Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.

— Я, право, не знаю. Что—то как будто запутано немножко. Все немецкие советы бывают более или менее запутаны. По—моему, все—таки это предложение почти все в дательном падеже, ну и подмешано чуть—чуть родительного и винительного на всякий случай, — так что, я думаю, это скорее значит, что надо держать металлы при себе.

— Должно быть, так оно и есть. Само собой разумеется, что так и должно быть. Понимаешь, это вместо громоотвода. Надень свою пожарную каску, Мортимер, она почти вся металлическая.

Я достал и надел каску — вещь очень тяжелую, неуклюжую и неудобную жаркой ночью в душной комнате. Даже ночная рубашка и та казалась мне лишней,

— Мортимер, я думаю, для туловища тоже нужна защита. Надень, пожалуйста, свою ополченскую саблю. Я повиновался.

— Теперь, Мортимер, тебе надо как—нибудь защитить ноги. Не наденешь ли ты шпоры?

Я надел, не говоря ни слова и едва сдерживая раздражение.

— Мортимер, тут говорится: "Das Gewitterlauten ist sehr gefahrlich, weil die Glocke selbst, sowie der durch das Lauten veranlasste Luftzug und die Hohe des Thurmes den Blitz anziehen konnten" [10] *. Мортимер, значит ли это, что опасно не звонить в колокола во время грозы?

10

* Бить в набат во время грозы очень опасно, так как и сам колокол, и тяга воздуха, возникающая при звоне, и колокольня, благодаря своей высоте, могут притягивать молнию (нем.).

— Да, кажется так, если причастие прошедшего времени стоит в именительном падеже единственного числа, — а по—моему, оно так и есть. Да, я думаю, это значит, что при большой высоте церковной колокольни и отсутствии "Luftzug" [11] ** очень опасно (sehr gefahrlich) не звонить в колокола во время грозы; тем более, видишь ли, что самая расстановка слов...

— Оставь эти пустяки, Мортимер, не трать драгоценное время на разговоры! Возьми большой обеденный колокол, он там, в прихожей. Скорей, Мортимер, милый, мы уже почти в безопасности. О господи! Кажется, мы все—таки останемся живы!

11

** Воздушной тяги (нем ).

Наша маленькая летняя дача стоит на вершине высокой гряды холмов, над спуском в долину. По соседству находится несколько фермерских домиков, самые ближние шагах в трехстах — четырехстах от нас.

Взобравшись на стул, я звонил в этот ужасный колокол, должно быть, минут семь или восемь, как вдруг ставни с наших окон были сорваны снаружи, в окно кто—то просунул ярко горящий фонарь и хриплым голосом спросил:

— Что тут за дьявольщина такая творится? В окно просунулись чьи—то головы, чьи—то глаза ошалело уставились на мою ночную сорочку и боевые доспехи.

Я выронил колокол и, в смущении соскочив со стула, сказал:

— Ничего особенного но творится — так только, немножко беспокоимся из—за грозы. Я тут пробовал отвести молнию.

— Гроза? Молния? Да что вы, Мак—Вильямс, рехнулись, что ли? Прекрасная звездная ночь, никакой грозы нет.

Я выглянул в окно и так удивился, что сначала не мог выговорить ни слова. Потом сказал:

— Ничего не понимаю... Мы ясно видели вспышки молнии сквозь занавески и ставни и слышали гром.

Один за другим эти люди валились на землю, чтобы отхохотаться; двое умерли; один из оставшихся в живых заметил:

— Жалко, что вы не открыли ставни и не взглянули на верхушку вон той высокой горы! То, что вы слышали, была пушка, а то, что видели,— вспышки выстрелов. Видите ли, по телеграфу получено сообщение, как раз в полночь, что Гарфилд избран президентом. Вот в чем дело!

— ...Да, мистер Твен, как я уже говорил вам,— сказал мистер Мак—Вильямс, правила предохранения человеческой жизни от молнии так превосходны и так многочисленны, что я просто понять не могу, как это все—таки люди ухитряются попасть под удар.

Сказав это, он захватил свой саквояж и зонтик и вышел, потому что поезд подошел к его станции.

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

Разговор по телефону, когда вы просто сидите рядом и никакого участия в нем не принимаете, – это, по моему разумению, одна из интереснейших диковинок в современной жизни. Например, вчера, когда я сидел и писал серьезную статью на возвышенную философскую тему, в комнате происходил подобного рода разговор. Оказывается, когда под рукой кто—нибудь говорит по телефону, пишется намного лучше. Ну вот началось все так: одна особа – член нашей семьи – зашла в комнату и попросила меня соединить ее по телефону с домом Баглеев, в деловой части города. Я давно заметил, что женщины, причем во многих городах, всегда стараются уклониться от переговоров с центральной телефонной станцией. Не знаю почему, но это так. Словом, я вызвал центральную, и между нами произошел такой разговор:

Центральная (грубо). Алло!

Я. Центральная?

Центральная. Конечно центральная. Что надо?

Я. Соедините меня, пожалуйста, с Баглеями.

Центральная. Соединяю. Не вешайте трубку.

Потом я слышу: клак, клак, крак… кррак, крак, клак, клак; потом – ужасный скрежет зубов; и наконец – пискливый женский голос:

– Да—а?.. (Постепенно голос повышается.) Вас слушают, кто говорит?

Не отвечая, я передаю трубку и усаживаюсь за стол. Тут—то и произошла самая странная вещь на свете – разговор, при котором слышно только одного собеседника. Вы слышите вопросы, но не слышите ответов. Слышите приглашения, и в ответ не слышите ни слова благодарности. Мертвая тишина вдруг прерывается неожиданными, ничем не оправданными восклицаниями то радостного изумления, то печали, то ужаса. И вы никак не можете взять в толк, о чем разговор, ибо не слышите ни слова из того, что говорится на другом конце провода. Так вот, за время этого разговора я услышал множество самых разнообразных реплик и ответов, причем все они выкрикивались, – ведь женщину невозможно убедить, что по телефону можно говорить и тихо.

– Да?! Но как же это случилось?

Молчание.

– Что вы сказали?

Молчание.

– Нет, нет! Я этого не думаю.

Молчание.

– Нет! Нет, нет, я вовсе не то хотела сказать. Я хотела сказать, положите, пока он еще кипит или совсем перед тем как закипит.

Молчание.

– Что?!

Молчание.

– Я прострочила по самой кромке со всех сторон.

Молчание.

– Да, мне тоже так нравится; но, пожалуй, все—таки лучше отделать валансьеном, или бомбазином, или чем—нибудь в этом роде. Это придаст вид… и сразу же бросится в глаза.

Молчание.

– Это сорок девятая Второзакония… от шестьдесят четвертой до девяносто седьмой включительно. Мне кажется, нам всем следовало бы почаще перечитывать их.

Молчание.

– Может, и так. Я обычно употребляю шпильку для волос.

Молчание.

– Что вы сказали? (В сторону.) Дети, тише!

Молчание.

– Ах, год! Господи, а мне показалось, будто вы сказали кот.

Молчание.

– И с каких пор?

Молчание.

– Да что вы! Вот не знала!

Молчание.

– Вы удивляете меня! Ведь это ж, по—видимому, совершенно невозможно!

Молчание.

– Кто делает?

Молчание.

– Господи помилуй!

Молчание.

– И что только на свете творится!.. Неужто прямо в церкви?

Молчание.

– И ее мать там была?

Молчание.

– Господь с вами! Миссис Баглей! Я б со стыда сгорела! Что же они делали?

Молчание.

– Я, конечно, не могу быть совершенно уверена; ведь у меня нет под рукой нот; впрочем, мне кажется, это будет вот так: тра—ля—ля—ля—ля—ля—ля, трам—та—рам—ля—ля—ля—ля! Ну а потом повторяется.