Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо
Шрифт:
«Сейчас приехал от Абазы, который принял меня достаточно приветливо <…> И еще, между прочим, сказал: а знаете ли, что я спас ваш журнал от второго предостережения? Оказывается, что в Совете дебатировался этот вопрос по поводу моей статьи. На это я сказал, что, во-первых, статья эта напечатана с ведома Григорьева, равно как в майской книжке появится другая статья «Карьера», тоже с ведома Григорьева; во-вторых, что я иначе писать не умею, и стало быть, мне остается одно из двух: или писать как пишу, или совсем перестать».
Журнальный текст очерка носит следы цензурных изъятий: на стр. 552 и 567 выпущенный текст отмечен строками точек (см. стр. 555 и 559). Кроме того, стр. 567–568 вклеена, очевидно, после цензурной вырезки текста. Указанный в докладе Лебедева
В ноябре 1880 года типография Краевского ходатайствовала перед цензурой о разрешении выпустить «Не весьма давно» и рассказ Новодворского «Карьера» отдельным изданием. В заключении Лебедева по этому поводу подтверждается, что в апрельской книжке очерк Салтыкова был напечатан «с некоторыми исключениями» [313] .
313
ЛН, кн. 13–14, стр. 144.
В Изд. 1880очерк вошел почти без изменений в тексте по сравнению с журнальной публикацией.
В очерке развиваются мотивы, намеченные в «Дворянских мелодиях» (см. т. 12), рисуется картина общества, в котором «засилие гады взяли». Слова: «Господи! Да неужто ж это не кошмар!» — подводят итог всему циклу, в котором затрагивается и вопрос о положении немногих «партикулярных людей», понимающих ужас происходящего, тех, что не «сумели уподобить себя зверям». Салтыков весьма скептически относится к либеральной интеллигентской оппозиции, «вольнодумствующей» вполголоса. Но он понимает, что в сложившихся обстоятельствах и такая оппозиция, при всей слабости ее, становится своего рода протестом.
Писатель воспользовался и относительной возможностью посчитаться с «ретирадной литературой», с таким ее представителем, как Цитович.
В очерке высказаны взгляды Салтыкова на «женский вопрос». Он считает односторонней постановку «женского вопроса» применительно только к «культурной среде» (борьба за высшее образование, за право занимать определенные должности, за участие в общественно-политической жизни страны и т. п.). Подлинное решение «женского вопроса» Салтыков связывает с демократическими изменениями в судьбах всего народа и общества. Ср. с «Письмами о провинции» (т. 7, письмо шестое), с очерками «По части женского вопроса» (т. 11), «Сон в летнюю ночь» (т. 12).
Многие газеты поместили положительные отзывы об очерке «Вечерок» [314] .
Признавая совершенство художественной формы сатиры Салтыкова, Буренин в то же время иронически отозвался о «либеральности» писателя и упрекнул его в повторении своих старых тем. Особенное негодование Буренина вызвало высказывание Салтыкова о журналистах «ретирадных мест» [315] .
…вопрос о« подоплеке»… — Здесь: о народном духе, о сущности народа.
314
См.: Г. К. Градовский, Журналистика. — «Молва», 1880, № 109, 19 апреля, подпись: Грель; «Лит. обозр». — «Современность», 1880, № 97, 6 июня; «Русск. литература». — «Сын отечества», 1880, № 94, 25 апреля; фельетон. — «Страна», 1880, № 37, 11 мая, подпись: Фр.
315
В. Буренин, Лит. очерки. — НВ, 1880, № 1492, 25 апреля.
…кто больше заслужил, Москва или Петербург? — Подразумеваются постоянные нападки на « петербургскуюатмосферу»
московских реакционных славянофильских публицистов, а также полемика с ними столичных либеральных газет.…даже фаланстеров не чуждались…— Речь идет об увлечении утопическими социалистическими теориями Фурье в 40-е годы.
Вещий Баян— певец-прорицатель, упоминаемый в «Слове о полку Игореве».
«шизым орлом ширять под облакы»… — Из «Слова о полку Игореве».
Околоток— подразделение полицейского городского участка.
А именно в Лиссабоне…— В 1775 году в Лиссабонепроизошло сильное землетрясение, во время которого погибло около 60-ти тысяч человек. По рассказам, животные предчувствовали его.
…и завтра, и послезавтра все греческие склонения будут? — Намек на систему классического образования, за которую ратовал Катков; победа сторонников этой системы являлась одним из признаков все усиливавшейся общественной реакции.
…газетные церберы. — Цербер— чудовищный пес, охранявший вход в царство мертвых ( ант. миф.). Здесь: реакционные журналисты.
…с подоплекой не шутите<…> это красный фантом! — Намек на настороженное отношение со стороны сторонников официальной идеологии ко всякого рода суждениям о сущности народа, в том числе и славянофильским и благонамеренным.
…подобно ретирадникам, погрязнем в одних игривостях…— Реакционные публицисты рассматривали «женский вопрос» в специфическом плане, набрасывая на него «паскудный покров», сводя его к проповеди разврата, безнравственности. Салтыков, видимо, подразумевает отрицательные высказывания о «женском вопросе» Цитовича, истолковывавшего его как проявление необузданного полового инстинкта (см. «Ответ на «Письма к ученым людям»).
Шалыган— шалопай, бездельник.
Подоплеку угадали! Ах, много еще кровожадности в этой подоплеке таится…— Здесь: подоплека— темные отрицательные стороны народного сознания и быта.
…подоплека завопит: ха-ха, измена! — Подразумевается в первую очередь обывательская «чернь» (дворники, извозчики, мясники Охотного ряда и т. п.), которую власти и реакционная печать пытались изобразить истинной представительницей народных воззрений, якобы враждебных всякой «крамоле» (см., например, «Письмо к издателю» и редакционный отклик на него «С берегов Невы», MB, 1878, №№ 108, 110, 1879, № 97).
«Ее», то есть розничную продажу…— Разрешение или запрещение розничной продажи газет было одним из средств воздействия властей на журналистику.
Никто не моги делать поучения, а в том числе не моги и гад! — Мысль о том, что прежние времена, когда журналистика вообще не могла касаться общественных вопросов, имеет некоторое преимущество перед современностью, когда эти вопросы имеет возможность затрагивать лишь « гад»: реакционные публисты.
Слава богу, говорит, и у нас публицист нашелся! — Подразумевается Цитович.
…«сквозь невидимые миру слезы»… — Из «Мертвых душ» Гоголя (т. I, гл. 7). У Гоголя: «сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы».
Задеть мою амбицию я не позволю вам…— Из водевиля П. А. Каратыгина «Чиновник по особым поручениям».
«Gaudeamus» — студенческая песня («Будем же веселиться»).