Толкование на Евангелие от Иоанна. Том I
Шрифт:
Он же рече им: брение положи мне на очи, и умыхся и вижу (9, 15)
Рассказ о чуде жадно принимают, как бы некую пищу для зависти, и поспешно хватают предлог для своего гнева против Него. Прежний слепец самым простым образом рассказывает о случившемся и весьма безыскусственно говорит, в кратких признаниях как бы воспевая Врача, ибо он поражается отчасти природе дела. Как кажется, он размышлял так, что, помазав брением как необычайным лекарством, Он чудесным образом соделал его зрячим. Но с особою выразительностью, по моему мнению, и вследствие горьких мыслей сказал: брение сделал и помазал мои очи. Можно предполагать, что он говорит как бы так: знаю сам, что говорю пред ненавистниками, однако ж не скрою истины. Воздам благодарностью моему Благодетелю, не предамся неуместному молчанию. Почту признанием Врача, употребившего не мудреный способ исцеления, не железом и отсеченьем удалившего болезнь, не лекарственными снадобьями доставившего пользу, не общеупотребительными средствами воспользовавшегося, но употребившего необычайные новые способы: брение сделал и помазал мои очи, и я омылся и вижу. Со всею справедливостью надо изумляться тому, что человек этот к своим словам об этом искусно приложил, как бы венец какой, это вижу. Этим он как бы так говорит: не напрасною явлю силу Исцелившего, не отрину благодати, ибо имею уже давно желанное (зрение). Сам я, говорит, слепец при рождении и в утробе материнской имея этот недуг, помазанный брением, получил исцеление и вижу, то есть не просто кажусь имеющим открытые глаза, скрывая мрак в глубине, но действительно смотрю — имею уже в зрении то, что прежде было в одних только ушах: вот осиявает меня блестящий свет солнца, вот объемлет мой взор красота новых чудных видений; теперь, наконец, узнал я Иерусалим, и вижу
Итак, что касается до широты созерцаний и искусства в словах, то толкуемое изречение имеет такой смысл, то есть слова вижу и «брение сделал и помазал мои очи». Ведь приятность не чужда созерцаниям, и наше слово, то есть церковное, не отрекается от нее как чего-то незаконного. И поистине неоклеветанною сохраняет силу своего Целителя, когда говорит таковое тот, кто был привлечен на суд священников потому, что получил милость от Христа.
Глаголаху убо от фарисей нецыи: несть Сей от Бога человек, яко субботу не хранит (9, 16)
Пустословят, что не есть от Бога Тот, Кому принадлежит сила совершать Божие, и, видя Сына увенчанного равною мерою славы с Всемогущим Отцом, не стыдятся безосновательно набрасывать на Него пятно нечестия. Отвергнув славу чудотворца, противопоставляют Ему свою зависть и неудержимо обвиняют Незнавшего греха в преступлении. Безрассудно воображают, что Он нарушил весь закон совершением движения одним только перстом в субботу, хотя сами отвязывают вола от яслей и водят к воде (Лк. 13, 15) и овцу, если упадет в яму, по написанному, с великим старанием вытаскивают (Мф. 12, 11), — оцеживают комара, по слову Спасителя (Мф. 23, 24). Это было очень обычно у них. Итак, весьма безрассудно и бесповоротно не признав чудотворца во Христе и из совершенного Им дела не пожелав узнать наконец, Кто же Он, унижают Его ради субботы и, как будто все дела добродетели у них заключались в одном субботнем покое, всецело лишают Его близости к Богу, говоря, что Он не от Бога. Между тем как, напротив, им надлежало признать, что присутствует уже Сам Владыка собственных Своих законов и что приятно и любезно Богу делать добро и в субботу и не оставлять без надежды просящего милости. Когда же кто не восхвалит совершителя добра или в какое время не должна быть добродетель? Они же, хотя и чтили того древнего Иисуса, что взял Иерихон в субботу и повелел их отцам делать все обычное победителям и таким образом никакого значения не придал субботнему покою, нападают на Христа и, в своем худоумии, стараются не только лишить Его Божественной славы, но и не усвояют Ему и подобающей святым чести. Способные благодаря своей зависти к одному только пустословию, они обвиняют в нечестии Того, Кто оправдывает мир и Кто для этого пришел к нам от Отца.
Овии же глаголаху: како может человек грешен сицева знамения творити? И распря бе в них (9, 16)
И эти думают о Нем еще унизительно, говоря и рассуждая о Нем как о простом человеке. Впрочем, под влиянием чуда дают Христу преимущество пред законом и, от Божественного знамения уже представляя доказательство многозначительности субботы, оказываются судьями гораздо более справедливыми.
В самом деле, освобождать совсем от обвинения в преступлении и считать свободным от греха Того, Кто не отказывался и в субботу делать то, что подобало, — разве это не противоречит постановлениям о субботе? По необходимому, как кажется, заключению и имеющему в себе большое основание приходят они к такой мысли и говорят это. Ведь то очевидно и совершенно бесспорно, что презирающим закон Божественный и ни во что вменяющим вышние постановления Бог отнюдь не дал бы силы совершать что-либо досточудное. Но, как думают иудеи, Он дал это Христу, хотя и нарушившему закон о субботе. Можно ли поэтому сомневаться в том, что делать что-либо в субботу не ведет к греху или что делание добрых дел гораздо выше воздержания от дел во время нее? Ведь и левитам, как говорит в одном месте опять Сам Спаситель, дозволено священнодействовать в субботу (Мф. 12, 5), и остаются безнаказанными за это занятие, напротив, небезнаказанно уклонение от дела. Кто станет обвинять их за то, что они в субботу приносят волов в жертву или совершают другого рода жертвы? Скорее напротив, следовало бы обвинять их, если бы они не делали, что надо было и требовалось подзаконным служением. Если, таким образом, посвящавшиеся за спасение кого-либо подзаконные жертвы беспрепятственно возносились на Божественный жертвенник и в субботу, то не тем ли более подобало совершаться делам Божественной благодати к человеку, ради которого чудо и в субботу должно одобряться?
Итак, здравым рассуждением приходя к правильному заключению, некоторые из иудеев, хотя и едва-едва сняв слепоту присущего язычникам невежества с очей своего ума, удивляются славе Спасителя, хотя еще и не как подобало, ибо хотя говорят о Нем ниже, чем подобало, но отделяются от легко осуждавших Его. Одни, нечестиво поддаваясь зависти, а не здравому смыслу, обращают в беззаконие то, что отнюдь не заслуживает обвинения. Другие же, право смотря на существо дела, осуждают безумие тех.
Впрочем, кажется, и другое нечто думали совершать те, что говорили: Как может человек грешник такие знамения творить? Стараются, так сказать, защищать весь сонм святых. Ведь если, говорят они, мы допустим, что и обыкшие согрешать могут блистать превышающими слово и разум делами и сами оказываться творцами чудес, то какое же явится препятствие для злословов обвинять сонм пророков или даже наконец нападать на самого блаженного Моисея и ни во что ставить столь досточестного пророка, хотя за ним и засвидетельствованы наилучшие из всех добродетели? Итак, ради Христа они защищают и славу отцов, взяв как бы за предлог любви к ним и сказанное о Нем.
Глаголаху убо паки слепцу: что ты глаголеши о Нем, яко отверзе очи твои? (9, 17)
Думают осмеять желающих судить право, забывая, как мне кажется, изречение: «Суд правый судите» (Втор. 1, 16). Как бы скованные узами зависти, они совсем не хотят слушать голоса, воздающего почтение Христу, — отвращаются, как от какого-то величайшего врага своего, от желавшего засвидетельствовать о чуде и, мало заботясь о себе, обращают надменные речи к человеку, который был исцелен, — снова спрашивают о том, что уже часто слышали, и называют наконец человеком дурным и грешным Того, Кто совершил что-либо в субботу. Полагая, что за это и слепец вместе с ними осудит Его и последует их речам, так что, отказавшись воздать благодарение за избавление от страдания и испугавшись гнева их, обвинит Его как преступника закона о субботе. Да, несомненно худ ум фарисеев, потому что невежественен. В самом деле, голос одного неблагодарного чем мог бы повредить силе чуда? Или разве Христос оказался бы не имеющим Божественной славы, если бы слепец, быть может, подпал бы страху и, не желая переносить какие-либо скорби, отказался бы воздать благодарность? Но зависть всегда бывает способна побуждать подверженных ей к возможно быстрому совершению чего-либо, хотя бы это и справедливо заслуживало великого осмеяния. Напротив, ум, свободный от зависти, избегает безрассудных помыслов и не выходит из границ истины. Да, поистине жалки и надменны фарисеи, надеявшиеся отклонять от истины решившихся думать и говорить правду и уже готового к благодарности и благодаря чуду ставшего близким к ясному познанию принуждавшие сказать нечто неподобающее о Том, Кто чудесно призвал его к превышавшему надежду состоянию.
Он же рече, яко пророк есть (9, 17)
Острую стрелу получают в сердце свое те, которые не принимают здравого и правого учения, стараясь, по-видимому, обогащаться одною только ненавистью, ибо «не получит коварный добычи», по написанному (Притч. 12, 27). Старание их окончилось вопреки их намерению, и они сверх ожидания услышали, что пророк Он. Таким образом, исцеленный соглашается с другими. Разумно понимающие природу дела объявляют, что грешный человек не может совершать ничего такого. А тот, над кем совершено чудо, как бы идя по следам мнения тех, говорит, что Он есть пророк, еще не узнав точно, кто Он в действительности, но последовав уже по проторенному у иудеев пути. Было в обычае у них называть пророками чудотворцев как свидетельствуемых этим от Бога в святости. Итак, как те из почтения к субботе не бесчестят величие Божественного знамения и Совершившего его называют не повинным никакому греху, таким же, думаю, образом и этот (слепец), будучи далек от мелочных суждений о субботе, усвояет высшую славу Тому, Кто даровал ему зрение, и, ставя Его в числе святых, называет пророком. И мне кажется, что он уже не особенно заботится о заповедях закона, иначе он не изумлялся бы пред Ним так сильно и не поставил бы врача в числе пророков, хотя Он казался нарушавшим заповедь о субботе. Итак, получив пользу от чуда, он выше законной заповеди славит Чудотворца, ради добра совершившего безвинное нарушение закона.
Не яша веры иудеи о нем, яко слеп бе и прозре, дондеже возгласиша родителя самого прозревшаго и вопросиша их, глаголюще: сей ли есть сын ваю (ваш), егоже вы глаголете, яко слеп родися? Како убо видит ныне? (9, 18–19)
Сильная ненависть их к Исцелителю не дозволяет им верить в то, что всеми было признано. Пронзенные жалом безумия, они мало заботятся об истине и принуждали сначала самого слепца ложно говорить против Христа, а теперь и родителей его тщетно стараются склонить к тому же, так все вышло совсем напротив. Совершенно излишний вопрос ставят родителям этого человека, чем, мне кажется, по своему чрезмерному
неразумию оскорбляют и самый, высоко чтимый у них, закон. Ведь соседи, как написано (выше, ст. 13), привели прежнего слепца и на подобный же теперешнему вопрос отвечали, что он родился слепым, и свидетельствовали, что теперь прозрел. Потом, между тем как закон ясно возвещает, что при двух и трех свидетелях истинно всякое слово (Втор. 19, 15), они лишают значения свидетельства не двух только или трех, но, как оказывается, гораздо большего числа людей и обращаются к другим — родителям исцеленного, совершая тем дело беззаконное и невежественное. Но закон для них — ничто, когда они стараются сделать что-либо для своего удовольствия. Когда засвидетельствованное соседями и самим исцеленным чудо заставляло их молчать даже невольно, они возымели надежду заставить вопрошаемых (родителей слепца) пренебречь истиною и говорить согласно их желанию. Заметь, с каким негодованием спрашивают их: Сей ли есть сын ваш, о ком вы говорите, что слепым родился? Как бы стараются внушить, что сделают с ними что-то ужасное, и навести великий страх, тем самым вынуждая их к тому, что хотели от них слышать, то есть что он не родился слепцом. Единая была у них и нечестивая цель — уничтожить представление народа о Христе и разрушить веру у тех, кто уже стал питать удивление к Нему. Как те, что стараются разрушить какой-либо хорошо укрепленный город, окружают его со всех сторон и осаждают его всякими способами — то спешат подкопать стены, то разбивают башни ударами из осадных орудий, так и вседерзкие фарисеи своим неверием осаждают чудо, не оставляя (неиспытанным для этого) ни одного рода нечестия. Но невозможно было устранить как небывшее то, что всеми уже было признано, и в несуществующее представление обратить то, что во многих уже вызвало удивление.Отвещаста родителя его и реста: вемы, яко сей есть сын наю и яко слеп родися: како же ныне видит, не вемы, или кто отверзе ему очи, мы не вемы: самого вопросите, возраст имать сам о себе глаголати (возглаголет) (9, 20–21)
Признают как истинное и не подлежащее никакому сомнению, в чем они никоим образом не могли обмануться. Ведь знают, говорят они, своего собственного сына и не отрицают подлинности его рождения от них, но ясно утверждают, что родился он с пороком слепоты. Однако ж уклоняются рассказывать чудо, предоставляя громко говорить об этом самой природе дела и утверждая, что всего приличнее самому сыну их рассказать, каким образом он получил исцеление. Страх пред опасностью нередко побуждает уклоняться от долга. Поэтому, трепеща пред жестокостью фарисеев, они не последовали прекрасной заповеди «даже до смерти подвизаться за истину» (Сир. 4, 32). Напротив, им естественно было некоторое другое состояние, именно: бедняк во всем боязлив и по своей бедности уклоняется от противодействия кому-либо, часто прибегает к невольному молчанию и вынужденному терпению — уже достаточно сокрушенный тяжестию бедности, он боится подвергаться каким-либо другим бедам. В подобном состоянии, надо думать, находились и родители слепца, хотя их речь и шла в полном соответствии с положением дела (и нимало не уклонялась от истины). В самом деле, каждый согласится с тем, что знать рожденного от них, без всякого сомнения, свойственно было, конечно, им, а не рожденному; знать же врача подобало, конечно, не родителям, а тому, кто испытал на себе благодать чуда. Таким образом, они ясно признают то, что знают, призываемые к этому и долгом. А что вернее мог рассказать тот (их сын) как имевший об этом более точное знание, об этом побуждают (фарисеев) спросить у него (сына). И не без Божественного внушения, как мне кажется, к своим словам они присоединили: возраст имеет, ибо и этим дается некое обвинение нечестия фарисеев. Ведь если получивший зрение по времени и по возрасту имеет способность мыслить, то когда он говорит, что было чудо и как оно случилось с ним, говорит не по детскому уму, но по совершенно уже зрелому и способному подтверждать все, что желает. Таким образом, и отсюда со всею необходимостью приходится усматривать бесстыднейшее неверие фарисеев, ибо вот не верят ни соседям, ни самому слепцу, свидетельствующему это не по нежно-детскому уму и не по ребяческой склонности к обману, но имеющему возраст, способный понимать природу предметов.
Сия реста родителя его, яко боястася иудеев, уже бо сложилися иудеи, да аще кто исповесть Христа Его быти, отлучен от сонмища будет (9, 22)
Прекрасно и справедливо Господь наш Иисус Христос посылает на головы фарисеев «горе»: «Ибо горе вам законникам, что взяли вы ключ знания, сами не вошли и входящим воспрепятствовали» (Лк. 11, 52). Боголюбивый пусть опять обратит внимание на то, нет ли в этих словах красоты истины, ибо Христос отнюдь не мог бы сказать ложь. Вот ведь, кроме того, что никто из них не старается сообщать учение о пришествии Его, они и тех, кто мог сам понимать это из чудесности дел, без всякого стеснения приводят в ужас и своею зверскою жестокостью созидают неустранимое препятствие к признанию Того, Кого можно было видеть в самих Его чудесных делах. Так, благодарного (исцеленного слепца) и потому уже готового к вере они, жалкие, не стыдятся сделать отлученным от общения (синагоги), как бы своею властию отделить от Бога того, кто привязан к Богу, как бы заставить Самого Господа всяческих быть споспешником им в присущей им ярости против всех. Впрочем, досточудный Евангелист защищает (родителей слепца) и говорит, что вопрошаемые были побеждены страхом и поэтому не пожелали сказать, что их сына исцелил Христос, дабы обнажить и сделать явным и для потомков всю громадность безумия иудеев. В самом деле, что может быть бесчеловечнее таковых, которые определяют наказание даже за благодарность и считают достойными казни тех, кто мог уразумевать Возвещаемого законом и пророками. А что нечестивые намерения иудеев не были неизвестны святым пророкам, об этом узнаем из Священных Писаний. Так, Исследующий сердца и внутренности, «проницающий до разделения души и духа, суставов и мозгов и судящий помышления и намерения сердечные, Кому все обнажено и открыто» (Евр. 4, 12–13), говорит чрез Исаию: «Горе, чада отступники, это говорит Господь: вы сотворили совет, и не чрез Меня, — заветы, и не чрез Духа Моего, приложить грех ко греху» (Ис. 30, 1); ибо кто говорит, что Господь — Иисус, тот скажет, без сомнения, Духом Святым, по слову Павла (1 Кор. 12, 3), а кто заботится о противоположном, тот — не Духом Святым. Кем же? Тот, вернее, будет говорить веельзевулом. Итак, не чрез Духа Святаго намерения иудеев, ибо прилагали грехи к грехам, сами прежде всего навлекая на свои головы гибель за свое неверие, а потом посылая ее и на других благодаря тому, что препятствовали им исповедать Христа. И действительно, крайнего нечестия исполнено было их предприятие, а кроме того, и Псалмопевец осмеивает занимающихся такими бесполезными и пустыми делами в словах: «Господи, во гневе Твоем смутишь их, и поест их огонь, плод их с земли погубишь и семя их между сынами человеческими; потому что они предприняли против Тебя злое, составили замысел, в котором не возмогут устоять» (Пс. 20, 10–12). Да, отнюдь не возмогли исполнить богоборный свой замысел, хотя и часто и бесчисленными способами пытались уничтожить славу Христа. Поэтому и оказываются позади, то есть удаляются от лица и от очей Владыки всяческих (Пс. 20, 13), справедливо слыша: «Ходите светом огня вашего и пламенем, что разожгли вы» (Ис. 50, 11).
Возгласиша убо человека вторицею, иже бе слеп, и реша ему: даждь славу Богу: мы вемы, яко Сей Человек грешен есть (9, 24)
Оказавшись не в состоянии отклонить этого человека от воздания славы Христу, пытаются другим способом достигнуть этого и стараются некоторым образом посредством лести привлечь к своей цели, усиливаясь посредством многих слов заставить его совсем не упоминать Христа и не провозглашать о Нем как целителе, но весьма коварно говорят, что славу за чудо подобает воздать Богу, представляясь здесь заботящимися о благочестии, а также и стараясь склонить его на свою сторону и верить им, хотя и достигают высшей степени нечестия, если говорят, что грешник Тот, Кто пришел для уничтожения греха. Однако ж не представляют ни малейшего доказательства такой клеветы, но, высокомудрствуя и думая о себе нечто великое и необычайное только потому, что руководили народом, они повелевают иметь к ним доверие из-за знатности их лиц и соглашаться с ними как бы в качестве обязанности. Ведь это «мы знаем» окажется заключающим в себе несравненное превозношение для тех, кто исследует тайны своей души. Но и это дает повод немало подивиться безумию иудеев. Повелевая воздавать Богу славу за чудо как единому совершителю таких дел, они, однако ж, осуждают Того, Кто совершил дело Божие (чудо) собственною Своею силою, — и не только сами они (делают) несчастные, но и других принуждают соглашаться с ними. Приписывая своему только знанию ведать ясно о том, что будто бы грешник Христос, они не знают всего того зла, какое определяют на свои собственные головы. Привыкши много кичиться знанием закона и несносно величаясь Священными Писаниями, они получают тем большее наказание, что было можно знать тайну о Христе, чрез закон и пророков многоразлично предызображаемую, возвещаемую, но по причине величайшего нерадения самозванно увлеклись к неведению, — или хотя и знали точно, однако ж никогда не желали со всею охотою делать то, что подобало. Ведь надлежало руководить ум стада к восприятию тайн о Христе и стараться вести других к уразумению того, что подобало знать. Но они, широковещательные в словах и ужасно надменные, с превеликою гордостию восклицая: «Мы знаем», отталкивают изречения закона и ни во что ставят Моисея, а изречения пророков им кажутся ничего не стоящими. Так, они не принимают во внимание то, что предвозвещено гласом пророка как имеющее быть во время пришествия Спасителя нашего Христа. «Тогда, — говорит, — отверзутся очи слепых и уши глухих будут слышать, тогда вскочит, как олень, хромой и ясен будет язык косноязычных» (Ис. 35, 5–6). Так исцелен расслабленный при купальне Вифезда, проведший тридцать восемь лет в немощи своей, как написано (Ин. 5, 2 и дал.), по одному речению Спасителя, оставив постель и вскочив подобно оленю. Но между тем как из-за него надлежало возыметь удивление к Иисусу, они печалились за нарушение субботы и, волнуясь (мнимым) преступлением закона, уничтожали благодать чуда. Также и немой заговорил некогда, по изгнании из него демона. Они же при этом обнаружили столь великое неразумие, что ни малейшей отсюда не получили пользы. Прозрел слепой, исполнилась пророческая проповедь, осуществился Глас Духа, и что же? Опять и здесь страдают они тем же, осуждают Чудотворца, считают грешником Того, Кто мог сиять боголепно и показать уже наставшим то, что ожидалось с давних времен.