Только для тебя

– Слишком много. – Саксан набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – Я спросила, поверит ли она наконец, когда ее сын и его семья будут лежать мертвыми у ее ног, а Сэсил придет сюда, чтобы править, и руки его будут запятнаны нашей кровью. И еще я спросила, поверит ли она, если в качестве доказательства я преподнесу ей на блюде голову Сэсила, как голова Иоанна Крестителя была преподнесена Саломее.

– И что она ответила? – тихо спросил Ботолф.

– Она разрыдалась и убежала в свою комнату. Мне очень стыдно, Ботолф. Она не сделала мне ничего плохого, а я хлестала ее словами, как плетью. Леди Мери пришла помочь мне, утешить, а я так грубо с ней обошлась.

Граф притянул ее к себе и погладил по голове. Как бы ни жалел Ботолф свою мать, он не мог винить Саксан. Едва вырвавшись от Сэсила, она все еще находилась под впечатлением происшедшего, и слова свекрови, отрицающей вину Сэсила, было невозможно вынести. Будь Ботолф на месте Саксан, он, наверное, вел бы себя так же.

– Моя мать сама виновата во многом, – сказал он. – Она не хочет признать очевидное.

– Все равно это меня не оправдывает.

– Ты говорила правду, дорогая. Разве ты винишь своего дядю за боль, которую он причиняет ей тем, что они не вместе?

– Нет, но это не одно и то же.

– Почти. Эдрик не отворачивается от правды. Он поклялся лишить жизни того, кто старается отнять мою жизнь, и этот кто-то – Сэсил. Моя мать не может смириться с его клятвой, так как не хочет верить в виновность Сэсила. Таким образом, она отказывает себе в дружбе и любви, в которых, как я знаю, очень нуждается. Я тоже иногда выходил из себя и заставлял ее плакать, но чувство вины быстро проходило. Не мы доставляем ей боль, а Сэсил. Если бы я был на твоем месте, то вел бы себя не лучше. Клянусь.

– Ты не пойдешь к ней сейчас?

– Нет, я не могу ее успокоить. Клянусь бородой Спасителя, время для этого давно прошло. Если я отправлюсь к ней сейчас, она опять станет отрицать, что Сэсил – чудовище и… – граф потрогал рану на ее животе, – и твои слова покажутся вежливыми по сравнению с теми, что сорвутся с моего языка. Нет, сейчас не время говорить с ней. Она должна найти утешение для себя сама, если для нее есть какое-то утешение.

– Есть еще кое-что, о чем я должна поговорить с тобой, Ботолф, – неуверенно продолжала Саксан после нескольких минут молчания. – Это может быть важно.

– Я что, могу обнаружить девственниц, притаившихся по углам? – пошутил он, перебирая ее густые блестящие волосы.

– Нет. – Она засмеялась, потом спросила: – Как долго ты искал жену, Ботолф? Ты относился к этому не очень серьезно или ухаживал за многими женщинами?

– Странный вопрос.

– Пожалуйста, Ботолф, я спрашиваю не из ревности и не из любопытства. Я не хочу знать, кого ты обнимал до меня.

– Немногих, и очень недолго. И никого – так, как тебя. – Ботолф поцеловал жену, ругая себя за слабость, подсказавшую ему такие слова. Но от них невозможно удержаться, когда обнимаешь женщину, беременную твоим ребенком.

Когда уста их разомкнулись, Саксан пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы заглушить желание, которое он пробудил в ней.

– Пожалуйста, я не могу сохранять ясную голову, когда ты меня целуешь, а мой разум должен быть трезв. Ботолф, пожалуйста, ответь на мой вопрос.

Он пожал плечами:

– Все знали, что я должен жениться. Мне представляли многих дам, но… да, я относился к этому не очень серьезно. Фактически только Оделла могла считаться возможной претенденткой, но не думаю, чтобы я всерьез ухаживал за ней. Правильнее сказать, что я не отвергал, ее попыток привлечь мое внимание. Поэтому всем, и в первую очередь ей самой, она казалась наиболее вероятной кандидатурой.

– Тогда это она, – пробормотала Саксан. Гнев ее все возрастал, по мере того как она начинала понимать игру, которую ведет Оделла.

– Что она?

– Когда Сэсил говорил, что собирался оплодотворить твою первую жену и таким путем достичь цели, то сказал, что пытался сделать то же самое и с женщиной, за которой ты ухаживал. Но, когда она почти добилась цели, ей пришлось уступить дорогу мне.

– Оделла!

– Да, должно быть, он говорил о ней.

– Она и ее отец исчезли в то утро вместе с наемным убийцей. Они заодно с Сэсилом.

– Похоже, что так.

– Более чем похоже. Они задумали женить меня на Оделле, чтобы Сэсилу было легче избавиться от меня.

Саксан промолчала и только сильнее прижалась к нему, стараясь смягчить впечатление, вызванное предательством Оделлы. Эта попытка использовать его как полного дурака должна была глубоко ранить гордого графа, тем более что она почти удалась. Саксан не знала, что сделать и что сказать, чтобы утешить Ботолфа. Ей было жаль, что пришлось рассказать ему о заговоре, но у нее не было выбора. Всегда лучше знать своих врагов. Теперь Оделла и ее отец не смогут шпионить за Ботолфом, прикрываясь улыбками и притворной дружбой.

– Неужели я никому не могу доверять! – в отчаянии воскликнул он.

Саксан посмотрела на мужа и прижалась губами к его губам.

– Ты многим можешь доверять. Можешь доверять мне, муж мой.

Ботолф прочитал в ее глазах глубокую искренность и честность и обнял жену.

– Да, могу. Я доверяю тебе.

Она положила голову ему на грудь, и сердце ее радостно забилось. Это не были слова любви, которые она хотела услышать, но Саксан была не так глупа, чтобы недооценивать их. Она будет дорожить его доверием и не сделает ничего, чтобы злоупотребить им.

– Прошла неделя, Саксан. Целая неделя. Может быть, стоит взломать дверь в ее комнату? – вслух рассуждал Ботолф, гуляя с женой по саду.

– Сядь, Ботолф. – Она усадила его на скамью и села рядом.

Саксан мучило чувство вины и тревоги за леди Мери, но сейчас она должна была успокоить мужа. Свекровь заперлась в своей комнате и отказывалась видеть кого бы то ни было. Только служанке позволялось входить в ее спальню.

– Она регулярно питается и принимает ванну. Это хороший признак. Нужно время, – сказала Саксан.

– Для чего? – спросил Ботолф.

– Со временем она, может быть, поймет, какой опасности мы подвергаемся, и поверит наконец в виновность Сэсила, обдумав наши доказательства. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с горькой правдой.

– Похоже, она прячется от правды в своей комнате. Ее служанка Элизабет не хочет мне ничего рассказывать.

– Ты не должен подвергать испытанию эту женщину, – упрекнула Саксан мужа. – Она сказала, что твоя мать здорова.

– Она здорова телом, но что с ее сердцем и умом?