Только с тобой

Срываюсь с места и забегаю в ванну. Снимаю с себя майку, шорты, которые местами мокрые до нитки от чая. Оглядываюсь, а там на полотенцесушителе висит футболка Кирилла. Сушится уже две недели видимо. Накидываю ее на себя, хотя если честно противно немного.

Не может быть.

Он не мог так поступить.

Пытаюсь взять себя в руки. Беру вещи, кладу их в раковину и включаю воду на всю. Тру ткань об ткань, сильно, до боли в пальцах. И не замечаю, как слезы скатываться начинают с глаз. Одна за другой. Соленые. Горькие. Тоскующие.

А вдруг что-то случилось. Что-то серьезное.

Нет, что бы там ни было, он бы позвонил. Я бы поняла, приняла и ждала молча, как верный хвостатый Хатико. Главное знать, что в конце пути будет свет, главное знать, что он вернется. Только Кирилл почему-то так не поступил. Ничего не сказал.

Тело тянется вниз, тяжело такое становится. Не могу стоять больше. Воды хлыщет, брызги разлетаются по раковине, а я сижу на корточках, упираясь головой в белую лаковую тумбу. Внутри все оборвалось почему-то. И как бы не пыталась, не могу успокоиться.

Неправильно. Нужно поговорить. Нужно спросить.

А я не могу.

Обида сжирает изнутри. Эгоизм берет свое, и всхлипы все чаще слетают с моих уст. Я так скучаю по нему. Так хочу к нему. Так ждала его. Как дура. Как самая последняя дура. Притащилась сюда, готовила этот дурацкий торт. Кому он вообще теперь нужен. Зачем я здесь. Зачем нацепила его майку. Почему до сих пор не хлопнула дверью, и не зарылась под одеялом у себя в комнате. Откуда столько слез на щеках.

Минут десять, а может пятнадцать, просто пытаюсь успокоиться. Потом делаю глубокий вдох и тянусь к вентилю, чтобы выключить воду. К черту гордость! Пойду и позвоню, а если не ответит, кину голосовое. Сидеть здесь и упиваться собственным бессилием — это худшее, что можно сделать.

Поднимаю на ноги, заглядывая в зеркало. Под глазами черные кругли от туши. Да уж, видок тот еще. Прикусываю нижнюю губу, всматриваясь в потолок. Делаю шаг назад, покидая ванную. Однако дойти до кухни не успеваю, потому что в дверь раздается звонок.

Останавливаюсь в полном непонимании. Смотрю загадочно на дверь, и думаю, реальность это или нет. Звонок был или мне показалось. Но настойчивый звук разлетается вновь. Снова и снова. Раз пять подряд. И мне приходит самая ужасная мысль, которая может посетить голову в такой ситуации — я затопила соседей или они меня.

На ватных ногах плетусь к дверям, не смотрю в глазок, хотя стоило бы. Дрожащими пальцами поворачиваю язычок замка и медленно приоткрываю.

— Чего так долго?

— А?

Глава 32

Кирилл

— А? — Аринка хлопает ресницами и смотрит на меня таким взглядом, будто призрака увидела. Я даже теряюсь немного. Правда моментально замечаю ее красные глаза и черные подтеки. На ней моя майка и ничего больше, и это, пожалуй, то самое, о чем я мечтал перед сном. Вот только думал, она будет улыбаться, а не выглядеть настолько печально. С жадностью вглядываюсь в ее лицо, и Господи! Как же давно мы не виделись.

Бросаю сумку на пол, и просто прижимаю Арину к себе, к самому сердцу. А она такая маленькая, хрупкая, и мне даже кажется, что надави еще сильней, и я сломаю ее на части.

— Что случилось? У тебя глаза красные, — шепчу ей на ухе, проводя ладошками по волосам. И вдруг происходит что-то совсем странное. Арина отталкивает меня и запрокидывает голову. Губы поджимает, и смотрит так жалобно, а потом и вовсе по щекам начинают скатываться слезы.

Теряюсь еще больше. Тянусь ладошками к ее лицу, и медленно провожу, скидываю соленые капли пальцами, пытаясь разглядеть в глазах Стрельцовой ответы на вопросы.

— Родная, ч-что случилось? Болит где-то? Кто-то обидел? Арин, ты только скажи! Я…

— Т-ты… я… ду…мала… — сквозь всхлипы отвечает Ромашка, хлопая ресницами так быстро, будто упорхнуть готова. — Ла… ты… не брал… я… Дурак!

— Я ничего не понимаю, но если ты из-за меня, то… то… блин, прости, я не знаю, за что, но прости за все. Только не плач, ладно?

В ответ Стрельцова ничего не говорит, зато начинает бить меня кулачками в грудь. Всхлипывает и бьет. Тянусь губами к ее горячим щекам, целую влажную кожу, в надежде, что хоть немного смогу успокоить девчонку. Каждый маленький участок, каждый сантиметр. В какой-то момент опускаюсь к уголку губ и не выдерживаю, накрываю их поцелуем.

И вроде хотел быть нежным, но стоило только Арине ответить, как меня накрыло. Так истосковался по ней, что сдерживать себя оказалось сложней. Я впился в ее губы с такой жадностью, с таким диким желанием, будто целовался в последний раз, и в то же время в первый. Ладони скользнули вниз, по талии, к ягодицам, и я сам не понял, как подхватил Аринку на руки, и мы оказались на диване.

Арина

Я перестала понимать, что происходит. Мне просто хотелось губы Кирилла, такие сладкие и родные. И ничего больше. Тело само реагировало на его поцелуи, на его прикосновения. И в какой-то момент мы оказались на диване. Я лежала под ним, с закрытыми глазами. Кожа горела от требовательных губ Соболева, а следы от его поцелуев оставались всюду — на шее, лице, ключицах.

Его пальцы скользили по всему телу, нагло сминая майку и поднимая ткань все выше и выше. Горячие ладошки пробегали от коленей выше, достигая бедер, и в те минуты, когда его пальцы проскальзывали сквозь боковую ткань трусиков, я замирала, боясь глотнуть и каплю воздуха. Безумные, дикие, сводящие с ума ощущения захватывали и опоясывали. Ничего подобного раньше у нас не было. Не до такой степени.

Я выгибалась, поддаваясь рефлекторно ему навстречу. Стала наглей, а может просто порыв чувств брал вверх. Коснулась кончиков его майки и потянула, оголяя мужскую грудь. Всего на секунду мы отдалились друг от друга, глотая ртом недостающий кислород. И вновь прильнули, забывая обо всем на свете.

Я цеплялась за его плечи, проводила ногтями по спине, не думая о том, что могу оставить следы. Казалось, мы утопаем друг в друге, захлебываемся эмоциями, падаем и поднимаемся, не в состоянии оторваться. Я жадно ловила пламенные поцелуи Кирилла, и понимала, как сильно скучала, как тосковала по его запаху, по сердцу, медленно отбивающему ритм, и как мечтала оказаться в его горячих объятиях.

— Кирилл, — прошептала едва слышно, впиваясь пальцами в волосы любимого человека. Соболев приподнялся, и медленно стянул с меня майку, пробегая глазами по самым сокровенным местам тела. Я моментально смутилась, ощутила, как щеки заливаются краской. Однако не отвела взгляд, потому что сейчас мне больше всего на свете хотелось смотреть на своего парня, ведь в его глазах было столько желания, столько любви. Кирилл аккуратно опустил лямку лифчика сначала с одной стороны, затем с другой. Наклонился ко мне и прошептал на ушко:

— Арин, — так сладко и в то же время, так нежно, будто пробовал на вкус мое имя. Губы Соболева прильнули к мочке, слегка прикусывая ее, и с моих уст слетел едва слышный стон. Опираясь на одну руку, другой он скользил вниз, сжимая мои ягодицы. В воздухе витала волшебная магия из наших поцелуев, а я теряла счет минутам и времени. Таяла в мужских объятиях.

Губы Кирилла прокладывали дорожку от шеи, к ключицам, достигая груди. В какой момент я осталась без лифчика, не заметила. Он просто съехал вниз, к животу, оголяя тело. Соболев проводил языком вокруг сосков, и в эти секунды меня будто пронзало электрическими зарядами тока, заставляя выгибать спину еще больше.