Том 1. Стихотворения 1892-1909

7

То был мотылек, пилигрим вечеров, Который подслушал прощанье без слов; То было смущенное облачко мая, Которое, в дали лазоревой тая, Над лилией видело алый цветок: Улыбку, склоненную к трепету щек!

8

И больше они никогда не встречались! Но светлой святыней в их душах остались Блаженные тени мгновенного дня… И жили они, эту тайну храня, И память о жизни, о горестной жизни, Была их наградой в небесной отчизне.

16 декабря 1894

Сон пророческий

В мое окно давно гляделся день; В моей душе, как прежде, было смутно. Лишь иногда отрадою минутной Дышала вновь весенняя сирень, Лишь иногда, пророчески и чудно, Мерцал огонь лампады изумрудной. Минутный миг! и снова я тонул В безгрезном сие, в томительном тумане Неясных форм, неверных очертаний, И вновь стоял неуловимый гул Не голосов, а воплей безобразных, Мучительных и странно неотвязных. Мой бедный ум, как зимний пилигрим, Изнемогал от тщетных напряжений. Мир помыслов и тягостных сомнений, Как влажный снег, носился перед ним; Казалось: ряд неуловимых линий Ломался вдруг в изменчивой картине. Стал сон ясней. Дымящийся костер На берегу шипел и рассыпался. В гирляндах искр туманно означался Безумных ведьм неистовый собор. А я лежал, безвольно распростертый, Живой для дум, но для движений мертвый. Безмолвный сонм собравшихся теней Сидел вокруг задумчивым советом. Десятки рук над потухавшим светом Тянулись в дым и грелись у огней; Седых волос обрывки развевались, И головы медлительно качались. И вот одна, покинув страшный круг, Приблизилась ко мне, как демон некий. Ужасный лик я видел через веки, Горбатый стан угадывал, — и вдруг Я расслыхал, как труп на дне гробницы, Ее слова, — как заклинанья жрицы. «Ты будешь жить! — она сказала мне. — Бродить в толпе ряды десятилетий, О, много уст вопьются в губы эти, О, многим ты „люблю“ шепнешь во сне! Замрешь не раз в порыве страсти пьяном… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом! Ты будешь петь! Придут к твоим стихам И юноши и девы, и прославят, И идол твой торжественно поставят На высоте. Ты будешь верить сам, Что яркий луч зажег ты над туманом… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом! Ты будешь ждать! И меж земных богов Единого искать, тоскуя, бога. И, наконец, уснет твоя тревога, Как буйный ключ среди глухих песков. Поверишь ты, что стал над Иорданом… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом!» Сказав, ушла. Хотел я отвечать, Но вдруг костер, пред тем как рухнуть, вспыхнул, И шепот ведьм в беззвездной ночи стихнул, Ужасный сон на грудь мне лег опять. Вновь понеслись бесформенные тени, И лишь в окно вливалась песнь сирени.

19 января 1896

Tertia Vigtlia (1898–1901)

Памяти Ивана Коневского и Георга Бахмана, двух ушедших.

Возвращение

Возвращение («Я убежал от пышных брашен…»)

Я убежал от пышных брашен, От плясок сладострастных дев. Туда, где мир уныл и страшен; Там жил, прельщения презрев. Бродил, свободный, одичалый, Таился в норах давней мглы; Меня приветствовали скалы, Со мной соседили орлы. Мои прозренья были дики, Мой каждый день запечатлен; Крылато-радостные лики Глядели с довременных стен. И много зим я был в пустыне, Покорно преданный Мечте… Но был мне глас. И снова ныне Я — в шуме слов, я — в суете. Надел я прежнюю порфиру, Умастил миром волоса. Едва предстал я, гордый, пиру, «Ты царь!» — решили голоса. Среди цариц веселой пляски Я вольно предызбрал одну: Да обрету в желаньи ласки Свою безвольную весну! И ты, о мой цветок долинный, Как стебель, повлеклась ко мне. Тебя пленил я сказкой длинной… Ты — наяву, и ты — во сне. Но если, страстный, в миг заветный, Заслышу я мои трубный звук, — Воспряну! кину клич ответный И вырвусь из стесненных рук!

31 марта 1900

Я

Мой дух не изнемог во мгле противоречий, Не обессилел ум в сцепленьях роковых. Я все мечты люблю, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих. Я возносил мольбы Астарте и Гекате, Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь, И после подходил к подножиям распятий И славил сильную, как смерть, любовь. Я посещал сады Ликеев, Академий, На воске отмечал реченья мудрецов; Как верный ученик, я был ласкаем всеми, Но сам любил лишь сочетанья слов. На острове Мечты, где статуи, где песни, Я исследил пути в огнях и без огней, То поклонялся тем, что ярче, что телесней, То трепетал в предчувствии теней. И странно полюбил я мглу противоречий И жадно стал искать сплетений роковых. Мне сладки все мечты, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих…

24 декабря 1899

«Ребенком я, не зная страху…»

Ребенком я, не зная страху, Хоть вечер был и шла метель, Блуждал в лесу, и встретил пряху, И полюбил ее кудель. И было мне так сладко в детстве Следить мелькающую нить, И много странных соответствий С мечтами в красках находить. То нить казалась белой, чистой; То вдруг, под медленной луной, Блистала тканью серебристой; Потом слилась со мглой ночной. Я, наконец, на третьей страже. Восток означился, горя, И обагрила нити пряжи Кровавым отблеском заря!

21 октября 1900

Любимцы веков

Ассаргадон Ассирийская надпись

Я — вождь земных царей и царь, Ассаргадон. Владыки и вожди, вам говорю я: горе! Едва я принял власть, на нас восстал Сидон. Сидон я ниспроверг и камни бросил в море. Египту речь моя звучала, как закон, Элам читал судьбу в моем едином взоре, Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон. Владыки и вожди, вам говорю я: горе! Кто превзойдет меня? кто будет равен мне? Деянья всех людей — как тень в безумном сне, Мечта о подвигах — как детская забава. Я исчерпал до дна тебя, земная слава! И вот стою один, величьем упоен, Я, вождь земных царей и царь — Ассаргадон.

17 декабря 1897

Халдейский пастух

Отторжен от тебя безмолвием столетий, Сегодня о тебе мечтаю я, мой друг! Я вижу ночь и холм, нагую степь вокруг, Торжественную ночь при тихом звездном свете. Ты жадно смотришь вдаль; ты с вышины холма За звездами следишь, их узнаешь и числишь, Предвидишь их круги, склонения… Ты мыслишь, И таинства миров яснеют для ума. Божественный пастух! среди тиши и мрака Ты слышал имена, ты видел горний свет: Ты первый начертал пути своих планет, Нашел названия для знаков Зодиака. И пусть безлюдие, нагая степь вокруг; В ту ночь изведал ты все счастье дерзновенья, И в этой радости дай слиться на мгновенье С тобой, о искренний, о неизвестный друг!

7 ноября 1898

Рамсес (отрывок)

По бездорожьям царственной пустыни, Изнемогая жаждой, я блуждал. Лежал песок, за валом вал, Сияли небеса, безжалостны и сини… Меж небом и землей я был так мал. И, встретив памятник, в песках забытый, Повергся я на каменный помост. Палили тело пламенные плиты, И с неба падал дождь огнистых звезд. По в полумгле томительного бреда Нащупал надпись я на камнях тех: Черты, круги, людские лики, грифы — Я разбирал, дрожа, гиероглифы: «Мне о забвеньи говорят, — о, смех! Векам вещают обо мне победы!» И я смеялся смыслу знаков тех В неверной мгле томительного бреда. — Кто ты, воитель дерзкий? Дух тревожный? Ты — Озимандия? Ассаргадон? Рамсес? Тебя не знаю я, твои вещанья ложны! Жильцы пустынь, мы все равно ничтожны В веках земли и в вечности небес. И встал тогда передо мной Рамсес. …………………….

Сентябрь 1899

Жрец Изиды

Я — жрец Изиды светлокудрой; Я был воспитан в храме Фта, И дал народ мне имя «Мудрый» За то, что жизнь моя чиста. Уста не осквернял я ложью, Корыстью не прельщался я, И к женской груди, с страстной дрожью, Не припадала грудь моя; Давал я щедро подаянье Всем, обращавшимся ко мне… Но есть в душе воспоминанье, Как змей лежащее на дне. Свершал я путь годичный в Фивы… На палубе я утра ждал… Чуть Нил влачил свои разливы; Смеялся вдалеке шакал. И женщина, в одежде белой, Пришла на пристань, близ кормы, И стала, трепетно-несмело, Там, пред порогом водной тьмы. Дрожал корабль наш, мертвый, сонный, Громадой черной перед ней, А я скрывался потаенно Меж бревен, весел и снастей. И, словно в жажде утешенья, Та, в белом женщина, ждала И медлила свершить решенье… Но дрогнула пред утром мгла… В моей душе все было смутно, Хотел я крикнуть — и по мог… Но вдруг повеял ветр попутный, И кормщик затрубил в свой рог. Все пробудились, зашумели, Вознесся якорь с быстротой, Канаты радостно запели, — Но пристань видел я — пустой! И мы пошли, качаясь плавно, И быстро все светлело вкруг, — Но мне казалось, будто явно В воде распространялся круг… Я — жрец Изиды светлокудрой; Я был воспитан в храме Фта, И дал народ мне имя «Мудрый» За то, что жизнь моя чиста.

9 марта 1900

Психея

Что чувствовала ты, Психея, в оный день, Когда Эрот тебя, под именем супруги, Привел на пир богов под неземную сень? Что чувствовала ты в их олимпийском круге? И вся любовь того, кто над любовью бог, Могла ли облегчить чуть видные обиды: Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох, Шушуканье богинь и злой привет Киприды! И на пиру богов, под их бесстыдный смех, Где выше власти все, все — боги да богини, Не вспоминала ль ты о днях земных утех, Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

23 декабря 1898

Цирцея

Я — Цирцея, царица; мне заклятья знакомы; Я владычица духов и воды и огня. Их восторгом упиться я могу до истомы, Я могу приказать им обессилить меня. В полусне сладострастья ослабляю я чары: Разрастаются дико силы вод и огней. Словно шум водопадов, словно встали пожары, — И туманят, и ранят, всё больней, всё страшней. И так сладко в бессильи неземных содроганий, Испивая до капли исступленную страсть, Сохранять свою волю на отмеченной грани И над дерзостной силой сохранять свою власть.