Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849

Кроме этих фантастических рассказов, в третьем томе блистает известная история амазонок, которым, по словам автора, «жизнь казалась тяжкою мукой», оттого что они были лишены «общества и покровительства мужчин», и которые «беспрестанно бегают по берегу моря», тщетно придумывая средства, «откуда взять мужчин». Дитя совершенно вправе сделать вопрос: на что им так нужны мужчины?.. Рассказана также история Эдипа, история происхождения Кастора и Поллукса, которые родились вследствие того, что Зевс, под видом лебедя, по выражению автора, «поиграл» с купающеюся Ледою… И все это так голо, так небрежно рассказано!

Что касается до толкования греческих мифов, то Беккер решительно не хочет видеть в них никакой скрытой мысли, а просто-напросто принимает их, как наличную монету. Так, по мнению его, жил-был на свете добрый малый Прометей, который, действительно, изобрел огонь… Автор не только не видит в этом мифе замечательной скрытой мысли, которой он служит только оболочкою, но еще и распространяется об услуге, оказанной Прометеем. Миф Прометея, действительно, оказал большую услугу, только не в этом роде. Точно так же натуральною и правдоподобною находит Беккер сказку о похищении орлом Ганимеда…

Весьма любопытен, сверх того, взгляд автора на древнюю поэзию и на теорию поэзии, изложенный в кратком диалогическом предисловии. Вот некоторые образчики; дело идет о том, что такое был поэт в древности.

«Ах, это точно как импровизаторы, — вскричал Юлий, — о которых папенька недавно рассказывал за столом (?), что они могут на какую угодно задачу сделать прекрасные стихи и прямо, без всякого запинания, говорить или петь их целое полчаса».

«Именно так, — отвечал учитель, — и этому, разумеется, очень редкому дарованию обязан Гомер своей славою, а при жизни, вероятно, и пропитанием».

Именно так! скажем и мы в свою очередь, представляя себе этого доброго Гомера, болтающего без умолку полчаса и этой механической деятельности языка обязанного своею славой. Но будем продолжать выписки.

Художественные произведения других отличных поэтов подвигнули философов— вы знаете, тех людей, которые вечно размышляют, доискиваются как? и почему?и которых можно назвать анатомиками ума и души — приняться за дело, и из различных родов стихотворений вывести Теории.

— Что это значит? — спросил Вильгельм.

— Помнишь, что я недавно сказал ( говорил) тебе о книге, которая лежала здесь на столе.

— Вы мне сказали, что она указывает, что нужно делать, если хочешь научиться плавать.

— Видишь, я все равно мог бы сказать (это все ровно, что если быя сказал): в ней списана теория плавания. Понимаешь ли теперь, что такое теория?

Ребенок, разумеется, понял! Итак, теория поэзии, по мнению Беккера, есть «собрание правил для такого-то искусства или занятия», или иначе: «она указывает нам, что нужно делать, если хотим научиться плавать»… то есть писать стихи, хотели мы сказать. Странно, однако ж, отчего же на свете так мало Гомеров?

Перевод сделан довольно небрежно, и видно, что г. Экерт не совсем хорошо владеет русским языком. Встречаются, например, такие выражения: «он будет вынесен нагим трупом из своего дома» («Одиссея», стр. 21), вместо: труп его будет вынесен нагим, или нагой, и т. д.; или: « на зверской трапезеон опорожнил бадью молока» (ibid., стр. 122), или: «другая его повадка» (том 3-й, стр. 144); или: «я не могу засчитатьтебе те работы» (ibid., стр. 218), «я знал, что ты не гораздонакажешь меня» (ibid., стр. 307)… И таких странных промахов бездна; в одном месте даже какой-то герой «Илиады» подсиживаетдругого героя…

Издание опрятно и дешево.

Стихотворения

Два ангела

Ангел радужный склонился Над младенцем и поет: «Образ мой в нем отразился, Как в стекле весенних вод. О, прийди ко мне, прекрасный, — Ты рожден не для земли. Нет, ты неба житель ясный; Светлый друг! туда!.. спеши! Там найдешь блаженства море; Здесь и радость не без слез, — Клик восторга — полон горя — Здесь и счастлив, — а вздохнешь! За минуту небо ясно, — Вдруг… и тучи налегли. Все, что чисто, что прекрасно — Все минутно на земли. Неужели омрачится Черной скорбию чело, И, блеснув, слеза скатится Из лазури глаз его? В дом надзвездный над мирами Дух твой вольный воспарит, Счастлив ты под облаками! Небо бог тебе дарит! Пусть же факел погребальный Над младенцем не горит, Пусть в устах в тот час печальный Песня радости звучит! Пусть последнее лобзанье Без рыдания сорвут: Час печали, час страданья — Для тебя — к блаженству путь». И умчался среброкрылый, И увял чудесный цвет!.. Мать рыдает и уныло Смотрит ангелам вслед!..

Песня (Из Victor Hugo)

Заря небесная играет, Глядится роза в лоно вод, Лишь девы сон не покидает, Она не ведает забот. Небесная дева, Души моей рай. Проснись! и напевам Поэта внимай! Проснулось все, лишь нет прекрасной.. Песнь в роще раздается вновь, Заря сулит день светлый, ясный, А сердцу шепчет — я любовь. Небесная дева, Души моей рай, Проснись! и напевам Поэта внимай! О неба дивное созданье, О дева, чудо красоты. Прийми, как ангел — обожанье, Как дева — дар святой любви! Небесная дева, Души моей рай, Проснись! и напевам Поэта внимай! Бог дал мне очи, чтоб в восторге Я на тебя одну взирал, Внушил любовь — чтоб в шуме оргий Тебя одной не забывал. Небесная дева, Души моей рай, Проснись! и напевам Поэта внимай!

Лира

На русском Парнасе есть лира; Струнами ей — солнца лучи, Их звукам внимает полмира: Пред ними сам гром замолчи! И в черную тучу главою Небрежно уперлась она; Могучий утес — под стопою, У ног его стонет волна. Два мужа на лире гремели, Гремели могучей рукой; К ним звуки от неба слетели И приняли образ земной. Один был старик величавый: Он мощно на лире бряцал. Венцом немерцающей славы Поэта мир хладный венчал. Другой был любимый сын Феба: Он песни допеть не успел, И в светлой обители неба Уж исповедь сердца допел. Певец тот был славен и молод: Он песнею смертных увлек, И мира безжизненный холод В волшебные звуки облек. Угасли! В святые селенья Умчавшись, с собой унесли И лиру, одно утешенье Средь бурь и волнений земли!..

Рыбачке (Из Гейне)

О милая девочка! быстро Челнок твой направь ты ко мне; Сядь рядом со мною, и тихо Беседовать будем во тьме. И к сердцу страдальца ты крепче Головку младую прижми — Ведь морю себя ты вверяешь И в бурю и в ясные дни. А сердце мое то же море — Бушует оно и кипит. И много сокровищ бесценных На дне своем ясном хранит.

Из Байрона

Разбит мой талисман, исчезло упоенье! Так! вечно должно нам здесь плакать и страдать; Мы жизнь свою влачим в немом самозабвенье, И улыбаемся, когда б должны рыдать… И всякий светлый миг покажет, что страданье, Одно страдание нас в жизни нашей ждет, И тот, кто здесь живет, далек земных желаний. Как мученик живет!

Вечер

Заря вечерняя на небе догорает; Прохладой дышит все; день знойный убегает; Бессонный соловей один вдали поет. Весенний вечер тих; клубится и встает Над озером туман; меж листьями играя, Чуть дышит майский ветр, ряд белых волн качая; Спит тихо озеро. К крутым его брегам Безмолвно прихожу и там, склонясь к водам, Сажуся в тишине, от всех уединенный. Наяды резвые играют предо мной — И любо мне смотреть на круг их оживленный, Как, на поверхности лобзаемы луной, Наяды резвые нагие выплывают, И долго хохот их утесы повторяют.