Том 14. Письма 1848-1852

ваш весь Н. Гоголь.

Благодарю много добрейшего Неводчикова^* за его милую приписочку в вашем письме. Нет, я его не позабыл и помню: такое радушное участие и такое доброе расположение не позабываются. Прошу вас также передать преосвященному Иннокентию мою чувствительную благодарность за его пастырское благословенье. Благословенье пастыря есть уже само по себе благодатный подарок, а соединенное с тем любовным чувством сердечного участия, с каким верно оно соедини<лось> у него, вдвойне благодатно. Не позабудьте также передать поклон мой о. М. Павловскому^* и всем, кто меня помнит.

Если поможет бог, то первых чисел октября полагаю быть в Одессе.

Минстер П. Ф., 23 сентября 1850 *

195. П. Ф. МИНСТЕР. 23 сентября 1850 <Васильевка>.

От всей души и от всего сердца поздравляю вас с днем вашего ангела. Хоть и не удалось мне присутствовать лично на вашем празднике, на который, как я слышал, съедутся подруги-институтки, но весело и заочно участвовать в вашем веселии. Знаю по опыту, что нет торжественней того торжества, когда собираются школьные друзья-товарищи провести день вместе. Дни эти — дни молодости нестареющей. Храните же свято, неизменно и до конца дней чистое пламя дружбы, какое бы ни встретили вы охлаждение, как бы вам ни показалось, что изменились к вам отношенья других людей; пребудьте сами неизменны, и вы с избытком будете награждены потом от них же, а жизнь ваша украсится многими прекрасными днями. Всё здесь тленно, всё пройдет — одни только милые узы, связывавшие нас с людьми, унесутся с нами в вечность. Ни на одну минуту не следует нам здесь позабывать того, что жизнь нам дана для любви и что мы сами — творенье божьей любви к нам. Желая от души поболее в этот день веселиться, остаюсь ваш всегда

Н. Гоголь. На обороте: Поликсене Федоровне Минстер ^* . От Гоголя.

Смирновой А. О., 26 октября 1850 *

196. А. О. СМИРНОВОЙ. Одесса. 26 октября <1850>.

Приехавши в Одессу, сию же минуту, не откладывая дела в долгий ящик, пишу к вам ^* . Ваше письмо получил ^* еще в Малороссии, перед самым моим выездом. Хоть и говорите вы, что оно писано в вялом и пошлом расположении духа, но оно мне было так же приятно и отрадно, как все ваши письма. Великое дело, когда душа сродни душе: в каком бы растрепанном и неопрятном виде ни вышел, хоть и при нужде бывают строки, все-таки увидишь в них того же человека, которого любишь. Вы правы насчет моих распоряжений по части денежных пособ<ий> и выезда ^* . Точно, я плохо распорядился. Такая находит лень по этой части, что просто не могу с собой сладить, хоть и силюсь давать себе шпоры и понукан<ья>. Может быть, придется остаться в Одессе и всю зиму, хоть и страшат меня здешние ветры, которые, говорят, зимой невыносимо суровы, но сила моря была так полезна моим нервам. [456] Авось-либо и Черное море хоть сколько-нибудь будет похоже на Средиземное. Что бы вам прожить зиму в Одессе! Мы бы опять тряхнули стариной, вспомня Ниццу и всякие приятные встречи, после долгих скитаний. Беда только, что время становится позднее и дороги гадки. Я успел уже видеть Стурдзу, хоть и на весьма короткое время. У него кучи новостей о Востоке и обо всем, для нас интересном, но выслушиванье я отложил до другого врем<ени>, желая поскорей вам нацарапать несколько строк. Не взыщите за царапанье. Прощайте и не забывайте меня.

456

была всегда спасительна для меня

Весь ваш Н. Гоголь.

Гоголь М. И., 28 октября 1850 *

197. М. И. ГОГОЛЬ. 28 окт<ября 1850. Одесса>.

С большим трудом добрался я или, лучше сказать, доплыл до Одессы. Проливной дождь сопровождал меня всю [457] дорогу. Дорога невыносимая. Ровно неделю я тащился, придерживая одной рукой разбухнувшие дверцы коляски, а другой расстегиваемый ветром плащ, и в это время убедился еще более в том, что нужно держаться раз принятого правила: выезжать до 15 октября, а с 15-го сидеть на месте и не отваживаться в дорогу. С 15 октября решительно все дни критические. Если и покажется несколько теплых дней, то они уже не в состоянии поправить раз испортившую<ся> дорогу. Еще не могу вам сказать ничего решительно относительно [458] отъезда. [459] Из Константинополя пришедшие вести, что там не так спокойно, заставля<ют> меня призадуматься, ехать ли в этом году. С другой стороны, оставаться в Одессе тоже не весьма заманчиво для моего некрепкого здоровья. Климат здешний, как я вижу, суров и с непривычки кажется суровей московского. Я же, в уверенности, что еду в жаркий климат, оставил свою шубу в Москве. Но, положим, от внешнего холода можно защититься, как защититься от того, который в здешних продувных домах? Боюсь этого потому, что это имеет большое влиянье на мои занятия. Вообще в этом году я весьма поздно распорядился со всеми моими делами, и причиною этому лень, одолевшая мною в Малороссии. Нечувствительно [460] я выучился откладывать до завтрашнего дня, чего у меня прежде никогда не было. Это самая скверная и губительная привычка. Замечанье это для сестер, которые, пока молоды, еще не могут чувствовать всю ее гадость. Особенно не нужно отлагать исправленья себя в чем-либо уже замеченном, но нужно начинать его с сегодняшнего дня, а не с завтрашнего. Человек нечувствительно с летами набирает столько гадостей, что сам не ловит себя заблаговременно на всех мелочах. Можно сделаться нечувствительно из доброго несносным для всех. Уведомьте меня, говорили ли вы Юркевичу ^* за лес, который возле Черныша ^* , пришло ли разрешенье продавать его? Хорошо бы воспользоваться перевозкой в то время, когда дороги еще хороши. Прощайте. Прилагаю при сем два письмеца ^* — к Андрею Андреевичу и Дмитрию Анд<реевичу>. Передайте поклон мой отцу Антону ^* , Ивану Григор<ьевичу> Крикуневичу ^* и Немченко ^* . Обнимаю вас всех.

457

во всю

458

насчет

459

Далее начато: то есть еду ли я или нет за границу

460

Нечувствительно как

Гоголь А. В., октябрь — ноябрь 1850 *

198. А. В. ГОГОЛЬ. <Конец октября — начало ноября 1850. Одесса.>

Я не сержусь на тебя и даже не удивляюсь твоему отъезду потому что ты еще ни одного разу меня не послушалась. Я вовсе не забочусь о том, чтобы мои советы исполня<лись>, уверенный, что бог всё строит к лучшему. Так и теперь могут тебе представиться многие обязанности, важнейшие тех, которые были бы дома. Но я только прошу тебя, ради бога, обрати сама внимание на самую себя. В твоем характере, незаметно от тебя самой, вырастает строптивый дух своеволья и непокорства. Покорись хоть себе, если не хочешь никому покориться. Говорю тебе, что, если не приобретешь той милой кротости, того радушного желанья всем служить, всем угождать, думать о других, позабывши себя, которые одни только придают неизъяснимую прелесть всем движен<ьям> женщины и на лицо кладут постоянную ясность, — ты никому не понравишься и не исполнишь тем обязанностей, о которых помышляешь. Я заметил в этот приезд, что все тебя гораздо менее стали любить, чем прежде; да и я сам не без болезненного чувства приметил, что и вид твой и все движенья и ухватки стали черствей, неприятней и начали более отзываться чем-то ухарским. Повторяю тебе: ради Христа, о себе уже не говорю (не говорю: «ради меня», это можно сказать только тому, кто искренно и сильно нас любит), но ради Христа, обрати вниманье на самую себя. Может быть, после будет поздно. Выбросивши из себя эгоизм, только умеющий <строить> всякие воздушные замки в будущем для самой себя, гляди на себя так, как бы ты рождена была служить другим, всем, всем, теперь же, в нынешнюю минуту, всем, хоть бы это служенье состояло в том, чтобы подать прежде всех стакан воды или поднять платок. Ты взяла себе престранную методу, чтоб не дать над собой власти другому или кто тебя пониже, перечить, не уступать. Этим только против себя вооружишь и самую себя испортишь. Мне не нравилось твое обращенье ни с сестрами, ни даже со слугами. Бей всех лаской и любовью, если хочешь их себе покорить, и как бы кто ни поступал с тобой, употребляй все силы, чтобы в лице тво<ем> выражалось постоянно ласковое и любовное к нему расположение, как бы ты даже и не заметила, что он тебя обидел. Бог тебя да вразумит; прибегай к нему самому теперь за советом, мне отныне уж нечего тебе говорить, да <и> не о чем больше. Молю тебя, вот и всё. Молись и ты обо мне.

Твой брат Н. На обороте: Любезной сестре Анне.

Шевыреву С. П., 7 ноября 1850 [461] *

199. С. П. ШЕВЫРЕВУ. 7-го ноября <1850>. Одесса.

Благодарю тебя много и много, бесценный друг, за твои заботы о моем племяннике. Поблагодари также и Погодина. Он устроился в Казани, очень хорошо и, кажется, им остались все довольны. Денег ему покуда еще не нужно. Да и лучше, если молодой человек будет знать заранее, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита; он, точно, снабжен всем необходимым. Я теперь, как видишь, сижу в Одессе. Приехал сюда затем, чтобы отсюда двинуться в теплые края, но это, кажется, не состоится по неименью еще пашпорта. Я поленился хлопотать о нем пораньше. Получить его могу или в конце декабря, или в начале генваря, стало быть, выезжать поздно. Весной же мне нужно быть в Москве и в Петербурге. [462] Боюсь и суровости зимы, которая далась мне знать [463] в прошлом году, боюсь и разлучаться с друзьями и близкими. Здешняя зима по забранным сведениям мало чем лучше московской, так что если бы не страшили меня совершенно испортившие<ся> дороги и невыгода зимнего пути, совершенно невыносимого для моего бренного тела, я бы потащился снова в Москву обнять сызнова вас всех и тебя в особенности. Насчет печатанья сочин<ений>: напиши мне, что стоит бумага, на которой печатается «Москвитянин». И можно ли ее заготовить достаточно на 2-е издание моих сочинений. Я бы желал листы ее перегнуть в 12-ю долю. Они велики, и двенадцатая доля будет почти равняться прежней осьмушке. Мне бы хотелось, чтоб изданье продава<лось> дешевле: [464] за 5 томов пять, шесть целковых, не больше. Нужно необходимо, чтобы к выходу II-го тома «М<ертвых> д<уш>» подоспело изданье сочинений, которых, вероятно, потребуется тогда вдруг много. Уведоми меня также, что возьмут типографщики за лист смирдинского издания русских писателей ^* , которое тоже в двенадцатую долю и которых рамка страниц такая, [465] как потребна моим сочинениям. С той только разницей, что мне хотелось бы пустить поля вокруг пошире, [466] и потому бумагу форматом побольше. Живу я в Одессе покуда слава богу. Общество у меня весьма приятное: добрейший Стурдза, с которым вижусь [467] довольно часто, семейство кн. Репниных, тебе тоже знакомое. Из здешних професс<оров> Павловский, преподаватель богословия, и философии — Михневич ^* , Мурзакевич ^* , потом несколько добрых товарищей еще по Нежинскому лицею ^* . Словом, со стороны приятного препровождения грех пожаловаться. Дай бог только, чтобы не подгадило здоровье. Поместился я тоже таким образом, что мне покойно и никто не может мне мешать, в доме родственника моего, которого, впрочем, самого в Одессе нет, так что мне даже очень просторно и подчас весьма [468] пустынно. Уведоми о себе, о добрейшей Софье Борисовне, о детках и, словом, обо всем, что до вас относится. Я уже давно не имею вестей из Москвы. Да, есть ли у тебя экземпляр ^* , чтобы отдать в цензуру, и какому цензору? Я думаю, лучше Лешкову ^* . Им Погодин был всегда доволен. Если же какие-нибудь вздумает цензор изменения противу первого издания, в таком случае лучше в Петербург. Нужно просить Плетнева. Приложенное при сем письмецо ^* , пожалуста, пошли Аксакову. Не позабудь слова два написать о погоде: когда в Москве началась зима и выпал первый снег. Здесь его выпало во множестве третьего дни, и с одного разу сделалась санная дорога: диво, доселе, говорят, невиданное. Вообще климат Одессы я нахожу мало чем лучше московского.

461

2-го

462

в России

463

Далее начато: прошедши<м>

464

В подлиннике: дешевлее

465

должна быть такая

466

Далее начато: что будт<о>

467

быва<ю>

468

даже весьма

Обнимаю тебя несколько раз. Прощай, не забывай и пиши.

Твой весь Н. Г.

Адрес: в Одессу, в дом генерал-майора Трощинского.

Аксакову С. Т., 7 ноября 1850 *

200. С. Т. АКСАКОВУ. 7 ноября <1850>. Одесса.

Уведомляю вас, бесценный друг Сергей Тимофеевич, что я в Одессе и, может быть, останусь здесь всю зиму, хоть, признаюсь, здешняя зима мало чем лучше московской. Но нечего делать: с пашпортом я опоздал. А отсюда подыматься на [469] север тоже поздно. Видел я Казначеева ^* , который мне показался весьма добрым человеком. Часто видаюсь со Стурдзой, с кн. Репниными, Титовыми и со многими старыми товарищами по школе; но чувствую, что вас недостает. Пожалуста, уведомьте меня о себе, о всех ваших и о всем, что до вас относится, о сем прошу и Конст<антина> Сергеевича. Продолжаете ли записки ^* ? Смотрите, чтобы нам, как увидимся, было не стыдно друг перед другом и было бы что прочесть. Константину и Ивану Сергеевичам также.

469

в

Пишите: В Одессу. В доме генерал-майора Трощинского.

Весь ваш Н. Г.

Душевный поклон Ольге Семеновне, Вере Сергеевне и всему дому! На обороте: Сергею Тимофеевичу Аксакову.

Трахимовскому А. М., ноябрь 1850 *

201. А. М. ТРАХИМОВСКОМУ. <Ноябрь 1850. Одесса.>

Думал было еще с вами повидаться, добрейший Алексей Михайлович^*, — и не удалось. А между тем имею к вам убедительнейшую просьбу: дело вот в чем. Не следует нам, миргородским дворянам, выпустить из нашего уезда молодого Трощинского, которого переманивают в Киевскую губернию и с которым советую вам познакомиться, как с юношей, подающим добрые надежды. Говорю это не вследствие каких-нибудь родственных отношений, но потому что это в самом деле мне так кажется. Нам такие дворяне нужны. Употребите все усилия и сами собою и через знакомых и чрез Лукьяновича^* (которому передайте мой искренний и душевный поклон вместе с большим сожалением, что не удалось мне побывать у него лично, перед отъездом); словом, употребите все добрые движения души вашей и все от вас зависящие способы, чтобы в наступающие выборы избрать его в депутаты по Миргородскому уезду или иную должность по выборам, ему приличную, не связанную с большими хлопотами и разъездами, чтобы ему иметь возможность быть хотя вначале при больном отце; он и сам желает лучше причислиться к миргородскому дворянству. И, мне кажется, всем нам, дворянам, следует уважить это доброе желание юноши, который, как бы то ни было, внук того знаменитого мужа^*, которому много обязана Полтавская губерния, по крайней мере в трудное время 12-го года, когда дворянству нужно было сильное предстательство, он не отказался принять на себя звание губернского предводителя, несмотря на то, что, находясь в должности министра, обременен был кучей дел и обязанностей. По этому самому и нам уже следует споспешествовать всеми мерами его внуку в благородном желании служить по выборам. Придает еще шпоры моей просьбе и неприятный отзыв о Миргородском уезде, который случилось мне услышать дорогою от дворянства других уездов, будто бы они глуше и невежественней всех прочих в Полтавской губернии. Что уездный наш город Миргород плох, мы это знаем сами и над ним смеемся. Но пустынность уездного города и непроцветание его скорее показывает то, что дворяне сидят по местам и заняты делом, а не баклушничают по городам. Дворяне других уездов уже и позабыли, что лучшие губернские предводители, и притом более других пребывавшие в этом звании, были все из Миргородского уезда. Во всяком случае, наша общая польза и выгода в том, если должности по выборам будут заняты нашими лучшими фамилиями. Переговорите обо всем этом с Лукьяновичем, подумайте сами и дайте мне ответ в Одессу.

Весь ваш Н. Го<голь>.

Плетневу П. А., 2 декабря 1850 *

202. П. А. ПЛЕТНЕВУ. Декабря 2. 1850. Одесса.

Пишу, как видишь, из Одессы, куда убежал от суровости зимы. Последняя зима, проведенная мною в Москве, далась мне знать сильно. Думал было, что укрепился и запасся здоровьем на юге надолго, [470] но не тут-то было. Зима третьего года кое-как перекочкалась, но прошлого едва-едва вынеслась. Не столько были для меня несносны самые недуги, сколько то, что время (во время их) пропало даром, а время мне дорого. Работа — моя жизнь. Не работается — не живется, хоть покуда это и не видно другим. Отныне хочу устроиться так, чтобы три зимние месяца в году проводить вне России, под самым благораствореннейшим климатом, имеющим свойство весны и осени в зимнее время, то есть свойство, [471] благотворное моей голове во время работы. Я уже испытал, что дело идет у меня как следует только тогда, когда всё утруждение, нанесенное голове поутру, развеется в остальное время дня прогулкой и добрым движеньем на благорастворенном воздухе (а здесь в прошлом году мне нельзя было даже выходить из комн<аты>). Если это не [472] делается, голова на другой день тяжела, не способна [473] к [474] работе. И никакие движенья в комнате (сколько их ни выдумывал) не могут помочь. Слабая натура моя так уже устроилась, что чувствует жизненность только там, где тепло ненатопленное. Следовало бы и теперь выехать хоть в Грецию; затем, признаюсь, и приехал в Одессу, но такая одолела лень, так стало жалко разлучаться и на короткое время с православной Русью, что решился остаться здесь, понадеявшись на русский авось: то есть, авось-либо русская зима в Одессе будет сколько-нибудь милостивей московской. Разумеется, при этом случае стало представляться, что и вонь, накуренная последними политическими событиями в Европе, еще не совершенно прошла, и — просьба о пашпорте, которую хотел было отправить к тебе, осталась у меня в портфеле. Впрочем, уже и поздно: к весне, во всяком случае, не нужно бы возвращаться в Россию. Намеренья мои теперь вот какого рода: в конце весны или в начале лета предполагаю быть в Петербурге, затем, чтобы, во-первых, повидаться с тобой и с Жуковским и перечесть вместе всё то, что хочется вам прочитать, а, во-вторых, если будет божья воля, то и приступить к печатанью. Время, кажется, уже несколько угомонилось, головы хоть, может быть, и не совсем, но по крайней мере уже, верно, отрезвились настолько, чтобы иметь терпенье и хладнокровье выслушать, в чем дело, а до сих пор, право, не подымались даже и руки к изданью чего-либо. [475] Уведоми меня теперь же, какие у тебя планы на лето. Как бы устроиться нам так, чтобы провести его где-нибудь на морских водах, в Ревеле или в ином месте? Я думаю, что взаимные беседы нам будут теперь нужней чем когда-либо прежде. Не поленись, напиши теперь же, присообща к этому хоть два слова о своем житье и о милых — близких твоему сердцу, которым всем передай душевный мой поклон.

470

как следует

471

Далее начато: которое

472

Далее начато: на

473

и неспособна

474

к переправлено из как

475

чего-либо в свет

Твой Н. Гоголь.

Адрес: В Одессе. 1-й части 1-го квартала. В доме Трощинского.

P. S. С недавнего времени книгопродавцы стали меня осаждать письмами. Пожалуста, пошли человека в дом Пажеск<ого> корпуса сказать Лисенкову^*, который надоедает более других, что я буду сам в Петербурге.

Шевыреву С. П., 15 декабря 1850 *

203. С. П. ШЕВЫРЕВУ. Одесса. 1850. Декабря 15.

Пользуюсь оказией и отвечаю тебе на твое письмо через Николая Никифоров<ича> Мурзакевича, который к Рождеству, вероятно, уже будет в Москве. Благодарю тебя много за всё. Всякое письмо [476] к тебе начинается, как видишь, благодарень<ем>. Так уж, видно, определено свыше. Относительно распоряженья твоего насчет 1000 руб. сереб<ром> из благотворительной ^* суммы совершенно согласен, и мне кажется самому, что это будет полезнее прочего. Сочинения можешь отдать в цензуру, но если бы к чему привязался цензор, то отвоюй, переговорив с попечителем ^* . [477] Что же до отпуска всех экземпляров «М<ертвых> д<уш>» одному книгопродавцу, то, мне кажется, лучше этого не делать, потому что от этого выгоды мне никакой, а бедному покупщику вред. Забравши остальные книги, книгопродавец делается тотчас монополистом и дерет жидовские цены. Письма Базили не ищи ^* , не отыщешь; оно давно в моих руках, ты его отправил тот же час ко мне, как получил. Обнимаю тебя. Поздравляю вперед с грядущим 1851-м годом, от всей души желая, чтобы он был тебе благотворнейшим из всех, доселе тобой встречаемых. Бог да хранит тебя, как зеницу ока, вместе со всем твоим семейством!

476

Письмо, какое ни пишу

477

Далее начато: насчет же