Том 1. Стихотворения 1892-1909

Февраль 1904, ноябрь 1905

Гребцы триремы

Тесно во мгле мы сидим, Люди, над ярусом ярус. Зыблются ветром живым Где-то и стяги и парус! В узкие окна закат Красного золота бросил. Выступил сумрачный ряд Тел, наклоненных у весел. Цепи жестоки. Навек К месту прикованы все мы Где теперь радостный бег Нами влекомой триремы? Режем ли медленный Нил, Месим ли фризскую тину? Или нас Рок возвратил К белому мысу Пахину? Песню нам, что ли, начать? Но не расслышат и жалоб Те, кто достойны дышать Морем с разубранных палуб! Кто там? Нагая ль жена Дремлет на шкуре пантеры? Чу! это песня слышна В честь венценосной гетеры. Или то Цезарь-певец Лирой тревожит Тритона, Славя свой вечный венец, Славя величие трона? Нет! то военных рожков Вызов, готовящий к бою! Я для друзей иль врагов Волны упругие рою? Эх, что мечтать! все равно — Цезаря влечь иль пирата! Тускло струится в окно Отблеск последний заката. Быстро со мглой гробовой Снова сливаемся все мы, Мча на неведомый бой Бег быстролетной триремы.

1904

К олимпийцам

Все как было, все как вечно. Победил и побежден! Рассечен дорогой млечной Бесконечный небосклон. Миллионы, миллионы Нескончаемых веков Возносили в бездну стоны Оскорбляемых миров. Все — обман, все дышит ложью, В каждом зеркале двойник, Выполняя волю божью, Кажет вывернутый лик. Все победы — униженье, Все восторги — боль и стыд. Победитель на мгновенье, Я своим мечом убит! На снегу нетленно-белом Я простерт. Струится кровь… За моим земным пределом, Может быть, сильна любовь! Здесь же, долу, во вселенной — Лишь обманность всех путей, Здесь правдив лишь смех надменный Твой, о брат мой Прометей! Олимпиец! бурей снежной Замети мой буйный прах, — Но зажжен огонь мятежный Навсегда в твоих рабах!

15–16 декабря 1904

Современность

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые.

Ф. Тютчев

Кинжал

Иль никогда на голос мщенья

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок…

М. Лермонтов

Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Как и в былые дни, отточенный и острый. Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей вечно сестры. Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда все под ярмом клонили молча выи, Я уходил в страну молчанья и могил, В века, загадочно былые. Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Не веря в робкие призывы. Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамена, Я — отзыв вам кричу, я — песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде, пробежал по этой верной стали, И снова я с людьми, — затем, что я поэт. Затем, что молнии сверкали.

1903

К Тихому океану

Снилось ты нам с наших первых веков Где-то за высью чужих плоскогорий, В свете и в пеньи полдневных валов, Южное море. Топкая тундра, тугая тайга, Страны шаманов и призраков бледных Гордым грозили, закрыв берега Вод заповедных. Но нам вожатым был голос мечты! Зовом звучали в веках ее клики! Шли мы, слепые, и вскрылся нам ты, Тихий! Великий! Чаша безмерная вод! дай припасть К блещущей влаге устами и взором, Дай утолить нашу старую страсть Полным простором! Вот чего ждали мы, дети степей! Вот она, сродная сердцу стихия! Чудо свершилось: на грани своей Стала Россия. Брат Океан! ты — как мы! дай обнять Братскую грудь среди вражеских станов. Кто, дерзновенный, захочет разъять Двух великанов?

27 января 1904

Война

На камнях скал, под ропот бора Предвечной Силой рождена, Ты. — дочь губящего Раздора, Дитя нежданное, Война. И в круг зверей, во мглу пещеры Тебя швырнула в гневе мать, И с детства ты к сосцам пантеры Привыкла жадно припадать. Ты мощью в мать, хотя суровей, По сердцу ты близка с отцом, И не людскую жажду крови Всосала вместе с молоком. Как высший судия, всевластно Проходишь ты тропой веков, И кровь блестит полоской красной На жемчугах твоих зубов. Ты золотую чашу «право», Отцовский дар, бросаешь в мир, Чтоб усладить струей кровавой, Под гулы битв, свой страшный пир. И за тобой, дружиной верной, Спеша, с знаменами в руках, Все повторяют крик пантерный, Тобой подслушанный в лесах.

1904–1905

На новый 1905 год

И вот в железной колыбели,

В громах, родится новый год.

Ф. Тютчев (1856)

Весь год прошел как сон кровавый, Как глухо душащий кошмар, На облаках, как отблеск лавы, Грядущих дней горит пожар. Как исполин в ночном тумане Встал новый год, суров и слеп, Он держит в беспощадной длани Весы таинственных судеб. Качнулись роковые чаши, При свете молний взнесены: Там жребии врага и наши, Знамена тяжкие войны. Молчи и никни, ум надменный! Се — высшей истины пора! Пред миром на доске вселенной Веков азартная игра. И в упоении и в страхе Мы, современники, следим, Как вьется кость, в крови и прахе, Чтоб выпасть знаком роковым.

Декабрь 1904

К согражданам

Борьба не тихнет. В каждом доме Стоит кровавая мечта, И ждем мы в тягостной истоме Столбцов газетного листа. В глухих степях, под небом хмурым, Тревожный дух наш опочил, Где над Мукденом, над Артуром Парит бессменно Азраил. Теперь не время буйным спорам, Как и веселым звонам струн. Вы, ликторы, закройте форум! Молчи, неистовый трибун! Когда падут крутые Веи И встанет Рим как властелин, Пускай опять идут плебеи На свой священный Авентин! Но в час сражений, в ратном строе, Все — с грудью грудь! и тот не прав, Кто назначенье мировое Продать способен, как Исав! Пусть помнят все, что ряд столетий России ведать суждено, Что мы пред ними — только дети, Что наше время — лишь звено!

Декабрь 1904

Цусима

Великолепная могила!

Пушкин

Где море, сжатое скалами, Рекой торжественной течет, Под знойно-южными волнами, Изнеможен, почил наш флот. Как стая птиц над океаном, За ним тоскующей мечтой По странным водам, дивным странам Стремились мы к мете одной. И в день, когда в огне и буре Он, неповинный, шел ко дну, Мы в бездну канули с лазури, Мы пили смертную волну. И мы, как он, лежим, бессильны, Высь — недоступно далека, И мчит над нами груз обильный, Как прежде, южная река. И только слезы, только горе, Толпой рыдающих наяд, На стрелах солнца сходят в море, Где наши остовы лежат. Да вместе призрак величавый, Россия горестная, твой Рыдает над погибшей славой Своей затеи роковой! И снова все в веках, далеко, Что было близким наконец, — И скипетр Дальнего Востока, И Рима Третьего венец!

10 августа 1905

Юлий Цезарь

Они кричат: за нами право! Они клянут: ты бунтовщик, Ты поднял стяг войны кровавой, На брата брата ты воздвиг! Но вы, что сделали вы с Римом, Вы, консулы, и ты, сенат! О вашем гнете нестерпимом И камни улиц говорят! Вы мне твердите о народе, Зовете охранять покой, Когда при вас Милон и Клодий На площадях вступают в бой! Вы мне кричите, что не смею С сенатской волей спорить я, Вы, Рим предавшие Помпею Во власть секиры и копья! Хотя б прикрыли гроб законов Вы лаврами далеких стран! Но что же! Римских легионов Значки — во храмах у парфян! Давно вас ждут в родном Эребе! Вы — выродки былых времен! Довольно споров. Брошен жребий. Плыви, мой конь, чрез Рубикон!

Август 1905

Одному из братьев

Свой суд холодный и враждебный Ты произнес, но ты не прав! Мои стихи — сосуд волшебный В тиши отстоянных отрав! Стремлюсь, как ты, к земному раю Я, под безмерностью небес: Как ты, на всех запястьях знаю Следы невидимых желез. Но, узник, ты схватил секиру, Ты рубишь твердый камень стен, А я, таясь, готовлю миру Яд, где огонь запечатлен. Он входит в кровь, он входит в душу, Преображает явь и сон… Так! я незримо стены рушу, В которых дух наш заточен. Чтоб в день, когда мы сбросим цепи С покорных рук, с усталых ног, Мечтам открылись бы все степи И волям — дали всех дорог.

15–16 июля, 20 августа 1905

Знакомая песнь

Эта песнь душе знакома, Слушал я ее в веках. Эта песнь — как говор грома Над равниной, в облаках. Пел ее в свой день Гармодий, Повторил суровый Брут, В каждом призванном народе Те же звуки оживут. Это — колокол вселенной С языком из серебра, Что качают миг мгновенный Робеспьеры и Мара. Пусть ударят неумело: В чистой меди тот же звон! И над нами загудела Песнь торжественных времен. Я, быть может, богомольней, Чем другие, внемлю ей, Не хваля на колокольне Неискусных звонарей.