Только для влюбленных

— Так, как сделал твой отец.

— Так, как сделал он. Существует привязанность — и существует одержимость, Гвен. Должен существовать момент, когда ты можешь уйти.

Они минуту посидели молча. Гамак качался.

— Я заметил, что тебе успешно удалось избежать брака, — заметил Дейв, водя рукой по верху ее ноги.

— Я не встретила подходящего человека, — Гвен посмотрела на молодого человека, нахмурилась, потом рассмеялась. — Я ведь составила список, понимаешь?

— Почему я не удивляюсь? Она чуть было не швырнула в него подушку. Поддразнивание на минуту успокоило ее.

— Нет, не драться. Десятый пункт из правил честного боя.

Гвен прижала подушку к груди, не понимая, почему она ей понадобилась.

— Мама с папой ссорились громко и часто. Достигнув зрелого возраста двенадцати лет, я приняла решение никогда не повторять их ошибок.

— Звучит знакомо.

— Я нередко сидела с мамой за кухонным столом после того, как отец уходил, хлопнув дверью, и все обсуждала. Посредник, рефери.

— И составляла списки.

— И следую им. Мама никогда не могла этого сделать. Она всегда клялась, что никогда не примет его обратно, давала всевозможные обещания, а потом через неделю-другую отец уговаривал ее, и все начиналось сначала.

— И ты никогда не могла найти мужчину, который оказался бы на уровне твоих запросов.

Если бы Дейв не был так занят тем, что растирал подъем ее ноги и пересчитывал пальцы, он бы погладил себя по головке.

— На самом деле я находила — и не раз. Простое заявление ударило по Дейву, как таран. Бум! Пока он на семейных вечеринках звенел вокруг Гвен комаром, от которого вечно отмахивались, она планировала свадьбу с мужчинами, о которых он даже не подозревал.

— И что случалось?

Она выразительно пожала плечами и ее мягкие карие глаза широко раскрылись.

— Не знаю. Они отвечали всем требованиям, но мне с ними было скучно. Или им со мной было скучно. Наверное, мы слишком хорошо подходим друг к другу. Никаких сюрпризов, никаких приключений.

Дейв прислушался, как к какому-то отдаленному звуку:

— Поэтому, это красноклювый мохноногий «А-я-что-тебе-говорю» поет вдали.

— Не издевайся.

— Ты признаешь, что у противоположностей есть свои плюсы.

— Разве?

— Эй, попробуй вот эту. Ты свою уже задавила до смерти.

Дейв протянул Гвен подушку из индийской парчи, обшитую красной тесьмой с золотыми кисточками.

— Ты всегда возишь с собой всякую экзотику, или она собирается вокруг тебя, как пыль под кроватью? — поинтересовалась она.

— Живи рискованно.

— Похоже на Вест-Индский декор Шарлотты.

— А где она была все это время?

— Во время нашего детства? Наверное, истерики закатывала. Шарлотта дает волю чувствам.

— Да что ты говоришь!

Гвен говорила слишком много. Слишком много рассказывала. Что-то в ровном, неосуждающем внимании Дейва помогало ей говорить: слова плясали в вечернем воздухе, как пылинки на чердаке, поднимающиеся под ее шаркающими по прошлому ногами.

Дейв не осуждал и не винил. Он был внимателен, но не навязчив, предан, но упрямо независим. Он не вспыхивал по пустякам. Список становился все длиннее.

Гвен было неприятно осознавать, что она по-прежнему мысленно ведет список. Осторожность в ней все равно преобладает. Ей нужна уверенность, абсолютная, безвозвратная уверенность в том, что Дейв отвечает ей взаимностью — только тогда мисс Стикерт сможет дать обещание. Ей нужны цепи, узы, бумаги, клятвы. Она хочет, чтобы он любил ее и подтвердил это письменно.

Сердце Гвен споткнулось, руки крепче сжали подушку, когда она поймала на себе его взгляд.

— Я никак не могу поверить, что вы с Шарлоттой — родственницы.

— Через неделю после того, как ее привезли домой из роддома, я отвела маму в сторонку и совершенно серьезно предложила, чтобы они отвезли ее обратно и выбрали другую.

— Не может быть!

— По-моему, Шарлотта мне до сих пор этого не простила, — Гвен покачала головой и рассмеялась. — Надо было видеть, какой сердитой она казалась в своей колыбельке. А уж плакала она!.. Мы вокруг нее на цыпочках ходили.

— И вокруг твоего папы. Так что семейный посредник стала надежной послушной дочерью в квадрате.

— Еще немного — и ты изобразишь меня в костюме библиотекарши, с волосами в пучке и блокнотом в руках. Я не настолько закомплексована.

— Мне ли не знать! — Дейв ухмыльнулся, вспоминая набросок на мольберте, стоящем наверху. Та женщина — совершенно обнажена, не считая подушки на груди, которая словно защищала ее сердце, ранимый центр. Убедительное доказательство того, что прикрытая женщина может оказаться сексапильнее обнаженной. — Готов спорить, что у тебя есть качества, о которых Шарлотта и не подозревает.

— О, нет. Шарлотта считает, что каждая женщина может испытывать несколько оргазмов. Только я никак не могу запомнить, это бывает до того, или после того, как она вновь найдет свое Сокрытое Дитя.

Оба расхохотались.

— Сумасшедшая или нет, но она мне сестра.

— В неполных семьях держатся друг за друга.

— Как вы с Робертом.

— Он — прекрасный парень, когда не выступает обвинителем своих близких.

— Если бы тебя там не оказалось, не знаю, что бы я с ними сделала. Союзники всегда кстати.

— Я все пытался убедить тебя, что мы прекрасно сойдемся.

— Ты доказал это там, наверху. Ты просто необыкновенный. Необыкновенный для меня, — Гвен пыталась найти слова, которые окажутся самыми важными. — Я тебя люблю. Дейв смотрел на ее глаза, губы. Секунду она не могла повторить этих слов, поэтому продолжала болтать:

— Ты — прекрасный друг, надежный, веселый. Я почти не беспокоюсь о своем экзамене. Я его сдам, по-моему.

— Потому что ты дважды к нему подготовилась.

— Потому что ты помог мне о нем не думать.

— И потренировал твое тело.

— Честно. Ты зрелый, и внимательный, и талантливый, и…

— Делаешь новый список? Гвен смеялась, а Дейв ворочался в гамаке, заставляя ее лечь рядом с собой.

— «Как я люблю тебя — позволь мне посчитать», — процитировал он Броунинга. Поцелуй стал одним выражением любви. Еще один — вторым. «Просто, как считалочка, — подумал он, — такой и должна быть настоящая любовь».

Хотя не было ничего простого в том, чтобы дать удовольствие женщине, которая всегда начеку, но в столь трудном процессе оказались скрыты награды, которых он не представлял себе.