Толераниум

Василий никак не ожидал, что в его салон заявится Грек собственной персоной.

– Ну что, брат, ты же не держишь на меня зла? Баба твоя любого в койке охмурит. Вот и я не сдержался, – нагло поводя хищным носом, сообщил Грек.

Вася еле совладал с собой, но почти придумал план мести.

– Да на здоровье! Кто старое помянет, как говорится… Что, татуху хочешь?

– Ага, – ответил Грек, презрительно улыбаясь. – Хочу, чтобы прямо вокруг бедра с заходом на живот была красивая надпись. На латыни. И со смыслом.

Грек достал из кармана бумажку. На ней латинскими буквами была написана фраза из четырех длинных слов.

Василий прочитал по слогам:

– Fortunam suam quisque parat… Звучит красиво. А что это значит, Грек?

– Свою судьбу каждый находит сам, – перевел Грек, назидательно глядя на Василия.

Вася и бровью не повел, хотя понял, что Грек намекает на Верку.

– Отличная тема! Сделаю, Грек, без проблем. Я сегодня тебе со спины набью, а через пару дней – вокруг живота. Лады? Сначала нарисую буквы, чтобы ты одобрил, а потом за пару часов прострочу сзади. Сдюжишь?

– Строчи как хочешь, я тебе доверяю. – Нос кивнул головой, и туловище, спустив штаны по колени, примостилось на кушетке.

– Постой, надо одноразовую простыню постелить, – заметил Василий. – Мало ли что… – Он скорчил такую гримасу, что Грек вскочил с места как ошпаренный, обнаружив весьма несущественный размер мужского достоинства. Василий довольно улыбнулся, узрев, что размер носа не всегда соответствует размеру детородного органа. Художник тщательно расправил на лежаке одноразовую голубую пеленку, а затем включил музыку, накрыл голову клиента полотенцем и принялся творить. Грек спокойно сопел в полудреме и вздрогнул от неожиданности, когда Василий громко объявил:

– На сегодня все! Пластырем заклеил, чтобы инфекция не попала. Дома увидишь. Ровно через четыре часа можно снять пластырь и водкой продезинфицировать. Иди отдыхай, братан! Доделаю через неделю.

Греков послушно встал и натянул штаны.

Они увиделись в тот же день. Грек накатал заявление, в котором обвинил Васю в нарушении своих потребительских прав и нанесении морального ущерба. Василий послушно явился в отделение по просьбе участкового майора Прилучного.

Прилучный встретил визитера сидя за столом, нахмурив брови и прикрыв ладонью рот.

– Ну что, Художник, по нарам соскучился? – Приветствие могло бы прозвучать устрашающе, если бы майор не давился от смеха.

– А что я такого сделал? – наивно спросил Вася, переминаясь с ноги на ногу.

– К тебе гражданин Греков с какой просьбой обратился?

– Ну, он показал буквы – иностранные! Потом сказал: строчи как хочешь. Я и настрочил.

Прилучный, не отнимая ладони ото рта, глотнул воздуха и крикнул:

– Греков, зайди!

В кабинет вошел злобный, взъерошенный Грек, ноздри его крючковатого носа раздулись до ушей.

– Какую татуху ты заказал Художнику?

– Fortunam suam quisque parat… – отчеканил Грек.

– А он что написал?

Грек замялся.

– Показывай! Не девочка! Обвиняешь творца в преступлении против личности! – Майор чуть не лопался от сдерживаемого смеха.

Грек неуверенно повернулся задом к Прилучному и приспустил штаны. На крепких ягодицах огромными синими буквами было выведено: «ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ». Из глаз майора покатились слезы. Он больше не мог сдерживаться. Всхлипывая, но изо всех сил стараясь оставаться строгим и серьезным, Прилучный спросил:

– Что, Художник, это и есть ФОРТУНАТУМ?

Василий глубокомысленно заметил:

– В каком-то смысле – да!

Тут майор вскочил и выбежал вон из кабинета, не в силах сдержать дикое ржание. Грек, с ненавистью сжав зубы, натянул брюки. Минут через пять майор вернулся, собравшись с мыслями.

– А в каком это смысле? – продолжил он допрос с серьезным видом.

– Ну, он сам мне сказал – строчи что хочешь! – развел руками Василий. – И так мне захотелось написать от души… Ну и написал: «Здесь был Вася».

Прилучный начал икать. В промежутках между икотой он умудрился спросить:

– Свидетели есть?

– Конечно, товарищ майор. – Вася достал мобильный и пригласил свидетеля.

В кабинет майора с трудом протиснулся Масик. Открытая майка обнажала глаза тигра и рога быка. Огромные плечи перекрыли дверной проем.

– Вызывали, товарищ участковый?

– Вызывал, Земляков, вызывал. Ты видел, как Греков делал заказ?

– Не то слово, товарищ участковый! И видел, и слышал! Он сказал: «Пиши все что хочешь!» – Масик развернулся к потерпевшему. – Да, Грек? – спросил он и уставился на носатого заявителя. – Или, может, ты Верку в свидетели приведешь? – Масик скрестил руки на груди так, что огромные бицепсы наполовину закрыли две разъяренные головы: быка и тигра.

Греков как-то суетливо захлопотал.

– Я все понял. Я согласен!

– На что согласен? – спросил Прилучный.

– На все! – молниеносно ответил Грек. – Можно забрать заявление?

– Забирай, Фортунатум.

Майор Прилучный вздохнул.

– Жениться бы вам, ребята. Детей родить. Заодно и у меня проблем станет меньше.

Вскоре Максим Земляков сделал предложение Наташе и до сих пор не разочаровался ни разу.

16

По дороге домой Миша сделал вывод, что день выдался какой-то странный, он как будто снова оказался в стороне. Ни новой прически, ни очков, ни походки не хватило, чтобы вызвать восхищенное почтение. Миша не успел расстроиться по-серьезному, на крыльце его перехватил Виктор.

– Ого! – восхитился он. – Вот это уровень! Если бы я тебя не знал, не осмелился бы подойти.

Миша понимал, что Виктор преувеличивает, но было приятно. Они решили прогуляться до Мишиного подъезда.

– Знаешь новость дня? У нашей Черепановой съехала крыша, и ее забрали в психушку.

Виктор ничуть не удивился.

– Жалко, – ответил он. – Жалко, что забрали. Столько талантов погубили этим лечением. Врубель, Спесивцев, Мусоргский… Кто знает, что было бы, если бы их не лечили. Им в своем мире лучше. Они там и творят.

Миша поддержал тему:

– Они просто с самого начала не поняли своей миссии. Жалко, конечно, но сами виноваты. Со многими так происходит. Люди ведь боятся признать свою ничтожность или, наоборот, величие, – задумчиво сказал Миша. – Надо признать и жить с этим.

– Видишь, из огромного числа людей только ты это понимаешь. Остальные борются неизвестно за что. Кому-то уже венки траурные заказаны, а его все капельницами спасают. И, заметь, человека не спрашивают. Возвращают насильно к боли, страданиям и ненужным надеждам. Хотя уже давно известно, в какой момент люди испытывают ни с чем не сравнимое счастье…