Только мы

Саша поднялся и аккуратно разложил оставшиеся припасы по местам. Затем он допил остатки настойки и сел на пол, прислонившись к стене. Его руки были в крови, в крови его любимой, и он смотрел на них, чувствуя, как в душе закипает ярость и обида на весь этот чертов мир.

…

Она пришла в себя лишь на третий день. Все это время Саша не смыкал глаз, ухаживая за ней с неусыпной заботой: менял повязку на ее ноге, промывал рану и следил за температурой ее тела.

Когда она, наконец, открыла глаза, Саша с облегчением бросился к ней, заключая в объятия так крепко, как только мог.

– Я так переживал, слава богу, ты очнулась, – выдохнул он.

Аля молчала, слишком утомленная, чтобы произнести хоть слово. Каждая клеточка ее тела горела, а боль в голове усиливалась, словно молнии буравили ее сознание.

– Тебе нужно поесть, – произнес Саша, поднимаясь с колен. – Я сейчас принесу что-нибудь горячее.

Он направился на кухню, чтобы приготовить что-то съедобное. Из продуктов, которые им удалось раздобыть во время последней неудачной вылазки, были только банки с гороховым супом. «Она не любит горох», – с грустью подумал Саша, глядя на банку. «Но другого выбора нет».

Через десять минут он вернулся с банкой горячего супа.

– Вот, тебе нужно восстановить силы, – сказал он.

Аля взяла горячую банку, но ее тут же вырвало.

– Я не хочу есть, – прошептала она отпрянув. – Убери, пожалуйста.

– Но тебе действительно нужно поесть, ничего другого нет…

– Дело не в горохе, просто я не хочу, – отрезала она, снова падая на матрас. – Сил совсем нет.

Саша отставил банку в сторону и принялся убирать на полу. Аля смотрела на него пустыми влажными глазами.

Закончив, Саша лег рядом, стараясь не задеть рану на ее ноге.

– Ты ведь не спал все это время, да? – тихо проговорила она.

– Нет, я не мог себе позволить…

– Поспи сейчас, – Аля обняла его мягко и неуклюже.

Он уткнулся носом в ее волосы и закрыл глаза. Утомление навалилось на него, и он уснул.

Аля лежала, устремив взор в темный потолок. Она чувствовала, как силы покидают ее, и в ее измученном теле зарождается нечто странное.

«Почему я не могу быть рядом с ним?» – она посмотрела на него, и ее грудь сжалась так сильно, будто ее стиснули в тисках. По щекам покатились безмолвные слезы, холодные и соленые, они стекали к уголкам рта и щипали кожу.

…

На следующий день она вновь не притронулась к пище. Ее тошнило, и она постоянно хотела спать. Саша с трудом напоил ее кофе и скормил несколько галет, которые местами покрылись пятнами плесени, но он соскреб их ножом.

– Все будет хорошо, – сказал он, взяв ее руки в свои и сжав их. – Мы столько пережили, нам нельзя вот так вот сдаваться. – Он говорил спокойно, но в его глазах она видела страх.

Она потеряла много крови и теперь не могла нормально функционировать. Ей было больно видеть Сашу таким, но невероятная усталость не давала ей сил что-либо сделать, хотя она очень хотела.

Внутри нее разрывалась тоска: как бы она хотела быть сильной, вернуть спокойствие в их дом и поддержать его, но в тот момент ей казалось, что она только добавляет ему боли…

…

На пятые сутки рана на ноге Али начала нагноение, температура тела поднялась, и она вновь впала в бессознательное состояние.

– Вероятно, это инфекция, – говорил Саша, силясь скормить жене таблетку пенициллина. – Ничего, мы справимся.

Он вновь и вновь омывал ее рану, подкреплял свои силы кофе и сидел подле нее, вознося молитвы о том, чтобы ее дыхание не прерывалось. «Все будет хорошо», – повторял он эти слова, но не для Али, нет, она не слышала их. Он говорил это самому себе, он боялся… боялся, что не сможет справиться.

…

– Унеси меня… наверх… – прошептала Аля, слабо касаясь холодной руки мужа. Ее собственная рука была невероятно горячей и влажной.

Саша открыл глаза и в темноте увидел ее: Бледное лицо, запавшие глаза – искра, что когда-то горела в ней, угасала.

– Я не хочу умирать здесь… – ее голос едва достигал его ушей, был тихим и дрожащим. – Не в этой темноте…

– Ты не умрешь, – ответил он твердо, стараясь вселить в нее надежду. – Ни здесь, ни наверху.

– И все же… – она с трудом села, ее силуэт дрожал. – Если ты не хочешь нести, я… сама пойду…

С трудом поднимаясь, Аля стала шататься в сторону лестницы, но не успела сделать и двух шагов, как Саша встал, подхватил ее и поднял на руки.

– Почему ты такая, упрямая? – спросил он, чувствуя то, как она тяжело дышит.

Она молчала, ее губы едва шевелились.

Саша бережно уложил ее на кровать наверху, подложил под ноги подушки и заботливо укутал в одеяло, стараясь защитить ее от холода и тьмы.

– Я приготовлю тебе чай, – произнес Саша, намереваясь подняться, но Аля, крепко схватив его за руку, покачала головой.

– Посиди со мной, пожалуйста, – попросила она, приподнимая одеяло и жестом приглашая его к себе.

Он взглянул на нее своими утомленными глазами и внезапно передумал. Он лег рядом с ней, прижимаясь к ее горячему телу. Ее тяжелое дыхание было прерывистым, грудь вздымалась, а от тела исходил сильный жар.

– Я попытаюсь отправиться в город, возможно, там я смогу найти выживших или лекарства, – произнес он.

– Это опасно, – прошептала Аля, нежно гладя его по волосам. – К тому же если я умру, ты даже не успеешь проститься со мной.

– Ты не умрешь, – он крепко обнял ее. – Поняла? Не смей так говорить.

– Прости, – она заплакала, и ее слезы лились долго и безудержно, но, в конце концов, она уснула.

Он внимательно следил за ее дыханием и вздрагивал каждый раз, когда оно замирало хоть на секунду. Он был измучен, но не мог позволить себе расслабиться.

Для него Аля была смыслом жизни; он знал, что, если бы они поменялись местами, она сделала бы для него то же самое или даже больше.

…

Она проснулась в середине следующего дня и вновь отказалась от еды; ее подташнивало. Саша поспал пару часов, но от этого ему стало только хуже, голова раскалывалась, а ноги онемели от усталости.

Конец ознакомительного фрагмента.