Только так. И никак иначе

Буквально через пятнадцать минут за соседней ширмой завозилась ассистент, и в кабинет стремительным шагом вошёл парень, на руках он нёс обмякшего крупного чёрного пса.

– Вот сюда, пожалуйста, сейчас мы ему капельницу поставим… Потерпи, малыш, тебе должно будет полегчать. – Девушка-ассистент ласково потрепала бесчувственную голову с острыми ушами. Собака никак не отреагировала. Капельницу установили быстро, парень нежно опустил своего питомца на одеяло за ширмой, расположенной по диагонали от Златы, присел на стул и обнял бровастую голову обеими руками. Ассистентка вышла, тогда молодой человек с силой прижался лбом к боку пса. Злате стало неловко, и хотя было понятно, что он никого не видит, она отвела взгляд.

Сначала всё было тихо, Мурка размеренно и сонно урчала, пёс и хозяин за ширмой молчали. Вдруг собака задышала быстрее и громче, её хозяин вскочил и бросился в коридор:

– Скорее! Помогите ему! Сергей Иваныч! Плохо Феде, совсем плохо! Захлопали двери, в кабинет вбежал доктор. Он чем-то гремел, его ассистенты ловко готовили шприцы и ампулы, Злате стало казаться, что несчастному псу непременно помогут. Но очень скоро доктор замолчал, махнул рукой ассистентам, те беззвучно выскользнули в коридор.

– Паш, прости меня. Я не смог… - повисла тишина. Злате было невыносимо жалко парня и его бедного пса. Она украдкой глянула назад и замерла: с абсолютно белым лицом мимо доктора, прямо, как ей показалось, на неё смотрел их сосед, которого она видела на улице, когда только приехала к бабушке. А его весёлый, шустрый и озорной ризеншнауцер лежал чёрной неживой грудой на столе…

Примерно через полчаса Злата вышла, наконец, на крыльцо клиники с переноской в руках. Сквозь ветви деревьев сыпался тихий снег. На скамейке за ёлками прямо на снежной подушке сидел, сгорбившись, человек. Злата сразу же узнала его и испугалась: как будто воздух выпустили из жизнерадостного, полного сил молодого мужчины.

Неловко ступая по заснеженной боковой дорожке, Злата, сама не понимая себя, тихонько подошла к скамье и села рядом с парнем. Он, казалось, не обратил на неё внимания, так и продолжал сидеть молча и недвижимо. Ноги слегка расставлены, локти опираются на колени, кисти рук сжаты и совсем побелели от мороза - сидит уже давно. Куртка нараспашку и русые волосы, густо занесённые снегом. Горе…

Оба они молчали. Злата даже не поняла, замечает ли он её. Но встать и уйти не могла. Ну, вот не могла — и всё.

Через несколько минут парень выдохнул, выпрямил спину, запрокинул лицо к небу и энергично потёр его ладонями.

– Спасибо… - голос его звучал глухо и совсем не походил на тот, что она слышала несколько дней назад на тёмной улице или даже час назад в клинике. Злате показалось, что он не в себе. Парень прокашлялся и ещё раз повторил:

– Спасибо вам… Вы меня очень поддержали… Вы сейчас домой? Пойдёмте, я отвезу вас… Да не удивляйтесь вы. Я знаю, что вы моя соседка сзади. Видел вас на улице в эти дни неоднократно. Поехали?

Злата встала, протянула было руку за переноской, но сосед опередил, сам подхватил её и решительно зашагал к машине. Открывая переднюю дверцу, спросил:

– Вы ведь не боитесь мёртвых собак? – Злата грустно покачала головой. – Садитесь вперёд, сзади Федя лежит…

До дома они доехали молча. Уже поворачивая с шоссе в посёлок, сосед спросил:

– Не согласитесь ли вы через полчаса съездить со мной в одно место. Я хочу похоронить Фреда там, где он любил гулять.

Злата почему-то не удивилась странному приглашению. Только ком в горле, появившийся ещё у клиники, стал ещё больше и горячее. Голос дрогнул:

– Коне… - она судорожно сглотнула, - конечно. Если вы хотите, то конечно. Я отнесу Мурку домой и сразу же выйду. Вы подождёте?

Уехали они недалеко. В ближайшем лесу, на пригорке под маленькой сосенкой её сосед на удивление быстро выкопал в промёрзшей земле яму и аккуратно перенёс в неё Фреда, завёрнутого в клетчатый плед. Засыпал землёй. Положил сверху яркий мячик.

– Ну, вот и всё…

Всю ночь Злата ворочалась с бока на бок. Ни считанные-пересчитанные толпы овец, ни стакан тёплого молока, ни испытанное многократно в качестве снотворного сонное мурлыканье Банзая и Мурки не помогали. Из головы не шёл сосед. Жалко его было до слёз. Почему-то казалось, что теперь в пустом доме (Злата отчего-то решила, что он очень одинок) ему мерещится стук когтей по доскам пола, тёплое дыхание ризена и его весёлое поскуливание. Злата ставила себя на место парня, и ей становилось жутко. Она слышала сонное дыхание Геры, спящей на своём любимом коврике, и с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Не отпускало, возникало перед глазами вновь и вновь его бледное сосредоточенное лицо, серые глаза и очень красивые руки…

Был у Златы такой пунктик: красивые мужские руки. Ни мужественное лицо с волевым подбородком, ни лихая прядь волос, ни накачанный торс не производили на неё никакого, ну, или почти никакого, впечатления. Но вот руки… У её мужа руки были не слишком красивые. Нет, ничего уродливого в них не было, но вот то, как он ел, облизывая после сытной трапезы покрасневшие пальцы, вызывало у его жены тошноту.

Господи, куда она смотрела?! Говорят же, что если тебе не нравится, как человек ест и как смеётся, то ничего у тебя с ним не выйдет. Злате не нравилось в муже ни то, ни другое. До свадьбы и по первости она старалась этого не замечать, гнала омерзение прочь: жить-то с мужем собиралась до конца. Мало кто идёт под венец с мыслями о том, что в случае необходимости разведётся. И она выходила замуж раз и навсегда… Но в последнее время всё чаще становилось невозможно перебарывать себя, убеждая, что смех и манера есть совсем не главное в человеке… Конечно, не главное! Но если это главное: зависть, лень, неудержимая злоба, направленная против всех, кто хоть немного успешнее, - то терпеть и вовсе нет никакой мочи…

А у соседа руки были очень красивые. Красивые в её, Златином, понимании. Всю дорогу из клиники, в лес и обратно она украдкой смотрела на то, как спокойно и уверенно лежат они на руле «Ауди». Длинные сильные пальцы, слегка загорелая кожа, не холёные, видно, что никакие маникюры их не касались. Но такие надёжные… На тыльной стороне правой белый S-образный шрам, от указательного пальца до большого. Почему-то этот старый шрам показался ей очень трогательным… Когда он копал могилу Фреду, руки так привычно держали лопату, что Злата даже удивилась: и на руле неплохой иномарки и на деревянном черенке они смотрелись одинаково органично…

Злата опять заворочалась, мученически закусила губу и накрылась одеялом с головой: что же такое с ней творится? Глупость какая-то лезет в голову. Его, бедного, пожалеть надо, а она про руки его вспоминает… Так и заснула всё-таки… С мыслями о потрясающих руках несчастного соседа…

Вечером шестого января Злата собралась на Рождественскую службу. Ночь выдалась чудесная: ясное небо с не по-зимнему ярким, жёлтым блином луны, морозец, почти полное отсутствие ветра и тишина. Никольская церковь светилась в ночи жёлтыми уютными огнями. Злата с радостным детским предвкушением Чуда влилась в тоненький людской ручеёк, тянувшийся к украшенному ёлками храму. В основном на праздничное богослужение направлялись старушки, но были и целые семьи и много молодёжи Злата невольно залюбовалась лицами некоторых из них.

Злату и других прихожан тихонько обогнала машина и начала парковаться у храма. Она с удивлением узнала «Ауди» соседа. Вот его Злата меньше всего ожидала увидеть здесь. Она с изумлением и страхом почувствовала, как ухнуло вниз, в кровь обдираясь по пути, её глупое сердце. Этого ещё не хватало. Мало того, что все дни, прошедшие с их последней встречи (долгих четыре дня), да что там греха таить, и значительную часть ночей (тоже четырёх) она постоянно думала о нём, так ещё и впадает в подозрительный восторг, накрепко смешанный со страхом, при одном только его появлении…