Только он

Измаил фыркал, отчаянно ржал и норовил сорваться с привязи.

— Спокойно, мой мальчик, — сказала Виллоу, вгляды ваясь в ту сторону, куда рвался жеребец. — Что там такое?

Жеребец снова заржал.

Ветер донес ответное ржанье. А через несколько минут на лужайку вступили три смертельно уставшие кобылы. Виллоу отвязала жеребца и, держа дробовик в руке, запрыгнула на неоседланную спину Измаила. Тот галопом понесся к подругам, не переставая приветствовать их радостным ржаньем. Виллоу тщетно вглядывалась в лес, откуда появились кобылы: не было видно ни Калеба, ни его лошади, ни Дав — последней из числа отставших.

Со все возрастающим беспокойством Виллоу ожидала, когда же Измаил завершит свой обряд приветствия и обнюхивания и удостоверится, что это именно его подруги, те самые, которых он потерял. Кобылы первые сочли обряд приветствия законченным и жадно набросились на траву.

— Измаил, довольно! Давай поедем и посмотрим, что сл>-чилось с Калебом.

Не успела Виллоу пересечь лужайку, как жеребец навострил уши и тихонько заржал. Из леса послышалось ответное ржанье, и вслед за этим на лужайке появился Трей. На луке седла белел листок из журнала Калеба. Виллоу отцепила бумажку и, развернув, прочитала:

«Я нахожусь с Дав. Другие кобылы ожили и стали рваться вперед, после того как опустились до девяти тысяч футов. Маршрут они определили правильно, и я отпустил их, а также Трея. Покорми их зерном.

Дав очень измотана, но держится молодцом. Я останусь с ней, пока она не окрепнет»

Слезы обожгли щеки Виллоу при мысли об измученной до предела кобыле. Дав больше других лошадей несла на себе Виллоу и поэтому оказалась настолько измотанной.

Виллоу взглянула на солнце и решила, что надо приниматься за работу. Долина находилась на высоте более восьми тысяч футов — гораздо ниже Черного Перевала, но все еще выше привычной для нее высоты. Виллоу проводила Трея до лагеря, сняла с него седло и оставила свободно пастись на лугу. После того как она насыпала лошадям зерна, он жадно напился из ручья и затем не менее жадно набросился на зерно. Виллоу могла себе представить, насколько голоден был Трей, ибо сама не ела почти сутки, да и то в последний раз ее еда ограничилась куском вяленого мяса.

Виллоу подумала, что Калеб по возвращении будет страшно голоден — он ничего не взял с собой из еды.

Действуя настолько энергично, насколько позволяло ей нынешнее самочувствие, постоянно делая паузы, чтобы отдышаться, Виллоу перетащила седла и сумки под навес скалы. Она набрала в лесу сушняка, развела костер, принесла воды — и почувствовала себя так, будто с тяжелым грузом поднялась по склону по крайней мере на несколько сот ярдов. Виллоу уже давно сбросила с себя жакет и джинсы. Теперь же она расшнуровала рубашку из оленьей кожи, расстегнула фланелевую и с вожделением думала о том, чтобы искупаться. Но нужно было успеть сделать множество других дел, пока солнце не спряталось за еле видные в дымке вершины.

В тот момент, когда погас последний солнечный луч, в долину вступили Калеб и Дав, вспугнув оленя, который пасся недалеко от лошадей. Через несколько секунд олень вернулся на прежнее место и возобновил свое занятие. Прошло так много времени с тех пор, когда последний раз олени видели здесь охотника, что они давно утратили страх перед человеком.

Дав не обратила ни малейшего внимания на оленя. Она видела лишь траву и воду. Кобыла ткнулась носом в руку Калеба, словно упрашивая его отпустить повод, за который он вел ее. Калеб потрепал кобылу по холке, что-то ласково ей сказал и позволил присоединиться к подругам.

Виллоу схватила флягу, налила в нее кофе и, захватив несколько свежеиспеченных лепешек, направилась через луг Она не могла перевести дыхание, когда добралась до Калеба, который только что насыпал Дав зерна.

— С ней все в порядке? — спросила Виллоу

— Измотана здорово, но отдых и еда поставят ее на ноги. С дыханием у нее все в порядке.

— Слава богу, — выдохнула Виллоу. Она протянула флягу и лепешки. — Вот, возьми. Ты, наверное, зверски голоден. Спасибо за кобыл… Мне снилось, что я поехала за ними, но когда просыпалась, видела, что я здесь, и не могла себе представить…

Калеб притянул Виллоу к себе и поцеловал ее. Когда он выпрямился, на его лице сияла улыбка, хотя следы усталости бросались в глаза. Он удовлетворенно хмыкнул и облизал губы.

— Ты пахнешь кофе и лепешками, — сказал он и с улыбкой добавил:

— И кое-чем еще..

— Жарким из оленины, — созналась она, смеясь и чувствуя, как начинают пылать ее щеки. — Я приготовила то, что осталось.

— Ты пахнешь небом, — не согласился Калеб, снова касаясь губами ее губ. — Ветром и ангелами.

Калеб зевнул и потянулся, пытаясь взбодриться. Виллоу отвинтила флягу и протянула Калебу. Густой аромат кофе способен был свести с ума. Калеб взял флягу и сделал несколько глотков. Кофе был крепкий и горячий Крякнув от удовольствия, Калеб снова приложился к фляге, чувствуя, как блаженное тепло разливается по всему телу. Он взял лепешку и целиком отправил ее в рот. Две другие исчезли таким же образом и были запиты кофе.

— Пошли к лагерю, — тихо сказала Виллоу Она видела, насколько устал Калеб, о чем свидетельствовали и круги под глазами, и замедленные движения. — Ты почти не спал все эти дни. Поешь горячей оленины и ложись спать. Я останусь на карауле.

— В этом нет нужды, — сказал он, позевывая. — Видишь оленя? Видишь, как он спокоен?

Виллоу кивнула.

— Мы первые люди, которых он видит, — сказал Калеб.

— Но я видела следы костров в ущельях.

— Их жгли давным-давно, еще до того, как испанцы завезли лошадей. По крайней мере, к такому выводу пришел мой отец, а он знал об индейцах больше, чем кто-либо другой. — Калеб окинул взглядом горы. — Он пришел к выводу, что был единственным человеком, посетившим это место за несколько сотен лет.

— Почему индейцы ушли отсюда?

— Из-за лошадей, я думаю. В журнале я вычитал, что дорога отсюда очень трудная. Она сойдет для пешего, который привык к высоте, но почти непреодолима для лошадей. — Калеб бегло улыбнулся. — Быстрее и проще пользоваться перевалами на меньшей высоте, где можно основную часть работы переложить на лошадь… Человек — весьма ленивое создание.

— Ты не такой, — сказала Виллоу. — Без тебя мои кобылы заблудились бы среди скал по ту сторону перевала.

— Они слишком много прошли, чтобы дать им заблудиться, — просто сказал Калеб. — Как чувствует себя Дьюс?

— Он, кажется, подвернул переднюю ногу, когда в него стреляли и он упал. Нога ниже колена опухла.

— Он наступает на ногу?

— Он щадит ее, но стал двигаться лучше, после того как я перевязала ногу куском своего бывшего верхового костюма.

Калеб хмыкнул.

— Пожалуй, ты нашла достойное применение этой никчемной вещи… А как с пулевой раной обстоят дела?

— Я боялась, что она загноится, но рана совершенно чистая, как вода в этом ручье.

— Отец был прав и в этом отношении, — сказал Калеб, снова позевывая. — Здесь никаких инфекций не бывает. То ли из-за того, что воздух такой чистый, то ли из-за отсутствия человека… Сколько жаркого ты мне оставила?

— Кусок примерно с ладонь.

— С этим я справлюсь, так что можешь готовить еще.

Она улыбнулась и потянула его за руку в сторону лагеря.

— Я напекла уйму лепешек.

В лагере Виллоу уголком глаза наблюдала, как Калеб расправлялся с жарким, лепешками, кофе и зеленью.

— А форели нет? — спросил он, макая последнюю лепешку в остатки соуса.

Виллоу засмеялась и покачала головой.

— Она вся разбежалась.

— Похоже, мне нужно научить тебя, как ловить форель.