Только ты

— Достаточно сандвичей. Вы не возражаете, если я сниму пиджак? У вас здесь жарко, а я мало спал последние дни. Вам же не понравится, если я усну у вас прямо на кухне.

— Чувствуйте себя как дома, — заставила себя улыбнуться Алис.

Если бы кто-нибудь сказал ей утром, что Эрнан Гордон будет сегодня раздеваться в ее доме, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. События менялись слишком быстро, а это опасно. Слишком опасно.

— У вас была трудная неделя?

— Ужасно трудная, — подтвердил он.

Гость снял пиджак и галстук и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. И сразу же Алис стало трудно дышать. Он стал таким домашним, близким. Она поспешила отвернуться и занялась приготовлением еды. Джоки, наевшись, шмыгнул через собственную дверцу в сад.

— Ну, все ваши дела закончились удачно? — спросила Алис спустя несколько минут.

— Конечно. — В голосе Гордона звучали нотки превосходства. — Я всегда все довожу до конца.

— Ну тогда вы счастливчик, — сказала она, ставя на поднос тарелку с сандвичами и кофейник.

— Разрешите, я помогу вам.

Он взял поднос, Алис прихватила сахар и молоко, и они направились в гостиную.

— Очень хорошая комната, — заметил Эрнан.

— Да, мне тоже нравится.

После смерти родителей Алис продала их особняк, и у нее не было проблем с деньгами. Она купила эту дорогую квартиру и обставила ее так, как ей захотелось. Гостиная была выдержана в коричневых и красных тонах. Бордовые занавески на окнах гармонировали с кофейных оттенков коврами и обоями. Вся мебель была темно-коричневая, сияющая позолотой.

— Садитесь, вы, наверное, хотите есть, — Алис подняла и тут же опустила глаза, не в силах выдержать взгляд мужчины, так близко стоящего от нее. Она не стала садиться рядом с ним на диван, а опустилась на краешек стула.

— Вы, конечно, получаете большое удовольствие от своей квартиры? — спросил он, расправляясь с сандвичем.

Его взгляд задержался на картинах, висевших на стене напротив него.

— Это Джон Джеймс Одюбон, начало прошлого века, кажется, «Неприкаянный голубь», а это «Флоридские дюны» Рея Эллиса, наше время. Не так ли? — оживился Эрнан.

— Да, вы правы.

Она была удивлена его знанием живописи не меньше, чем любовью к животным.

— Несколько картин Эллиса выставлялись в галерее, которую я оформляла. Он великолепный художник и очень приятный человек, но мало кому известен в Калифорнии, его больше знают на юго-востоке США. И у него не было влиятельного покровителя, который бы помогал ему пробиваться в жизни. Вам нравятся его работы?

— Моей тетушке нравятся. Она следит за его успехами уже много лет. Ведь он прекрасный маринист, и она была очень рада, когда выпустили альбом с репродукциями его картин. Он плавал на своей сорокафутовой яхте вдоль побережья Каролины, Джорджии и Флориды и создал неповторимые этюды. Кстати, я видел его законченные работы на презентации в галерее Харви Энджерса. Это была ваша идея выставить его?

— Моя.

Эрнан расслабленно сидел на диване, вытянув ноги, и во всем его облике было что-то теплое и уютное, притягивающее.

— Понятно. Ведь Энджерс не филантроп. И вряд ли бы согласился выставлять малоизвестного художника на вернисаже. Вероятно, вы соблазнили хозяина какой-то прибылью?

— Ну, в общем-то да.

Она не была уверена, одобряет ли Гордон такие действия, — скорее всего, да, — но в ее голосе зазвучали оправдательные нотки:

— Рею Эллису необходима реклама, а мистеру Энджерсу — сенсация, и он, конечно, не упустил свою возможность. Но в его галерее были представлены в основном известные художники.

— О, я не критикую вашу доброту, Алис. Совсем наоборот. — Он с пониманием взглянул на нее. — Но это не вяжется с образом деловой женщины, делающей карьеру. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что добиться успеха на атлантическом побережье страны намного проще, чем на тихоокеанском.

Что она могла ответить Гордону и что ей следовало бы ответить? Ведь совсем не обязана отчитываться перед ним в своих действиях, независимо от того, плохи они или хороши. Алис улыбнулась ослепительной улыбкой, которая, однако, не коснулась ее глаз, выражающих истинное состояние души.

— Это одна из маленьких загадок нашей жизни, Эрнан. Когда мы начинаем думать, что все поддается логическому объяснению, мы глубоко заблуждаемся. И это случается постоянно.

— Но только не со мной. — Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. — Я бы выпил еще чашку кофе, прежде чем отправлюсь домой.

— Конечно. — Она почти бегом выбежала в кухню.

Почему для него так важно, что ей нравится на самом деле? Очевидно, он неравнодушен к ней. Но это легкое увлечение совершенно не затрагивает его сердце.

— Итак, мы завтра обедаем вместе?

Алис вздрогнула от неожиданности, когда у нее за спиной раздался голос гостя.

— Жаль, но вряд ли получится.

— Вам, правда, жаль? — Он подошел и встал рядом у нее за спиной. — У вас восхитительные волосы. — Его рука коснулась прядей у шеи. — Почему бы вам не пообедать со мной? Почему вы так боитесь мужчин?

— Я не боюсь! — Алис почувствовала легкую дрожь. — Это глупо и смешно!

— Я не верю вам. — Он развернул ее к себе и взглянул в глаза, потом наклонился. Поцелуй был теплым и обезоруживающим, заставляющим трепетать от желания.

Алис знала, что должна оттолкнуть искусителя. Но то, что требовал рассудок, не поддавалось велению сердца. Эрнан целовал ее неторопливо и томно, соблазняя с той уверенностью в себе, какая свойственна всем мужчинам. Поцелуев уже было недостаточно, хотелось большего.

Руки мужчины нежно сжимали ее хрупкое тело, в то время как его язык путешествовал у нее во рту. Неожиданно она вдруг начала осознавать, что уже почти наполовину раздета, что все зашло слишком далеко.

— Нет! — Алис резко вырвалась из объятий. — Я не хочу этого, не могу! — Она принялась трясущимися руками натягивать блузку.

— Почему?

Эрнан не пытался снова коснуться ее, видя, как бешено сверкают женские глаза. Упрямо сжав губы, он повторил:

— Почему, милая? Чего вы так боитесь? Меня? Вы думаете, что я слишком большой? Что я причиню вам боль?

— Нет! — воскликнула женщина, и краска стыда залила ее лицо.

Он хотел того же, что и она. Но у нее не было сил просто взять и уйти из его жизни после того, что между ними произойдет. Не такой она человек. Боль, которую пришлось испытать в юности, воскресла. Отдать свое тело — значит отдать и сердце, иначе и быть не может. И пусть не думает, что она из тех женщин, которые удовлетворяются сиюминутной страстью.