Толковая Библия. Ветхий Завет. Книги пророческие

5. Один скажет: «я Господень», другой назовется именем Иакова; а иной напишет рукою своею: «я Господень», и прозовется именем Израиля.

Один скажет, «Я Господень», другой назовется именем Иакова… Смысл этого стиха и его связь с предыдущим довольно загадочны. Большинство комментаторов видит здесь речь о прозелитах и устанавливает такую внутреннюю, логическую связь мыслей. Остаток верного Израиля, получивши Святого Духа, приобретет настолько широкую и почтенную известность, что привлечет к себе многих последователей, которые будут гордиться назваться его именем и наперерыв друга перед другом будут именоваться кто «Господним», кто «Иаковлевым», кто «Израилевым». Здесь, между прочим, довольно тонко подмечен одна характерная черта этих новообращенных язычников — их обычай, принесенный из язычества, локализировать культы и носить имя своего местного божества. В историческом смысле все это вполне оправдалось опять-таки на апостолах, которые в первый же день Пятидесятницы имели уже не одну тысячу прозелитов (Деян 2:41 [652]).

6. Так говорит Господь, Царь Израиля, и Искупитель его, Господь Саваоф: Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога, 7. ибо кто как Я? Пусть он расскажет, возвестит и в порядке представит Мне все с того времени, как Я устроил народ древний, или пусть возвестят наступающее и будущее.

6–23. Идет особый, вставочный отдел, специально раскрывающий в художественно-сатирической форме мысль о ничтожестве идолов, по сравнению с величием истинного Бога. Начинается он словами: «так говорит Господь» (6 ст.) и продолжается до начала 24-го стиха, где мы снова встречаемся с той же самой формулой, очевидно, открывающей собою уже новую речь. Во всем этом отделе можно проследить две главных мысли: одна — о величии, всемогуществе, благости и спасающей силе истинного Бога Израилева, — она развивается в трех первых (6–8) и в трех последних стихах отдела (21–23); другая — о суетности и ничтожестве идолов в связи с преступным легкомыслием и каким-то неразумием поклоняющихся им, — она представляет из себя одно компактное целое (9–20). Потребность такой речи диктовалась условиями наступащего времени — близостью вавилонского плена, где склонные к идолопоклонству Иудеи подвергались особенно сильному соблазну.

В этих стихах — вступление в речь и раскрытие ее основной темы путем положительных доказательств, через ссылку на несомненный факт предстоящего плена, как на оправдание данного Богом пророчества об этом и, следовательно, как на бесспорное доказательство Его Предведения и Божественного достоинства. Как общая аргументация этого подотдела, так даже и все частные его выражения и мысли, уже встречались нам раньше и были своевременно нами прокомментированы (41:22–26; 43:9–11).

8. Не бойтесь и не страшитесь: не издавна ли Я возвестил тебе и предсказал? И вы Мои свидетели. Есть ли Бог кроме Меня? нет другой твердыни, никакой не знаю.

Нет другой твердыни, никакой не знаю. Некоторый новый оттенок мысли: Господь, как Единое истинное прибежище и сила, сравнивается с надежной твердыней, или со скалой — этим прочным естественным ограждением. Хотя, впрочем, и эта мысль, и даже термин, — Zur — уже встречались у пророка Исаии (17:10; [653] 26:4).

9. Делающие идолов все ничтожны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том. Они не видят и не разумеют, и потому будут посрамлены. 10. Кто сделал бога и вылил идола, не приносящего никакой пользы? 11. Все участвующие в этом будут постыжены, ибо и художники сами из людей же; пусть все они соберутся и станут; они устрашатся, и все будут постыжены. 12. Кузнец делает из железа топор и работает на угольях, молотами обделывает его и трудится над ним сильною рукою своею до того, что становится голоден и бессилен, не пьет воды и изнемогает. 13. Плотник [выбрав дерево], протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. 14. Он рубит себе кедры, берет сосну и дуб, которые выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возращает его. 15. И это служит человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печет хлеб. И из того же делает бога, и поклоняется ему, делает идола, и повергается перед ним. 16. Часть дерева сожигает в огне, другою частью варит мясо в пищу, жарит жаркое и ест досыта, а также греется и говорит: «хорошо, я согрелся; почувствовал огонь». 17. А из остатков от того делает бога, идола своего, поклоняется ему, повергается перед ним и молится ему, и говорит: «спаси меня, ибо ты бог мой».

9–20. Включительно дается новое раскрытие темы — a contrario, т. е. путем отрицательным, чрез сильное и художественное изображение мысли о полном ничтожеств идолов и крайнем, даже смешном, ослеплении почитающих их. Строго говоря, и этот подотдел не представляет собой чего-либо оригинального, а заключает только более последовательное и полное развитие тех образов и мыслей, которые уже были намечены пророком Исаией и раньше (40:18–20; 41:6–7). Но во всяком случае нельзя не отметить, что здесь пророк Исаия дает самое систематичное и самое полное обличение идолопоклонства.

В качестве комментария ко всему этому отделу, мы позволим себе привести перифраз его, взятый из толкования блаженного Иеронима.

«Ибо кто может поверить тому, что посредством топора, и пилы, и сверла и молота образуется Бог? Или тому, что посредством угольев, выливаются идолы, или же посредством шнура, струга, наугольника и циркуля вдруг делаются боги, в особенности, когда голод и жажда художника указывают на ничтожность искусства? Ибо делается деревянная статуя, представляющая образ человека, и чем она будет красивее, тем бог считается священнее. Она ставится в капище и заключается в вечной тюрьме, росшая долгое время в лесах и, смотря по различию дерев, бывшая кедром, и ясенем, и дубом или сосною. И удивительным образом обрезки и стружки от этого бросаются в огонь, чтобы нагревать того, кто сделал бога, и варить разного рода пищу, а из другой части делается бог, чтобы, по окончании работы, поклонялся ей сделавший это и испрашивал помощи у своего произведения, — и не понимает или не помышляет или же скорее не видит ни телесными, ни духовными очами, что не может быть Богом то, часть чего сожжена, и что божественное величие не создается человеческою рукою. В пророческой речи — заключает свой перифраз ее блаженный Иероним — очень подробно осмеиваются идолы, но это легко можно понять, и оно не требует пространного или, вернее, излишнего объяснения. Об этом и Флакк (Гораций I, 8, 1–4) пишет в сатире, осмеивая кумиры язычников:

Некогда был я чурбан, от смоковницы пень бесполезный; Долго думал художник, чем быть мне, скамьей, иль Приамом! «Сделаю бога!» сказал; вот и бог я! С тех пор я пугаю Птиц и воров…»

(Твор. блаженного Иеронима, 8 ч. Киев, 1882 г., с. 199).

Глубоко жизненная правда и остроумно художественная форма данного осмеяния идолов послужили причиной того, что оно стало прототипом подобных же обличений и позднейших библейских авторов (Иер 10:2–5-14; Послание Иеремии — 8–72 ст. Прем 13:10–19; 14:14–17; 15:7–9) и у древнехристианских апологетов (см. напр., недавно открытую апологету Аристида Философа).

18. Не знают и не разумеют они: Он закрыл глаза их, чтобы не видели, и сердца их, чтобы не разумели. 19. И не возьмет он этого к своему сердцу, и нет у него столько знания и смысла, чтобы сказать: «половину его я сжег в огне и на угольях его испек хлеб, изжарил мясо и съел; а из остатка его сделаю ли я мерзость? буду ли поклоняться куску дерева?»

Он закрыл глаза их, чтобы не видели и сердца их, чтобы не разумели… О ком здесь говорится? Если о Боге, то достойно ли так думать о Нем? Разумеется, это нужно понимать не в том смысле, чтобы Бог намеренно толкал язычников на путь нечестия и разврата, а в том, что Он не стесняя свободы их воли, попускал их ходить своими естественными путями, или, как выражается апостол: «предал их Бог превратному уму — делать непотребства» (Рим 1:28).

20. Он гоняется за пылью; обманутое сердце ввело его в заблуждение, и он не может освободить души своей и сказать: «не обман ли в правой руке моей?»

Обманутое сердце ввело его в заблуждение… Очень глубокое, чисто психологическое наблюдение, устанавливающее, что главный источник ваших заблуждений лежит не столько в разуме, сколько в развращенном чувстве и порочной воле, т. е. в том самом, что на языке Священного Писания обозначается, как область сердца: «ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф 15:19; ср. Рим 1:21 [654] с. и др.).

21. Помни это, Иаков и Израиль, ибо ты раб Мой; Я образовал тебя: раб Мой ты, Израиль, не забывай Меня.

21–23. Непосредственно примыкают к 8-му стиху и продолжают развитие той же самой мысли о всемогуществе и спасающей любви истинного Бога Израилева. После столь яркого обличения ложных богов язычества, повторное указание пророка на свойства истинного Бога получает по контрасту особую убедительность и силу.

Помни это, Иаков… Израиль, не забывай Меня… Помни это, т. е. ближайшим образом, только что раскрытое ничтожество идолов и неразумие идолопоклонников, а затем и то, что ты потомок знаменитого и верного Богу предка (Иакова-Израиля), что ты раб Мой; т. е., с одной стороны, должен, следовательно, служить не кому-либо другому, а именно Мне, а с другой, что ты как раз и домочадец Мой — близок и дорог Мне, и наконец, помни, что Я образовал тебя, т. е. избрал тебя из среды других народов и соответственно с твоим призванием воспитал тебя, почему и имею на тебя особые права.