Только моя

— Уже вернулся? Так рано? — зевая спросила Лида.

— Нет, это я. — хмуро пробормотал Ярик. — Чего ты вздумала на полу спать?

— Который час? — встревожилась Лида.

— Четыре. — Ярик старательно отводил глаза. И в это время раздался телефонный звонок. Словно гром среди ясного неба, прорезал тишину зловещим звоном. Ярик опустил Лиду на пол и снял трубку.

— Алло.

Его лицо, хмурое и заспанное, вдруг заострилось и побледнело. Глаза широко раскрылись и засверкали — никогда еще в жизни он не казался Лиде таким красивым и ужасным одновременно. И от этого самого выражения лица ей вдруг захотелось плакать. Она опустилась на пол и зарыдала. Непроизвольно, удивляясь самой себе. Через несколько мгновений, Лида почувствовала, как ее обняли крепкие сильные руки и начали гладить по спине. Ее голова прижалась к дрожащей в спазмах теплой груди, и невыносимо захотелось кричать.

Славика нашли мертвым, с простреленной головой, лежащего у открытой двери машины. Очевидно, пуля настигла его, когда он собирался садиться и ехать домой, к жене и брату. Теперь он никогда уже не вернется домой.

Машина стояла недалеко от черного входа в казино, принадлежащего Кравцову. По словам Олега, Славик действительно приехал поздно вечером в казино, без звонка и предупреждения, говорил о странных вещах, о том, что ему, Олегу Кравцову, кто-то угрожает, и обещал, что друга в обиду не даст. После этого весьма озадаченный Олег проводил его к выходу — это подтвердили десятки людей, а еще через пару минут ребята из охраны увидели, как Славик как-то странно упал. Выстрела никто не слышал.

Судя по тому, под каким углом пуля вошла в затылок, стреляли с крыши соседнего дома. И вряд ли это был случайный выстрел. Здесь явно поработал профессиональный киллер. Но кому понадобилось его убивать? Кому он мешал?

Ни милиция, ни родные, ни друзья, ни даже враги ныне покойного Вячеслава Прокопенко не смогли найти ответ на этот вопрос. Он просто перестал существовать. Самым наглым и беспощадным образом его вычеркнули, выкинули из жизни, и ничего уже нельзя было изменить.

Теплым летним утром на кладбище Лиде было невыносимо холодно, ее била дрожь. Но некому было ее согреть: ее постоянный источник тепла и поддержки сейчас лежал в гробу, мертвый и чужой. Совсем чужой. Лида закрывала глаза и боялась смотреть на безжизненное восковое лицо мужа, в каждой черточке которого уже не было привычного жизнелюбия и озорства. Некто, пожелавший отправить его на тот свет, отнял не только жизнь — он отнял его душу, характер, неиссякаемый оптимизм — то, что Лида особенно любила в муже. Мертвые не могут быть оптимистами. Они никем не могут быть. Они просто уходят, оставляя в сердце незабываемые воспоминания о несбывшихся надеждах — кровоточащие гноящиеся раны.

Лида не выдержала, когда крышку гроба начали приколачивать гвоздями. Этот звук намертво запечатлелся у нее в мозгу. Сердце, казалось, автоматически подстроилось под этот ритм, то замирая, то стуча, отдавая острой невыносимой болью по всему телу. Ей было гадко. «Но Славику еще хуже. Это ведь над ним навсегда заколачивают крышку гроба, где он теперь будет гнить в полном одиночестве, пока не обратится в прах», — отстраненно думала она. — «Славик, мой Славик…»

Она отвернулась, давясь слезами, и посмотрела вдаль на другие могилы. Новые постоянные соседи ее мужа. Теперь он навеки принадлежит этому кругу. А ей — никогда. Невдалеке, вцепившись побелевшими пальцами в оградку, стоял Ярик. По лицу его, постаревшему сразу на десять лет, текли слезы. Ему сейчас было в десятки раз хуже, чем ей, чем Славику, и всем вместе взятым. Даже их мать не выглядела такой подавленной.

«Он потерял не только брата, не только друга и наставника. Он потерял частичку себя.» — подумала Лида с тоской. Она всей душой потянулась к единственному человеку, способному понять и разделить с ней их общее горе. Но тело ее находилось в странном оцепенении, ноги словно приросли к земле. Она не могла сделать и шагу.

Внезапно она почувствовала, как кто-то взял ее под локоть. Лида вздрогнула и очнулась от оцепенения. Это оказалась Юлька. Она была бледная, как и сестра, и даже не накрасилась, что говорило об одном: смерть Славика выбила ее из колеи. Она тоже по-своему любила его, была к нему привязанной, хотя они и не всегда понимали друг друга.

— Лидочка, — в глазах у Юльки, упорно пытающейся казаться спокойной и собранной, дрожали слезы. — Милая моя.

Лида повернулась к сестре и они обнялись. Ей невыносимо захотелось разрыдаться, но она не могла. Ей еще предстоят долгие бессонные ночи, полные слез, а пока она не могла. Пока Славик еще не в земле, она не могла, не хотела плакать, теряя над собой контроль, боялась — не за себя, за Ярика.

— Я в порядке. — сухо сказала она. — Честно.

— Это кошмар какой-то. — начала Юлька и вдруг замерла: увидела Олега. Она отстранилась от сестры и уставилась в его сторону тоскующим взглядом. Глаза ее блеснули безумством. Жалобным, как у маленькой девочки, голосом, она тихо произнесла. — Я боюсь, я так боюсь, Лида…

— Чего? — удивилась сестра.

— Что это он… заказчик. Я очень люблю его, и я не вынесу, если это он… Прости. — Юлька заметила как расширились глаза сестры, как она затряслась, словно осиновый листок по ветру. — Прости, я сморозила глупость. Я не верю в это, Лидочка. Слышишь? Лида?!

Лида вся словно сжалась в комочек и, обхватив себя руками, помчалась прочь. Олег стремительно шагнул ей навстречу и перехватил ее, когда она попыталась пройти мимо.

— Не надо так, Лида. — тихо сказал он. В глазах его была неподдельная грусть. — Славик не хотел бы, чтобы ты так страдала. Держись.

Лида остановилась и тупо уставилась на него. Лицо ее выражало целую гамму чувств: боль, неуверенность, страх, ненависть.

— Это ты убил его?

Олег предполагал все что угодно, только не это. Только не такой оборот. Ошеломленный, он даже не нашелся, что сказать.

— Как ты могла подумать?

— У тебя был повод. — Лида нашла в себе силы презрительно улыбнуться.

— Это не я. Клянусь.

— Это не важно. Оправдываться нужно перед Богом… Уйди с дороги.

— Не надо, не думай так. Лида.

Но Лида уже не слушала его. Она прошла мимо него равнодушно, как мимо одного из гранитных надгробий. Ее больше ничего не интересовало в этом месте. Душа рвалась наружу, вон из тела, которое мешало полету. Лида непроизвольно перешла на бег, словно пытаясь убежать от самой себя, оставив позади израненное сердце. И она оказалась не одной такой. Через некоторое время в глубине кладбища она настигла Ярика и уткнулась носом в его спину.

— Обними меня, пожалуйста. — попросила она, и наконец-то дала волю слезам. Ей было странно легко рыдать у него на груди, как будто они вдвоем могли что-то изменить. Что-то сделать с пустотой, которая образовалась после ухода Славика. Лида стояла и рыдала, а Ярик исступленно покрывал ее щеки и лоб сухими братскими поцелуями. И им не было дела до того, что подумают другие, ведь это их мир раскололся на три части, одна из которых уже никогда не станет на место.

Глава 5

Два года спустя.

Как все-таки приятно просыпаться рано утром, когда веселое летнее солнышко так забавно проглядывает в отверстия жалюзи, призывая поскорее вскочить с кровати, открыть окна и впустить солнце вовнутрь. Такое не часто бывает, особенно, когда спать ложишься не раньше четырех утра. Юлька потянулась, встала и резво распахнула жалюзи, подставив щеки ласковым лучам.

— Нет, пора возвращаться в детский сад. — подумала она вслух.

Настроение было не такое паршивое как вчера, когда она в который раз поссорилась с Олегом. Ведь сегодня ночью они помирились. Впрочем, ощущение радости от любовных переживаний несколько притупилось с тех пор, как эта самая любовь уступила место здоровому эгоизму. Когда-то Юля была готова молиться у его ног, а теперь…Теперь она искала выгоду, работая на него. Ведь только в казино она могла найти богатых клиентов, некоторые из них становились ее постоянными клиентами — друзьями, встречавшимися с ней помимо специальных комнат. Они давали ей деньги, дарили меха, драгоценности — за бриллианты она могла продать душу, не только тело. Один или два предлагали ей отдохнуть вместе где-нибудь на Мальте, в Египте. И кого-нибудь она уж постарается окрутить так, что… о будущем можно будет не задумываться. Но в то же время самый романтический уголок ее души, еще лелеявшим ощущение первой и пока единственной влюбленности, не позволял ей отказаться от Олега, позволить ему жить одному, без нее. Отдать его кому-то.