Только будь со мной!

Изучив мои художества, мама внимательно посмотрела на меня.

– Зайка, я не могу бросить работу. – Она провела рукой по моим волосам. – Нам надо выплачивать ипотеку. И мне нравится работать.

Я начала рисовать каракули на моей диаграмме, чтобы скрыть подступившие слёзы.

– Кас, однажды, когда ты будешь знаменитым врачом, ты поймёшь меня. Не все женщины могут сидеть дома и вести хозяйство.

– Но…

– Никаких «но»! А теперь, во-первых, одевайся, и, во-вторых, отправляйся в школу.

Но однажды настал день, когда я решила, что моя взяла.

– Сегодня после школы тебя будет ждать сюрприз, – сказала мама за завтраком. – Это не пони, но тебе понравится.

В тот день из школы меня забирал папа. Я уже рассказала всем своим друзьям, что родители купили мне собаку, и теперь мне не терпелось поскорее вернуться домой.

– Его зовут Генри, – сказал мне папа. – Он очень красивый. И он тебе очень понравится.

В саду меня ждала черепаха.

В подростковом возрасте я донимала маму просьбами завести собаку. Я клялась, что сама буду её выгуливать, но мама всегда отвечала твёрдым отказом. Мотивировала она это тем, что у неё на шерсть аллергия.

– Всё пушистое и живое может свести меня в могилу, Кас.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я сдала выпускные экзамены на пятёрки и уехала в Испанию работать волонтёром. Я жила на ослиной ферме, служившей приютом и для других бездомных животных: собак, кошек, кроликов, свиней, куриц и коз. Это был дешёвый способ посмотреть Европу и отличной возможностью повозиться с животными. До несчастного случая я каждый год я возвращалась в этот приют и получала необходимую дозу общения с братьями нашими меньшими.

Цокот копыт вернул меня к реальности. Когда Эмили бросила взгляд в сторону моего окна, я отпрянула от занавесок, словно она могла увидеть меня обнажённой.

В то утро я была дома одна. Папа выполнял какую-то работу для городской ратуши. Так что я решила написать своим друзьям Дому и Гаю: мы вместе лежали в больнице. Травма Дома почти такая же, как у меня, он тоже парализован ниже пояса. Медицинский консультант сказал мне, что у меня повреждение уровня Т12.

– Спинной мозг защищают кольца твёрдой костной ткани – позвонки, – объяснил он мне. – Вместе они формируют позвоночный столб, проще говоря – позвоночник. Семь позвонков в шее называются шейными. Верхний обозначается как С1, нижний – С7. Двенадцать позвонков в районе грудной клетки называются торакальными от Т1 до Т12. Ещё ниже располагаются поясничные нервы – L1 до L5, и крестцовые нервы – S1 до S5. Если позвоночник повреждён на каком-то из уровней, это значит, что пациент парализован ниже этого уровня. Чем выше травма, тем хуже. Если бы тебе не повезло, Кас, и ты повредила шейный позвонок, например, С3, то ты не смогла бы двигать ни руками, ни туловищем, ни ногами. У тебя же Т12 полный – это значит, что ты не сможешь ничего чувствовать ниже пояса. Твоя травма влечёт за собой паралич только нижних конечностей, – объявил он так, будто я выиграла первый приз в лотерее по инвалидности. – Тебе повезло.

Но когда я не захлопала в ладоши от радости, он, наконец, отложил свои записи.

– Мне очень жаль, Кассандра. Ни одна травма не может сравниться с переломом позвоночника. Я просто хочу сказать, что всё могло быть намного хуже.

Сначала я написала сообщение Доминику.

«Как дела? Что делаешь? Как бы странно это не звучало, но я скучаю по больнице, по тебе и Гаю и даже по Джорджине!»

Я остановилась на мгновение, вспоминая, как Джорджина переворачивала меня, словно безвольный шматок мяса, чтобы проверить, не образовались ли у меня на спине пролежни.

Безусловным плюсом больничной жизни было то, что у нас был особый распорядок дня, и все мы находились в одной лодке. Поэтому время там бежало незаметно.

Наш девиз был таким: «Каждый должен быть при деле». Рано утром меня будил знакомый грохот тележки с завтраком, которую Джорджина вкатывала в палату. Чуть позже приходила мама с двумя стаканчиками капучино или латте из ближайшей кофейни, потому что она терпеть не могла больничный кофе. К десяти часам утра я уже была в гимнастическом зале. Мой физиотерапевт Пол проводил самую жёсткую программу физической реабилитации. Я часами делала растяжки, лёжа на животе и на спине, поднимала грузы, развивала мускулатуру рук. Однажды я так устала, что потеряла равновесие и упала со своего инвалидного кресла. До этого случая Пол только жестом давал понять, что я вот-вот упаду или что-нибудь задену. Пока я с трудом пыталась вскарабкаться обратно в инвалидное кресло, он сказал, что не собирается помогать мне. Если я и совершала ошибки, то исправлять их должна была сама– только так я научусь сохранять равновесие. Тогда я спросила у него, не был ли он старшиной в армии?

– Для меня это комплимент, – ответил он. – Это значит, что я хорошо выполняю свою работу.

Когда заканчивалась тренировка, я играла в теннис с Домом или Джейми или отправлялась в бассейн на гидротерапию. Через три недели после несчастного случая я была абсолютно беспомощна: на первом занятии лежала на воде, вцепившись руками в поплавки, а Пол в это время держал мою голову. Но к концу четвёртого месяца реабилитационной программы я, хоть и с трудом, но могла уже проплыть от одного края бассейна до другого. Пол называл мой неуклюжий стиль «а-ля Брукс».

– Можно отправлять тебя на Параолимпийские игры, – как-то раз иронично заметил он. А затем добавил, что первые Параолимпийские игры были проведены в 1948 году в городе Сток-Мандевилл. Организовал их британский невролог немецкого происхождения. Людвиг Гуттман [2] , безусловный гений своего дела, открыл в Сток-Мандевилле Национальный центр повреждений спинного мозга. Он смог доказать, что спортивная активность и физические нагрузки – неотъемлемая часть реабилитации пациентов. Так что вперёд, Брукс. Ещё один заход!

2

Сэр Людвиг Гуттман (1899–1980) – нейрохирург, основатель параолимпийского движения. (Прим. ред.).

«Я не знаю, что делать, Дом», – пишу я. За окном погожий летний день, но проблема заключается в том, что мне хочется прокатиться до пляжа на велосипеде, поиграть в теннис или просто пойти на пробежку. Раньше я никогда не ценила эти маленькие радости, а теперь лишилась их.

«Сегодня утром я поругалась с мамой. Она сказала, что я должна вернуться в Королевский колледж. Я знаю, она пытается помочь, но… Знаешь, что ещё меня бесит? Мне двадцать три, а она заставляет меня убираться в комнате!

А ты как поживаешь? Передавай привет Миранде!»

Миранда – жена Дома. Она часто приходила к нам в палату с фруктами, газировкой и шоколадными конфетами. Когда я видела их вместе, то не могла не думать о Шоне. «Я так не могу… Мне очень жаль, Кас. Прости меня», – написал он в последнем письме.

«P.S.» – пишу я Дому. – «Расскажи мне что-нибудь смешное».

Ответ не заставил себя долго ждать.

«Скажи “лук”».

«Лук»

«По лбу стук!»

Я захихикала и написала в ответ:

«Фу, какой ты злой!»

Я встретила Дома, когда меня перевели в реабилитационное отделение. В нашей палате все были довольно молодые. Мама сидела рядом с моей кроватью и вязала мне носки, что приводило меня в замешательство – она ни разу в жизни даже инициалы не вышила ни на одной из моих школьных рубашек.

– Добрый день. Меня зовут Пол Паркер, – сказал спортивного вида мужчина с сильным австралийским акцентом.

– Здорово, Паркер! – подал голос человек, лежавший на кровати напротив меня.