг смотрел мне в глаза.

– Что? – спросила я. – Что я такого сказала?

Он вздохнул, откинулся на спинку стула, соединив руки, легонько постукивал пальцами.

– Думаю, пришло время рассказать вам чуть больше о себе.

– Да?

– Не хочу, чтобы вы впустую тратили время. Вы должны знать: у меня очень большие подозрения относительно того, что мы ищем.

– Тогда я вам не нужна…

Он улыбнулся.

– Нет, нужны.

– Почему?

– Потому что я не хочу слышать то, что хочу услышать. Не хочу, чтобы вы, как попугай, приходили ко мне, бесцеремонно и раболепно, и говорили: «Да, сэр, да, сэр, вы совершенно правы, мудрейший». Нет, мне нужна правда. – Он вытащил из-под стопки книг потертую папку. – Я слишком долго работал над этим, чтобы не делать ошибок. Я расскажу вам все, что следует знать. Но не скажу в точности, что именно подозреваю.

Из папки он вынул пожелтевшие бумаги, перевязанные грязной черной лентой. Вместе с бумагами высыпались скрепки и карандашная стружка.

– На поиски Фуйюки у меня ушло много времени, долгие годы. Я узнал о нем очень многое. Все это здесь.

Он толкнул ко мне через стол связку бумаг. Я смотрела на большую неаккуратную пачку. Она едва не свалилась с края стола. Бумаги были официальные, китайские и японские. Тут были ксерокопии газет, правительственный меморандум. Я узнала иероглифы Комитета обороны.

– Что это?

– Это плоды многолетней работы. Большую часть документов я собрал, прежде чем мне разрешили ехать в Японию. Письма, статьи из газет и – самое рискованное, что я сделал, – приобрел отчеты тайных агентов. Не думаю, что вы их поймете, но вам следует знать, как опасен Фуйюки.

– Вы об этом уже говорили.

Он задумчиво улыбнулся.

– Да, понимаю ваш скептицизм. С виду он очень стар. Может даже показаться добрым человеком. Милосердным.

– Нельзя ничего сказать, пока не поговоришь с человеком.

– Интересно, правда? Самая могущественная акула Токио, крупнейший производитель и нелегальный импортер метамфетамина [60] – интересно, каким безобидным он кажется. Но не обманывайтесь. – Ши Чонгминг выпрямился. – Он безжалостен. Вы не можете вообразить, как много людей умерло по его вине, пока он руководил трафиком распространения амфетамина между Токио и бедными корейскими портами. И, возможно, самое интригующее здесь то, как внимательно он подбирает свое окружение. Он придумал уникальную технологию – в этих документах есть все, если вы знаете, на что обращать внимание. Он искуснейший манипулятор! Он изучает в газетах статьи об уголовных делах, тщательно отбирает заинтересовавшие его случаи, платит адвокатам за защиту тех или иных подозреваемых. Если дело решается в их пользу, они становятся преданными Фуйюки до конца жизни.

60

Фармакологический препарат с большим стимулирующим эффектом, чем амфетамин.

– А вы знаете… – Я придвинулась к Чонгмингу и инстинктивно понизила голос. – О медсестре?

Ши Чонгминг с серьезным видом кивнул.

– Да. Это его медсестра и телохранитель. Огава. Те, кто ее боятся, совершенно правы. – Он заговорил так же тихо, как и я, словно нас могли подслушать. – Господин Фуйюки любит садистов. Ему по душе люди, не знающие, что такое добро и зло. Он взял к себе медсестру за блестящий криминальный талант и за абсолютную неспособность к сочувствию. – Чонгминг указал на документы. – Если прочтете это, то обнаружите ссылки на Зверя Сайтамы [61] в популярных газетах. Ее методы превратили ее в живой японский миф, о ней ходит много слухов.

61

Префектура в Японии на острове Хонсю.

– И каковы же эти методы?

Чонгминг кивнул и слегка сжал нос, то ли желая избавиться от воспоминания, то ли пытаясь подавить желание чихнуть.

– Естественно, – сказал он, убрав руку и выдохнув, – насилие – необходимая составляющая жизни у якудзы. Возможно, в этом нет ничего удивительного, учитывая ее сексуальную природу, неудивительно и то, что она склонна… – Его глаза уставились в пространство над моей головой. – Склонна украшать свои преступления.

– Украшать?