Только не говори маме. История одного предательства

— Сначала мы пойдем записываться в твою новую школу, — сказала она. — А потом, если ты будешь умницей и останешься сегодня помогать бабушке, я отведу тебя в кафе на ланч.

От радости я просияла, вновь чувствуя себя счастливой, и мама, быстро обняв меня, вышла, оставляя за собой ароматный шлейф духов.

Понедельник принес слабое зимнее солнце, которое сияло, но не могло согреть холодное утро. Однако предвкушение целого дня вдвоем с мамой наполняло меня теплом.

— Это всего в получасе ходьбы, — заверила она меня.

После завтрака мы, взявшись за руки, двинулись по узким улочкам вокруг Парк-стрит, прошли через городскую площадь и зеленые проспекты, вдоль которых, чуть вдалеке от дороги, стояли высокие дома из красного кирпича. В одном из них и располагалась школа, которую можно было узнать по разбросанным по двору серым домикам и огороженным теннисным кортам. Мы зашли в вестибюль с деревянными полами и представились школьному секретарю.

Через несколько минут нас провели в кабинет директрисы. Это была импозантная женщина с белыми волосами, отливавшими легкой синевой, в строгом сером костюме, почти полностью скрытом черной мантией.

— Здравствуйте, я — доктор Джонстон, — сказала она, слегка тронув меня за плечо. — А ты, должно быть, Антуанетта?

Побеседовав с моей матерью, она дала мне несложный текст, который я прочитала от начала до конца, ни разу не запнувшись, несмотря на волнение. Когда я закончила, она тепло улыбнулась мне:

— Антуанетта, ты читаешь очень хорошо, хотя и проучилась в школе всего несколько месяцев. Тебя мама научила?

— Нет, бабушка, — ответила я. — Мы вместе читали комиксы в «Дейли мейл».

Она рассмеялась и спросила, чему еще научила меня бабушка. Кажется, ее развеселило мое признание, что считать я училась за игрой в карты.

— Что ж, она, безусловно, соответствует нашим требованиям, — заверила директриса мою мать. — Думаю, ей у нас будет хорошо.

Мама выглядела довольной, и мне это было приятно. После завершения всех формальностей доктор Джонстон провела нас по школе. Глядя на ребят, одетых в зеленую школьную форму, дружно играющих во время перемены, я подумала, что буду здесь счастлива.

Вооруженные списками всего необходимого для учебы, мы с мамой отправились по магазинам. Сначала купили мне форму — зеленую жилетку, три белые рубашки, черный и зеленый галстуки. Последней покупкой — как сказала мама, подарком от моей английской бабушки — оказался красивый зеленый блейзер с фирменной белой эмблемой на нагрудном кармане. Следующей нашей остановкой был книжный магазин.

Нагруженные покупками, мы направились в ближайшее кафе на обещанный ланч.

— Думаю, тебе понравится твоя новая школа, — сказала мама, когда нам принесли заказ.

С набитым ртом, я радостно кивнула в ответ.

Утром моего первого школьного дня я выпрыгнула из постели и бросилась вниз, чтобы умыться и съесть приготовленный бабушкой завтрак. Отец уже ушел на работу, а мама разложила на кровати мою новую одежду. Я чувствовала запах новизны, исходящий от нее. Оделась я сама, лишь попросила маму помочь мне завязать галстук. Мне расчесали волосы, закололи их заколкой, и я, закинув на плечо рюкзак с новенькими учебниками, взглянула на себя в зеркало. Оттуда мне улыбнулся уверенный в себе, счастливый ребенок. Полюбовавшись собой, я спустилась по лестнице, получила поцелуй от бабушки, и мы с мамой отправились в школу.

Учительница представила меня одноклассницам и посадила рядом с дружелюбной светловолосой девочкой, которую звали Дженни. Утро пролетело быстро, и я мысленно поблагодарила свою английскую бабушку за те знания, что она мне дала. У меня не было проблем ни с чтением, ни с арифметикой, и наградой мне были улыбка и похвала учительницы.

Когда прозвенел звонок, наш класс бросился в игровую зону, где Дженни взяла меня под свое крыло. Мое имя оказалось труднопроизносимым, и девочки, смеясь, стали звать меня Анни-нет. Их смешки были дружескими, и я, счастливая оттого, что вхожу в их компанию, смеялась вместе со всеми. К концу дня мы с Дженни стали лучшими подругами. Казалось, ей нравилось опекать маленькую девочку со странным акцентом, и она гордо представляла меня одноклассницам. Я наслаждалась ее вниманием и чувствовала тепло, которое несла в себе эта внезапная дружба. Потребность в лучшей подруге, появляющаяся, когда проходит пора младенчества и начинается детство, была удовлетворена.

Еще две недели мы прожили в доме бабушки с дедушкой, и вот настал день нашего переезда. На этот раз мной овладели смешанные чувства; мне понравилось ощущать себя частью такой большой семьи, тем более что я была самой младшей и, конечно, самой любимой. Меня постоянно ласкали и баловали. Обычно неразговорчивый дед болтал со мной, посылал меня с поручениями в местный магазинчик — то купить ему сигарет, то за конфетами для меня. Он даже играл с Джуди, когда поблизости никого не было. Я знала, что буду скучать по ним, но моя ищущая новых впечатлений натура стремилась на ферму, и я все ждала, когда же смогу помогать маме.

К счастью для всех нас, был найден компромисс. В то время в сельских районах автобусы ходили лишь два раза в день: утром привозили рабочих в город, а вечером отвозили обратно. Мы договорились, что каждый учебный день я буду приходить к бабушке с дедушкой на чай, потом они будут провожать меня на вечерний автобус, а мама станет встречать на остановке. Зная, что теперь мы увидимся лишь после пасхальных каникул, бабушка напекла мне с собой мои любимые ирландский хлеб и оладьи, и мы упаковали все это вместе с кастрюлями, пакетами с провизией и топливом.

Со слезами на глазах распрощавшись с бабушкой, мы загрузили в машину чемоданы. Мы с Джуди с трудом втиснулись на заднее сиденье, и наконец тронулись в путь. Следом за нами двигался фургон с нашей жалкой мебелью из Англии — с ней мама никак не хотела расстаться.

Городские улицы постепенно перешли в сельские дороги, заросли кустарников по обочинам стали гуще, а асфальт сменился гравием, потом мы свернули на грязную колею, которая привела к деревянным воротам.

Отец с торжествующим видом выпрыгнул из машины, широким жестом распахнул ворота, и мы увидели крытый соломой дом. Это было совсем не то, что я ожидала увидеть.

Пробудившись от воспоминаний, я снова ощутила холодное дыхание хосписа. Жесткое сиденье стула сковало мои конечности, так что я не могла шевельнуться; Антуанетта исчезла, и Тони, мое взрослое «я», заняла ее место.

Я налила себе водки из фляжки, закурила сигарету и, откинувшись на спинку стула, погрузилась в размышления о счастливых днях раннего детства. Почему, думала я, меня преследует ощущение надвигающейся беды?

Ведь здесь, в этих стенах, нет ничего, что могло бы испугать меня.