Только мать

Она не видела его лица, да и не было в том нужды.

– Я думаю, что ее можно разбудить, - Маргарет откинула одеяльце и подняла на руки белый сверток. Веки девочки дрогнули и сонные карие глаза лениво открылись.

– Привет, - осторожно произнес Хэнк.

– Привет, - ответила девочка. Конечно, Мэгги писала ему, но самому услышать... Он повернулся к Маргарет.

– Она на самом деле...

– Конечно, она все может, дорогой, - но не это важно. Она может делать и все то, что делают самые обыкновенные глупые и даже отсталые дети. Посмотри, как мы ползаем!

Маргарет перенесла девочку на большую кровать.

Несколько секунд Генриетта лежала смирно и с опаской смотрела на родителей.

– Ползти?
– спросила она, наконец.

– Конечно. Твой папа никогда этого не видел.

– Тогда поверни меня на животик, - сказала девочка.

– Ой, конечно же!
– Маргарет перевернула девочку на живот.

– В чем дело?
– спросил Хэнк. Голос его звучал обычно, ровно, но в нем появился полутон, который изменил атмосферу в комнате.
– Я думал, что они сами переворачиваются.

Маргарет не заметила перемены в тоне Хэнка.

– Этот ребенок, - сказала она, - делает то, что пожелает.

Глаза Хэнка помягчели, когда он увидел, как его дочка ползет по кровати.

– Ах, ты хитрюга!
– засмеялся он.
– Знаешь, на кого она похожа? Ты когда-нибудь видела бег в мешках, что устраивают на пикниках? Да развяжи ты ей руки!

Он наклонился, чтобы развязать бант, которым мешок был завязан на ее шее.

– Я сама, милый, - сказала Маргарет.

– Не упрямься, Мэгги, - возразил Хэнк.

– У тебя это первый ребенок, а у меня было пять младших братьев.

Он развязал бант и хотел вытащить наружу ручку.

– Давай, не упрямься, - приговаривал он.
– А то все подумают, что ты червячок, а не девочка, которая уже скоро будет ходить.

Маргарет стояла рядом и улыбалась.

– Скоро ты услышишь, как она поет, - произнесла она.

Его пальцы потянулись погладить плечо девочки, но вдруг он понял, что руки у нее нет - под кожей плеча он почувствовал мышцы, которыми ребенок пытался помочь себе ползти.

Его жена стояла рядом и говорила:

– Она уже научилась петь "Джингл-беллз". Левой рукой он провел по другому боку и дальше туда, где должна была быть нога...

– Мэгги, - сказал он, убирая руки. В горле его пересохло. Он говорил очень медленно. Голова кружилась, но он должен был спросить, чтобы не счесть себя сумасшедшим.

– Мэгги... почему ты... почему ты мне не сказала?

– Что сказать тебе, милый?
– голос ее звучал, как извечно звучит голос женщины, которой приходится объяснять мужу какую-то элементарную истину.

Неожиданная вспышка ее смеха прозвучала естественно и обычно:

– Неужели она мокрая? А я и не заметила?

Она не заметила.

Он гладил тело дочки - нежное, маленькое тело, лишенное конечностей. О Боже! О всемогущий Боже!
– Его голова затряслась и мышцы гортани сжались в неудержимом пароксизме истерии... он не мог отнять ладонь от тела дочки... О, БОЖЕ!

ОНА НЕ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ...